из сена и открыла глаза. Позади Виктора стояла Рената, которая бдительно
следила за всеми эти три дня, с той самой поры, когда он ушел выслеживать
того, кто убил брата Поли. Виктор встал, величественный в своих покрытых
снежной коркой одеждах, высеченные погодой морщины и складки на его
бородатом лице блестели от таявшего снега. Огонь едва теплился, дожирая
остатки сосновых веток.
воздухе. Кровь зайцев уже замерзла.
убийству. Тот, который зарезал Белого. - Он посмотрел на Полю своими
янтарными глазами; она все еще была отравлена печалью и оставалась
совершенно безучастной ко всему. - Волк, который убивает из-за любви к
убийству, - сказал он. - Я нашел его след примерно в двух верстах к северу
отсюда. Он - огромный, весит, наверное, пудов пять. Он двигался к северу
ровным скоком, поэтому я смог проследить его следы.
омывали трепетавшие розовые огоньки.
быть все время внимательным, стараться, чтобы ветер всегда дул мне в лицо.
Он не собирался позволить мне обнаружить его логово; он повел меня через
болото, и я чуть не провалился в том месте, где он подломил лед, чтобы тот
не устоял подо мной. - Он слабо улыбнулся, наблюдая за огнем. - Если бы я
не учуял его мочу на льду, я бы уже был мертв. Я знаю, что он рыжий: я
нашел клочки его шерсти, зацепившиеся за колючки. Вот что я узнал о нем. -
Он потер руки, массируя побитые костяшки пальцев, и встал. - Его охотничья
территория скудеет. Он хочет завладеть нашей. Он знает, что для этого ему
нужно перебить всех нас. - Он обвел взглядом сидящую кружком стаю. - С
этого момента никто не выходит в одиночку. Даже за пригоршней снега. Будем
охотиться парами и всегда следить до рези в глазах, чтобы не терять друг
друга из виду. Понятно? - Он дождался, чтобы Никита, Рената, Франко и
Олеся кивнули. Поля по-прежнему сидела с отсутствующим взглядом, в ее
длинных каштановых волосах торчали соломинки. Виктор глянул на Михаила. -
Понятно? - повторил он.
полнело, Виктор учил Михаила по пыльным книгам в огромном зале. У Михаила
не было трудностей с латинским и немецким, но английский застревал у него
в горле. Он был и в самом деле совсем иностранным языком.
Говори!
в них тропу.
открывая огромный иллюстрированный рукописный фолиант, написанный
по-английски, страницы которого были оформлены как свитки. - Слушай, -
сказал Виктор и стал читать:
благоговение:
еще, по крайней мере. Я всегда хотел увидать Англию - там человек может
жить свободно. - В глазах его отразился яркий отблеск далеких огней. - В
Англии не сжигают книг и не убивают за любовь к ним. - Он резко вернулся к
теме. - Но, впрочем, я никогда ее не видел. А ты - можешь. Если
когда-нибудь уйдешь отсюда, езжай в Англию. Сам тогда и узнаешь, такой ли
это благословенный край. Правильно?
соглашался.
последних вьюг, в Россию пришла весна; сначала проливными дождями, а затем
повсеместной зеленью. Сны Михаила стали фантастическими: он бежит на
четырех лапах, тело его со свистом рассекает воздух над темной местностью.
Когда он просыпался от них, то дрожал и был в поту. Иногда он успевал
мельком заметить вид черной шерсти, покрывавшей руки, грудь и ноги. Кости
у него ломило, как будто их регулярно ломали и опять сращивали. Когда он
слышал завывающие, отдающиеся эхом голоса перекликавшихся между собой
Виктора, Никиты или Ренаты во время охоты, горло его сжималось и сердце
болело. Превращение надвигалось на него, медленно и неотступно,
превращение начинало его захватывать.
Тогда Поля и Никита стали держать ее, свет, казалось, прыгал, а
окровавленные руки Ренаты извлекли двух новорожденных. Михаил видел их,
пока Рената не пошепталась с Виктором и не завернула тела в тряпки; одна
из слабых крошек, миниатюрное подобие человека, была без левой руки и ноги
и словно бы искусана. У второго трупика, задохнувшегося от пуповины, были
когти и клыки. Рената туго спеленала тряпками мертвые тельца, прежде чем
Олеся и Франко их увидели. Олеся подняла голову, пот блестел на ее лице, и
прошептала:
раздался вопль Олеси, в коридоре он чуть не налетел на Франко; тот грубо
отшвырнул его в сторону, спеша мимо.
полуверсте на юг от белого дворца: в сад, сказала Рената Михаилу, когда он
спросил ее. В сад, сказала она, где лежат все малыши.
опавшими листьями земле лежали выложенные из камней прямоугольники,
отмечавшие захороненные тела. Франко и Олеся опустились на колени и вдвоем
стали выкапывать руками могилки, в то время как Виктор держал трупики.
Вначале Михаил думал, как это жестоко, потому что Олеся всхлипывала и
слезы катились по ее лицу, когда она копала, но через некоторое время ее
плач прекратился и она заработала быстрее. Он понял, в чем суть обычая
стаи хоронить мертвых: слезы уступали работе мышц, пальцы разрывали землю
все решительнее. Франко и Олесе было позволено выкопать так глубоко, как
им хотелось, а потом Виктор уложил тельца в могилки, и их засыпали сверху
землей и листьями.
В этой части сада были только дети; подальше, в тени высоких деревьев,
могилы были побольше. Он понял, что где-то там лежал Андрей, так же как и
те члены стаи, которые умерли до того, как был укушен Михаил. Он видел,
как много уже умерло детей: их было больше тридцати. Ему пришло в голову,
что стая продолжает попытки обзавестись детьми, но младенцы всегда
умирают. Может ли быть новорожденный получеловеком-полуволком? - думал он,
когда теплый ветерок шевелил ветви. Он не мог представить, как бы тело
младенца могло вынести подобную боль; если какой-то младенец действительно
выжил бы после такой муки, он должен был бы оказаться очень крепок духом.
произнес ни слова, ни к ним, ни к Богу; когда работа была завершена, он
повернулся и зашагал прочь, его сандалии хрустели по корке палой листвы.
Михаил видел, как Олеся взяла Франко за руку, но он оттолкнул ее руку
прочь и зашагал один. Она мгновение постояла, глядя ему вслед, солнечные
лучи отблескивали в ее длинных золотистых волосах. Михаил увидел, как губы
у нее дрогнули, и подумал, что сейчас она опять заплачет. Но она встала,
распрямилась, глаза ее сузились от холодного презрения. Он видел, что
между ней и Франко любви уже не было: вместе с погребенными детьми ушла и
вся страсть. Или, вероятно, Франко о ней думал теперь гораздо меньше.
Михаил смотрел на нее, как она, казалось, росла перед его глазами. Затем
голова ее повернулась, льдисто-голубые глаза уставились на него. Он, не
шевелясь, смотрел прямо на нее.