третьему опытному летчику Гурьянову действовать на увеличенной дистанции и
интервале.
время. Шварева не нашли, он в это время был сбит, покинул самолет на
парашюте, а его ведомые, бросив "мессеров", прикрывали командира, пока он не
приземлился вблизи занятого нами берега Невы.
И хотя, в общем-то, в этом районе было более двадцати наших самолетов, бой
шел с тактическим преимуществом противника.
на горизонтальном маневре. Опытные летчики Кожанов, Цыганов и Петров,
которые всегда задавали тон, теперь были вынуждены спасать тройку Крутова.
Владимир Петров. Получил ранение в ногу и пробоину в самолете его ведомый
Евгений Куликов. Ему пришлось выйти из боя. Прикрывая его, ушел и летчик
Багиров - тоже на поврежденном самолете. Порознь дравшиеся группы таяли,
погиб Григорий Семенов, получил тяжелое повреждение самолет Ежова.
сторон, довольно сложно. Но вот Кожанов и Цыганов один за другим сбивают два
Ме-109. Только временное замешательство противника спасло групйу командира
полка от полного разгрома.
полка, давали себя знать все ощутимее. Вместо спокойного ввода сил
происходило какое-то судорожное дерганье. Бой группы Крутова и все
последующие бои до конца дня приносили печальные результаты.
Кронштадта в Гражданку и сразу же после посадки получил приказ вести группу
на боевое задание. Сам командир полка явно не решался на это. Не имея
времени на изучение обстановки, Ильин был вынужден поспешно вылететь на
патрулирование. С КП бригады его подгоняли по радио - быстрее сменять группу
3-го авиаполка.
преимуществами, и был сбит первым.
теряя сознание, успел рвануть кольцо парашюта. Прикрывая Ильина от пуль
врага, получил тяжелое ранение Виктор Голубев. При посадке он вдребезги
разбил самолет и добавил себе еще несколько ран.
Только теперь командир авиабригады полковник Кондратьев, целый день лично
летавший на задания с летчиками 3-го гвардейского полка, которым он прежде
командовал и который сейчас также понес тяжелые потери на "харикейнах",
понял, что сегодня его место было не в воздухе, а на командном пункте,
откуда он мог лучше оценивать воздушную и наземную обстановку и помогать
советами командирам полков и эскадрилий.
организатором боевых действий, но только на земле. Сам же за время
командования полком, редко поднимаясь в воздух, поутратил летные качества.
На войне же, как в спорте: без постоянных тренировок не обойтись.
приводят к ошибкам? Знал, как знали и знают все, начиная с командующего ВВС
и кончая рядовым пилотом. Чувства летчика независимо от его прошлого летного
и боевого опыта можно сравнить с ощущениями солдата, вернувшегося на
передовую из госпиталя. Надо заново привыкать к свисту пуль и грохоту
разрывов. А летчику - к пространственной ориентации, мгновенной реакции,
физической перегрузке.
начнет понимать, что та пуля, которая свистит, в него не попадет, а ту,
которая настигнет, все равно не услышишь.
полковник Кругов итоги дня прибывшему на аэродром Приютино командиру
бригады.
самолетов Ме-109.
сказал Кондратьев.
Два лучших летчика-ветерана погибли, два тяжело ранены, еще четверо надолго
выбыли из строя. Четыре самолета И-16 сбиты, восемь имели повреждения, три
из них требовали капитального ремонта.
командования в глазах летного состава сильно покачнулся, опять появились
сомнения в собственных силах, бойцовский дух ослабел, его нужно было срочно
поднимать, иначе психологическая травма не заживет.
кораблям и Кронштадту, командир бригады по разрешению командующего авиацией
перебазировал 1 октября остатки полка в Кронштадт.
Тихоокеанский флот, вместо него прибыл подполковник Владимир Степанович
Корешков, командовавший до этого 71-м авиационным полком нашей же бригады.
майора Ильина, исполняющим. обязанности заместителя командира полка. Забот
сразу прибавилось, но я не испытывал особых трудностей, потому что боевые
друзья - командиры 1-й и 2-й эскадрилий и весь технический состав приняли
мое временное назначение как должное.
БЛОКАДА ПРОРВАНА
Техники в короткий срок отремонтировали поврежденные самолеты и построили
укрытия для машин и людей, а летный состав - от рядового до командира полка
Корешкова - все свободное от боевых вылетов время изучал и анализировал
каждое упущение, каждую ошибку летчиков своего и соседних полков.
для стрельб и бомбометания. На этот раз его развернули на воде, недалеко от
берега. Это принесло двойную пользу: во-первых, летчики отрабатывали
меткость стрельбы и бомбометания с различных высот, а во-вторых, появилось
подспорье для столовой - оглушенная рыба, которую оружейники умело подбирали
сачком с маленькой лодочки.
берегов Финского залива. Нас, воевавших на полуострове Ханко, это мало
тревожило. Подумаешь - всего полсотни снарядов за сутки! На Ханко по нашему
аэродрому противник выпускал более полутысячи снарядов за пять-шесть часов.
Однако вылеты не прекращались! Все же немцы заставили нас углубить землянки
и даже забираться в старые купеческие склепы на Петровском кладбище. Склепы
оказались самым надежным и прочным жильем. Каменные стены, двойные двери да
еще тамбур задерживали не только взрывную волну, но и глушили разрывы.
снарядов попало в деревянные домики, землянки, желающих стало больше.
Пришлось и самый большой склеп, в котором находились останки родовитого
кронштадтского купца, переделать в общежитие для девушек, работавших в
столовой и на узле связи.
получившее наименование "женская часовня".
философски заметил инженер Николай Метальников, который оборудовал для себя
индивидуальный склеп и назвал его "ЛИ-1", что означало "люкс инженера 1-й".
Крест с этого склепа вместе с чугунной плитой, весивший, очевидно, с
полтонны, Метальников оттащил автокраном в глубину кладбища и, устав от
трудов, завалился спать. Но его многочисленные друзья-шутники не спали,
притащили крест с плитой обратно, установили на свое место и начертали
эпитафию: "Здесь покоится наш друг купец Николай Метальников".
погоста, но утром он вновь оказался над склепом.
прежнее место.
Метальников и с унылым видом сказал:
обратиться. Выживают меня из моей землянки, все время кто-то ставит крест
надо мной и надпись. А в другую землянку мне нельзя, несподручно. Здесь я
рядом с эскадрильей, возле самолетов.
шутят, значит, оправились от пережитого. И я сказал инженеру:
хлеба же не просит? А на дощечке, назло шутникам, напиши; "Дурак-таскает,
умный - почивает".
случай не забыл. Спустя много лет, 9 мая 1978 года, когда я встретил Николая
Ивановича у Театра имени Пушкина в Ленинграде, где ежегодно в День Победы
собираются морские авиаторы, его, постаревшего, седого и потерявшего зрение,
вела жена. Только по голосу мы узнали друг друга. Вспомнили Таллин, Ханко,
Ладогу, Кронштадт, вспомнили и "ЛИ-1", в котором полтора года жил
Метальников, н наш с ним ночной разговор возле моего самолета.
живших со мной Васильева и Цоколаева за сборами на аэродром. Вдруг в окно,
закрытое черной маскировочной бумагой, сильно постучали. Васильев поднял
штору, и мы увидели возбужденное лицо командира полка. В незастегнутом
кителе, без головного убора, он прокричал через двойные рамы: