соскользнул к обрыву прежде, чем понял, что происходит. Бешено размахивая
руками и ногами, он вниз головой полетел в быстрые воды текущей внизу
реки. Алланон бессильно смотрел, как юноша с сокрушительной силой ударился
о воду, вынырнул на поверхность, и течение понесло его тело на восток, к
далеким равнинам, подкидывая и крутя его, как кусок пробки, пока он не
скрылся из вида.
пустоту. Бледные угасающие лучи вечернего солнца падали на его коренастую
фигуру, отбрасывая на остывающий камень громадной горы его тень. Он
прислушивался к окружающим звукам, приглушенным голосам членов отряда,
стоящих чуть левее, щебетание птиц в лежащем впереди лесу. В его мыслях
звучал решительный голос Шеа, и ему вспоминалась отчаянная отвага брата
перед лицом тех бесчисленных опасностей, с которыми они вместе
сталкивались. Теперь Шеа нет с ними, возможно, нет и в живых, безымянная
река унесла его тело к равнинам по ту сторону гор, которые они с таким
трудом пересекли. Он осторожно потер голову, ощутив тупую боль и нащупав
шишку от удара обломком камня, от которого он лишился чувств и не мог
помочь брату, когда тот действительно нуждался в его помощи. Они были
готовы принять смерть от рук Носителей Черепа, готовы погибнуть от мечей
кровожадных карликов, готовы даже расстаться с жизнью в страшном Зале
Королей. Но слишком трудно было смириться с тем, что их путь так нелепо
оборвется на узком скальном карнизе, когда спасение было уже совсем
близко. Флик ощущал в душе такую мучительную боль, что ему хотелось
тоскливо застонать. Но даже сейчас он не мог плакать. Гнев, с которым он
не мог совладать, скрутил в комок все его внутренности, и он ощущал только
странную пустоту в душе.
вышагивал взад и вперед в нескольких футах от юноши, его стройная фигура
согнулась, словно от тяжелой раны. В его мыслях пылал безумный гнев, та
бессильная ярость, которая овладевает посаженным в клетку зверем, когда
иссякает надежда на спасение, и остается только животная гордость и
ненависть. Он знал, что ничем не может сейчас помочь Шеа. Но эта мысль
ничуть не облегчала то чувство вины, которое он испытывал из-за того, что
не был рядом, когда начался оползень, позволив юноше рухнуть в пенящуюся
воду реки. Если бы он не оставил Шеа одного с друидом, что-то наверняка бы
удалось придумать. Но он сознавал, что в случившемся нет вины Алланона;
тот сделал все возможное, чтобы защитить Шеа. Менион двигался длинными
энергичными шагами, вбивая каблуки своих сапог в землю. Он отказывался
поверить, что поход окончен, что им придется признать свое поражение,
когда Меч Шаннары был уже почти у них в руках. Он остановился и задумался
над предметом их поисков. Горец все еще не видел никакого смысла в идее
Алланона. Даже если они добудут Меч, как может один мужчина, вернее даже,
возмужавший юноша, надеяться превозмочь силу такого чудовища, как
Повелитель Колдунов? Теперь им уже не узнать ответа, ибо Шеа, судя по
всему, мертв; и даже если он уцелел, то все равно потерян для них.
Казалось, все его прежние мысли потеряли свою значимость, и Менион Лих
внезапно осознал, как много значила для него их простая дружба. Они
никогда прямо не говорили о ней, не обсуждали ее открыто, но эта дружба
существовала и была ему дорога. А теперь все это позади. В бессильной
ярости Менион закусил губу и продолжил мерить землю шагами.
обрывающейся в считанных ярдах позади них. Дарин с Даэлем приглушенно
переговаривались, опустив глаза и лишь изредка бросая друг на друга косые
взгляды; тонкие черты их эльфийских лиц задумчиво нахмурились. Рядом с
ними, прислонившись крепким телом к огромному валуну, стоял Гендель, как
всегда, молчаливый, но сейчас особенно задумчивый и необщительный. Его
плечо и нога были перевязаны, а на мрачном лице виднелись шрамы и
царапины, полученные в битве со змеем. Он подумал о своей родине, о ждущей
его возвращения семье, и на миг ему неодолимо захотелось еще хоть раз в
этой жизни увидеть зеленые леса Кулхейвена. Он знал, что без поддержки
Меча Шаннары и без Шеа, который был способен владеть им, его землю
захлестнут армии Севера. Но об этом размышлял не только Гендель. Те же
мысли посещали и Балинора, разглядывающего одинокую громадную фигуру,
неподвижно стоящую в небольшой рощице, в отдалении от них. Он знал, что
отряд столкнулся с невозможным выбором. Или они сдадутся и повернут назад
в надежде вернуться в свои земли и попытаться найти Шеа, или же им
придется идти дальше, в Паранор, чтобы добыть Меч Шаннары, но уже без
отважного юноши. Трудно было принять какое-то решение, и ни одно из них не
радовало их мысли. Воин покачал головой - в его памяти на мгновение
вспыхнул момент нелепой ссоры с братом. Когда он вернется в родной Тирсис,
ему предстоит принять еще одно решение - и оно тоже не обещало быть
легким. Он никому не рассказывал об этом; пока что его личные проблемы
были далеко не самыми важными.
что-то решившись. Они смотрели, как он шагает к ним, как легко развевается
его черный плащ, как решительно выглядит его суровое темное лицо даже в
миг горького поражения. Менион застыл, словно окаменев, с бешено бьющимся
сердцем ожидая того столкновения, которое уже давно назревало между ними,
ибо горец, всегда предпочитавший действовать сам, подозревал, что его
планы не во всем совпадают с планами Алланона. Флик заметил тень страха на
лице принца Лиха, но кроме того, отметил и его неожиданную смелость и
самообладание. Все они медленно поднялись и собрались вместе, перед
подошедшей к ним темной фигурой друида; в их утомленных, почти сломленных
умах внезапно вспыхнуло новое яростное стремление бороться с судьбой. Они
не знали, что прикажет им Алланон, но сознавали, что прошли слишком далеко
и пожертвовали слишком многим, чтобы сейчас сдаваться.
чувства, а темное лицо казалось могучей гранитной стеной, истертой и
покрытой выбоинами. Когда он заговорил, его ледяные слова начали мерно
падать в тишину.
себя как в собственных глазах, так и в глазах тех, кто во всем полагается
на нас. Если нам предстоит погибнуть в битвах со злом Севера, с
порождениями мира духов, то мы должны идти и сражаться. Мы не можем
вернуться домой и надеяться, что какое-то неожиданное чудо спасет нас от
силы, которая готова поработить и уничтожить нас всех. Если мы встретим
впереди свою смерть, то встретим ее с обнаженным оружием и Мечом Шаннары в
руках!
Балинор ощутил, как его охватывает легкая дрожь волнения. Все они мысленно
восхитились неистощимой силой друида, внезапно ощутив гордость тем, что
стоят рядом с ним, участвуют в его опасном и рискованном походе, приняты
им в отряд.
тоном, и проницательный взгляд друида остановился на нем. - Что стало с
Шеа, из-за которого мы, собственно, и отправились в эту экспедицию?
юноши.
Возможно, он жив, возможно, нет, но сейчас мы ничего не можем для него
сделать.
бесполезным куском металла без законного владельца! - в гневе закричал
Алланон, охваченный давно копившейся в его душе яростью. - Так вот, я не
сделаю ни шагу вперед, пока не узнаю, что стало с Шеа, даже если мне
придется на время забыть о походе и нашей цели, пока не найду его. Я не
предам друга!
голос мистика. - Не говори глупостей. Бессмысленно обвинять меня в потере
Шеа, ибо я последним из вас всех причинил бы ему вред. Твои утверждения
даже отдаленно не походят на истину.
совершенно не думая о возможных последствиях своего поступка, ибо
равнодушное признание мистиком потери Шеа стало последней каплей,
переполнившей чашу его терпения. - Мы шли за тобой не одну неделю, через
сто земель и опасностей, ни разу не усомнившись в твоих приказах. Но это
уже слишком. Я принц Лиха, а не какой-то нищий, чтобы беспрекословно
выполнять любые требования и думать только о себе! Моя дружба с Шеа для
тебя - ничто, но для меня она значила больше, чем сотня Мечей Шаннары. А
теперь отойди в сторону! Я пойду своей дорогой!
Алланон. Его лицо перекосилось гневной маской, а огромные руки сжались в
кулаки и протянулись к Мениону. Все остальные побледнели, глядя, как эти
двое бичуют друг друга в безудержной ярости словесной схватки. Затем,
ощутив, что близится настоящая драка, они быстро встали между ними,
пытаясь успокоить их здравыми словами, боясь, что раскол в отряде лишит их
последнего крошечного шанса на успех. Только Флик остался на месте. Он
продолжал думать о брате, испытывая отвращение к своей беспомощности и
неспособности хоть что-либо сделать, чувствуя себя неполноценным. Как
только Менион начал свою речь, он обнаружил, что горец точно выражает его
собственные мысли, и он тоже не должен двигаться отсюда, пока не узнает,
что стало с Шеа. Но всем им всегда казалось, что Алланон знает в тысячу
раз больше их, и его решения каждый раз оказывались верными. Сомневаться в
мудрости друида было просто нелепо. Какой-то миг Флик мысленно боролся с
собой, пытаясь представить, как поступил бы в этом положении Шеа, что бы
Посняков Андрей
Мичурин Артем
Конан-Дойль Артур
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Махров Алексей