беспомощной женщины.
плохое. Тогда приходи.
плакать, мой тебя охранять. Мой - великий охотник! - Он хлопнул себя по груди,
по глухо брякнувшим ожерельям, и перевел взгляд на Саймона. - Ты говорить, у
зукк нет крылья, нет вертолета. Как же они сюда попасть?
запястья девушки. - Скажем, тайная тропа на Перешейке... или большой плот...
очень большой... В конце концов, левиафаны не питаются бревнами.
снимки, на... - девушка судорожно вздохнула, - на память... Я тебе покажу,
когда вернемся на станцию. Левиафан, он... понимаешь, в нем семьдесят метров
длины, а пасть...
рыба, огромная рыба - с жабрами и плавательным пузырем. А еще есть акулоиды...
Поменьше, но еще страшнее... - Плечи Хаоми дрогнули.
машинах там летать опасно. - Тонкая рука Хаоми протянулась к северу, к
маячившим на горизонте зловещим скалам. - Вначале, километров триста, будут
ущелья, джунгли, поля с горячими гейзерами и разломы, из которых сочится
сернистый газ... Над ними еще можно пролететь - на "пчеле", на "фламинго"... Но
дальше - область кратеров, а там такая жара, что у дайров шкура идет пузырями.
Так Жюль говорил, - добавила девушка с грустной улыбкой.
Пойду погляжу на станцию. Может, у зукков и впрямь выросли крылья, а?
высоты, мог оглядеть простиравшуюся к северу равнину, голубой небосвод в пятнах
белесых облаков и вершины далеких гор. Ближе к горам над степью мелькали
какие-то крохотные точки, и Саймон, подняв бинокль, увидел стаю птеродактилей -
точь-в-точь таких, как на видеозаписи из файла 4412 в "Анналах планетографии".
Походили они на кайманов с Тайяхата, только летающих и с одной-единственной
парой лап. Лапы были мощными, когтистыми, страшными.
раскачиваться. Вверх-вниз, вверх-вниз... Он припомнил, что в этот сезон - как
сообщалось в тех же "Анналах" - над заливом дуют сильные устойчивые ветры с
севера, чередуясь с бурями - такими сильными, что зазевавшихся левиафанов
нередко выбрасывает на берег. Этих мертвых чудищ, собственно, и препарировали
биологи в эпоху исследования Тида, так как с живым левиафаном не совладал бы
даже боевой "ифрит" с ракетной установкой "Железный Феликс". Конечно, Хаоми
права - никаких шансов пересечь залив, на плоту или на лодке, у изолянтов не
было. Равным образом не могли они пробраться по суше, разве что в желудках
огненных драконов. Да и у тех, по словам покойного де Брезака, среди вулканов
шкура шла пузырями.
прожектора потухли и загорелись вновь, едва над степью сгустились сумерки; это
доказывало, что станция обитаема. Еще он видел человека, коренастого
бритоголового крепыша, который время от времени появлялся на балконе, озирал
степь и исчезал, явно предпочитая прохладу станции царившей снаружи жаре.
Физиономию его, за дальностью расстояния, разглядеть как следует не удавалось,
но Саймон решил, что интеллектом она не блещет. Определенно не блещет - можно
поставить свое ожерелье против любого из амулетов Ноабу! По виду, этот парень
привык не кнопки жать, а сворачивать шеи... Значит, есть второй, который знает,
куда натянуть контактный шлем, как настроить компьютер, как открыть тоннель и
как пройти по нему - в место далекое и безопасное. Ничего нового в такой
информации не содержалось, и Саймон мог сделать лишь одно-единственное
заключение: изолянты хитры и не склонны демонстрировать свои возможности и
силы. Вероятно, они догадывались, что за ними наблюдают.
взглядом Ноабу и тревожно-ласковым - Хаоми. На нем снова был комбинезон с
инспекторскими нашивками, у пояса висели нож, фонарь и кобура с "вопилкой", а
пистолет покоился за пазухой. Ранец совсем прочим имуществом он оставил; да и
не было там ничего, кроме бинокля, запасных обойм к "рейнджеру", метателя с
прочным шнуром и туб с пищевой смесью.
бегом, прокручивая в голове все то, что предстояло совершить. В успехе он не
сомневался; он верил в себя и знал, где скрыт источник этой веры. Враги, быть
может, предполагали, что он сильнее и быстрее их, но степень сего превосходства
была для них тайной за семью печатями, личным секретом Ричарда Саймона.
Сильнее? Да. Быстрее? Несомненно. Насколько сильней и быстрей? Вот здесь стоял
большой вопросительный знак, и неведение противной стороны являлось его
мощнейшим оружием, главным залогом успеха. В самом деле, что знали эти зукки о
Ричарде Саймоне, агенте ЦРУ? Или о Дике Две Руки, воине-тай? Ровным счетом
ничего. А он был сама смерть - неотвратимая и быстрая, как вспышка лазера.
загораются тревожные сигналы, как чьи-то руки поднимают карабин, чей-то палец
касается курка, чья-то ладонь ложится на нож. Дубовые кроны глухо прошумели над
ним; листья в ярком свете прожекторов казались сочно-зелеными, блестящими,
словно облитыми лаком. Теперь справа был приземистый ангар с розово-красным
"фламинго", чьи поникшие винты напоминали огромный цветок гвоздики, а слева -
серый купол станции и широкий вход - не меньше, чем ворота ангара. Саймон
метнулся к нему, вытаскивая пистолет. Рукоятка "рейнджера" была теплой,
шершавой, надежной.
стены до стены занимала Рама. Ее серебристый обод с подписью Невлюдова
вмонтировали в пол, что позволяло пересылать объемистые грузы - к примеру, того
же "фламинго" или целый транспортный модуль с припасами и батареями для
генераторов. Сама генераторная была слева, за плотно сдвинутыми массивными
стальными дверями; прямо темнел широкий проем западного выхода, а по правую
руку, за полупрозрачной перегородкой, находилась диспетчерская. Дверь в нее
откатили нараспашку, и Саймон, не сходя с места, мог видеть большой
компьютерный экран меж двух округлых окон-иллюминаторов. В окнах, глядевших в
ночное небо, сияли звезды, а на экране с усыпляющей ритмичностью вспыхивал алый
круг - требование ввести пароль. За перегородкой что-то шевелилось, по обе
стороны от входа, и Саймон, зло ощерившись, подумал - ждут!
приглядываясь к двум предполагаемым мишеням.
Раньше поговорим, мой золотой. Может, сторгуемся, а? Тебе - твоя жизнь, а
мне...
Саймон стремительно развернулся, вскидывая оружие. "А вот и третий", - успел
подумать он, и вместе с этой мыслью пришло недоумение. Стреляли, кажется, без
приказа...
заставив выронить пистолет. Хрипло вскрикнув, Ричард Саймон потянулся к нему
немеющей рукой и потерял сознание.
стянули за спиной. Правый рукав комбинезона был отрезан, и дырки в плече,
входное и выходное отверстие, заклеили, проложив тампонами с чем-то целебным и
обжигающе-ледяным - кровь, во всяком случае, из дырок не хлестала. Покидая омут
забытья, Саймон уже чувствовал, что легкие его не задеты, что он сумеет
пошевелить рукой и, возможно, стиснуть пальцы в кулак. Кажется, ему повезло -
стреляли не из боевого оружия, из карабина, иначе он остался бы без плеча и без
руки.
гортанный, слегка картавый и вроде бы откуда-то знакомый. Кажется, шел спор;
говорили на русском, но для того, второго, слегка картавого, русский явно был
не родным.
негромким, но уверенным, с интонациями начальника, распекающего подчиненного. -
Ты зачем стрелял, касатик? Южный темперамент разыгрался? Или помнилось чего?
Или, может, я тебе велел, а? Ты от меня хоть слово услышал насчет пальбы?
и будто бы знакомым голосом. - Говору, узнал я его! Я этого парня видэл в дэлэ!
Он бы с тобой по-бэсэдовал... просвэрлил бы дырку промэж глаз!
заявится целый полк по наши души?
выстрэлил! А если б он выстрэлил пэрвый, ты бы сэйчас жрал уголья в аду! Или
раком стоял под самим Сатаной!
голос пониже тоном. - Все мы встанем раком, ежели парень не очнется. Встанем
раком и припустим в лес, потому как больше деваться некуда. Прощай, Гавана, а?
Ни баб тебе, ни белых штанов!
Здоровый лось! И хитрый! Я думаю, он ужэ оч-нулса. Хочэшь, провэру?
его лица - он стоял вполоборота, повернувшись к щуплому мутноглозому субъекту с
физиономией оголодавшего хорька. На мутноглазом были мешковатые штаны и куртка
- просторная, явно с чужого плеча; за поясом торчал лучемет - финский разрядник
"похьела", не столь мощный, как излучатели русского производства, но все же
сверливший дырки в железных плитах с пятидесяти метров. Второй лучемет был в
руках коренастого крепыша с мощной мускулатурой, подпиравшего стену шагах в