заволокло густым сизым дымом, от машины за версту воняло горелой пластмассой и
еще чем-то схожим, чад паленой синтетики забивал горло, но Кирьянов все равно
кинулся вслед за прапорщиком, Тот, отвернув лицо и жутко перхая от хлынувшего
наружу дыма, уже вытаскивал за шиворот кого-то безвольно обвисшего, перевалил
через борт, поволок в сторону. Кирьянов наконец добежал, помог, тоже отчаянно
кашляя. Вдвоем они оттащили Митрофаныча подальше, опустили на траву. Оружейник
пошевелился, перевернулся на живот и, упираясь ладонями в землю, принялся
ожесточенно блевать, кашляя, содрогаясь всем телом. Хорошо еще, ветерок относил
вонь горелой пластмассы в другую сторону. Прапорщик Шибко двумя пальцами
вытянул из нагрудного кармана пачку сигарет. Дышал он почти нормально, и лицо
казалось почти спокойным, но руки все же подрагивали, и губы кривились.
пальцами поддерживая в углу рта зажженную сигарету, глядя куда-то сквозь
Кирьянова прозрачными синими глазами. — Давно к тому шло, но тогда в каминной
глазыньки у него стали дозревшими... — Он произнес длинную затейливую фразу на
неизвестном Кирьянову языке, судя по интонации, определенно матерную. —
Кулибин, мать его, Левша доморощенный, народный умелец, гений-золотые руки...
Это ж уму непостижимо, расскажи кому — не поверят. В жизни бы не подумал, что
можно кустарным образом, чуть ли не голыми руками переделать излучатели на
убойный залп... На один-единственный, правда, вон как все замкнуло-коротнуло,
но все равно, уважаю... Ум-мелец, чтоб тебя!
голосом отозвался:
благородная вскипает, как волна... Я бы еще понял, сокол, будь ты фронтовичком,
но ты ж всю жизнь проторчал в тылах, и не просто в тылах, а в галактических...
пытаясь подняться на ноги. Хриплый кашель гнул его к земле. — И торчал,
промежду прочим, в наших тылах, на своей стороне!
что ни на есть своей, — произнес Шибко совсем бесстрастно. — Это ведь как
посмотреть...
вялым, пообещал Митрофаныч, кое-как усевшись и упираясь в землю кулаками. —
Ур-рою...
придешь, вспомнишь про уставы, регламенты и правила, прикинешь на трезвую
голову... Охолонешь.
мстителя, теперь изволь голову ломать, как все это замазать. Ну да ладно,
что-нибудь придумаем... — Он уставился на Кирьянова, словно впервые обнаружив
его присутствие, криво улыбнулся: — Степаныч нас не выдаст, ага? К чему трясти
грязным бельем на публике?..
замазать...
убедительную бумагу: мол, по неизвестным причинам бортовые излучатели
совершенно самостоятельно и непроизвольно вместо обычного режима сработали
непонятным образом в неподобающем диапазоне... Если изложить толково и
направить бумагу умеючи, все будет в ажуре: полностью исключив человеческий
фактор, создадут, как водится, комиссию из бюрократов и ученых мужей; те и
другие везде одинаковы, что на Земле, что в Галактике... Поставят кучу
экспериментов, моделируя здешние условия, будут грешить на флюктуации звезды,
гравитационную постоянную, пояса ионизирующего излучения, выдвинут несколько
взаимоисключающих гипотез, и каждая группа будет сражаться за свою так долго и
яростно, что о самом предмете спора постепенно забудут насовсем...
прецеденты. Нет, все сойдет с рук, если грамотно отписаться. Кулибин, мать
его...
рядом еще одна машина, оттуда проворно выскочил Кац, мгновенно оценил
обстановку и грустно сказал:
Обязательно нужно сводить счеты прямо на задании, а мирить их должен Кац по
всегдашней жидомасонской привычке... Что вы смотрите, товарищ командир? Нужно
же обследовать...
живучий...
присел на корточки возле Митрофаныча и попытался приложить к его виску
моментально выдвинувшийся блестящий щупик диагноста, увенчанный чем-то вроде
зеленого фасеточного глаза стрекозы. Митрофаныч сумрачно отпихнул его руку и
задушевно вопросил:
фляжку. — Как же без спирта, среди вас находясь? Приличный жидомасон просто
обязан вас спаивать во исполнение тайных зловещих планов... Коньяк сойдет?
присосался к горлышку. Кац заботливо сидел возле него на корточках, задумчиво и
печально качая головой.
но воцарилось нечто вроде умиротворенности и покоя, от аппарата Митрофаныча все
еще пронзительно воняло жженной пластмассой, ветерок колыхал кусты, и вдали
черный дым поднимался до самого неба, до пресловутой хрустальной тверди.
косясь на Кирьянова словно бы испытующе. — Никогда не был ни вла-совцем, ни
нацистом. Первые — тупое быдло, вторые... а, в общем, тоже. Эта их теория крови
и национальной исключительности...
Кирьянову. — Не ангел и не дьявол. Обыкновенный шарфюрер СС. Ваффен СС. Если
тебе это интересно, Степаныч, ни евреев, ни славян я в печах не жег. Иначе
никто бы меня не поставил в одну группу с Кацем. Есть строгие правила: не
перемешивать, скажем, буденновцев с деникинцами, гестаповцев с евреями,
гугенотов с лигистами, суннитов с шиитами, и тэ дэ, и тэ пэ... В печах жгли
черные. А мы — зеленые СС. Мы воевали.
запутанный жизненный путь, выбранный под давлением непростых обстоятельств, а?
к солнцу. — Понимаешь ли, я, говоря шершавым языком былой пропаганды, —
затаившийся враг Советской власти. Из бывших, ага. История стандартная — все,
что имели, потеряли, все из родни, кому не повезло, сгинули в ЧК, а немногие
уцелевшие, вроде моего отца, затаились, замаскировались, пролетариями
прикинулись... Но ничего не забыли — а вот научились многому. Видел бы ты меня,
Степаныч... Образцовый пионер, комсомолец, организатор, зачинатель, маяк,
ворошиловский стрелок, готовый к противохимической обороне, двух врагов народа
в лице педагогов лично разоблачил и удостоился письменной благодарности... А
наряду с тем меня, едва вошел в сознательный возраст, всегда учили, что
настанет пора, когда можно будет открыто и невозбранно резать красных. И в июне
сорок первого пришла-таки эта самая пора. Когда эшелон разбомбили, оценил я
обстановку и поспешил прямым ходом на запад, навстречу гудериановцам. Ну,
наткнулся на дозор, поднял руки и на отличном немецком растолковал, что к чему
и каковы мои намерения. Ну, меня быстренько зачислили в ряды. В июне сорок
первого это делалось просто — «добровольный помощник», потом полноправный
солдат... Ради юридической точности следует упомянуть, что советскую присягу
принести не успел — нас везли в штатском, необмундированных, ведать не ведая,
что тот сборный пункт уже давно под вермахтом... Присяга у меня одна,
вермахтовская, по всем правилам. Зимняя кампания под Москвой, то-се... В сорок
втором занесло на Балканы, а там как раз формировали добровольческую
горнострелковую. Дивизия СС «Принц Евгений», не слышал? Прихватили и меня: как
же, зимняя кампания, немецкая кровь, Железный крест, кое-какой альпинистский
опыт... И три года мы на Балканах гоняли партизан. Между прочим, это мы
чуть-чуть не сцапали однажды самого Тито со всем штабом, только бегать он умел
быстрее лани, так что не получилось, к сожалению... В общем, это были те же
красные...
никаких деревень и не жгли в каких-нибудь Карпатах или там под Кандагаром?
Партизанская война — вещь жестокая и заведомо несправедливая, чего уж там. А
если философски обобщить... — Он широко улыбнулся, глядя куда-то вдаль, на
пылающую саванну. — Если обобщить, то оказалось, что дело вовсе не в красных. И
не в черных. И уж никак не в шизофренических идеалах этого австрийского
ублюдка. Не в свое время я родился, точно. На Балканах это выяснилось
совершенно недвусмысленно. Мое время — это первобытная война. Ты не
представляешь, Степаныч, какой это кайф — вести взвод в атаку, когда в руках у
тебя дергается черный тяжелый машинен пистоле, а рядом ребята лупят от бедра, и
навстречу тебе палят эти долбаные сербы, и ты уже видишь, какого цвета у них
глаза, и выдергиваешь кинжал из ножен, и хрипит рукопашка... И какой кайф — в
очередной раз выйти живым из боя... А деревни... Ну что деревни? Их все всегда
жгли, с начала времен. Впереди тебя все разбегается, а позади тебя все горит,
завалишь прямо посреди двора какую-нибудь горную красотку, дикарочку,
родителями неграмотными воспитанную в богобоязненности и целомудрии, всадишь ей
так, что самому жутко... То как зверь она завоет, то заплачет, как дитя... А
вокруг горит все, как эта саванна... Ну при чем тут идеи? При чем тут черные,
зеленые и красные? Просто это было мое — первобытная война, как во времена
каменных топоров...
Володихин Дмитрий
Махров Алексей
Лукьяненко Сергей
Орлов Алекс
Андреев Николай
Афанасьев Роман