Взяв ее руку, он пощупал пульс и спросил:
скоро пройдет.
что услышав его, он сказал:
Фантины стала известна ему во всех ее душераздирающих подробностях. Он
продолжал:
избранных! Именно таким путем люди создают ангелов. Люди не виноваты: они не
умеют делать это по-иному. Тот ад, из которого вы вышли, - начало рая.
Пройти через него было необходимо.
которой недостаток двух передних зубов придавал высшую красоту.
почтовую контору Монрейля - Приморского. Оно было адресовано в Париж,
надпись на конверте гласила: "Господину Шабулье, секретарю префекта
полиции". Так как происшествие в полицейском участке получило широкую
огласку, почтмейстерша и еще несколько человек, видевшие письмо до того, как
оно было отправлено, и узнавшие на конверте почерк Жавера, решили, что он
посылает прошение об отставке.
двадцать франков. Он послал триста, с тем чтобы они взяли себе причитающуюся
им сумму, а на остальные немедленно привезли ребенка в Монрейль -
Приморский, где его ожидает больная мать.
когда эта пичуга превратится в дойную корову! Я догадываюсь, в чем тут дело.
Какой-нибудь простофиля втюрился в мамашу.
франков. В этом счете фигурировали два других неоспоримых счета, один от
врача, другой от аптекаря, которые лечили и снабжали лекарствами Эпонину и
Азельму, перенесших длительную болезнь. А Козетта, как мы уже говорили, была
здорова. Пришлось сделать лишь маленькую подтасовку имен. Под счетом
Тенардье приписал:"Получено в счет долга триста франков".
привезите Козетту".
больнице.
чувством. Кто видел барельефы в Реймском соборе, тот помнит, как
презрительно оттопырены губы дев мудрых, взирающих на дев неразумных. Это
извечное презрение весталок к блудницам вытекает из чувства женского
достоинства. Сестры оказались во власти этого глубочайшего инстинкта, еще
усиленного в них набожностью. Однако Фантина очень быстро обезоружила их.
Все ее слова были проникнуты кротостью и смирением, страстная материнская
любовь невольно смягчала сердце. Однажды сестры услышали, как она громко
бредила в жару:
означать, что бог простил меня. Пока я вела дурную жизнь, мне не хотелось,
чтобы моя Козетта была со мной, я не могла бы вынести ее удивленного и
грустного взгляда. Но ведь я грешила ради нее, вот почему бог прощает меня.
Когда Козетта будет здесь, я почувствую на себе благословение божие. Я
взгляну на нее, и при виде этого невинного создания мне станет легче. Она
ничего еще не знает. Понимаете, сестрицы? Ведь это ангел. Пока они такие
маленькие, крылышки у них не отпадают.
будто ухудшалось с каждой неделей. Этот ком снега, попавший ей на голую
спину между лопаток, вызвал внезапное исчезновение испарины, и болезнь,
назревавшая в ней в течение нескольких лет, вдруг разразилась с необычайной
силой. В то время при исследовании и лечении грудных болезней уже начинали
руководствоваться полезными советами Лаэнека. Врач выслушал Фантину и
покачал головой.
на вопрос ответил врач.
вылечит вас.
держат у себя мою Козетту? Но она приедет. О, наконец-то счастье близко, оно
тут, я уже вижу его!
Козетта не совсем здорова и нельзя ей пускаться в путь зимой То ему надо
получить в деревне мелкие просроченные долги и т. д., и т. д.
понадобится, поеду сам.
подписать:
оплачены. Остаюсь уважающая вас
искуснее обтесывать таинственную глыбу - нашу жизнь. Черная жилка рока
неизменно проступает на ее поверхности.
Глава вторая. КАКИМ ОБРАЗОМ ЖАН МОЖЕТ ПРЕВРАТИТЬСЯ В ШАНА
приведением в порядок некоторых срочных дел мэрии на случай своей поездки в
Монфермейль, ему сказали, что с ним желает говорить полицейский надзиратель
Жавер. Услышав это имя, Мадлен не мог подавить в себе неприятное чувство. Со
времени происшествия в полицейском участке Жавер избегал его более чем
когда-либо, и с тех пор Мадлен ни разу его не видел.
папки с протоколами о нарушении порядка на общественных дорогах, которую он
просматривал, делая пометки. При появлении Жавера он не переменил позы. Он
невольно вспомнил о бедной Фантине и счел уместным проявить холодность.
Мэр не обернулся и продолжал делать пометки на бумагах.
времени изучавший этого дикаря, состоявшего на службе у цивилизации, это
странное сочетание римлянина, спартанца, монаха и солдафона, этого
неспособного на ложь шпиона и непорочного сыщика, - физиономист, которому
была бы известна его затаенная и давняя ненависть к Мадлену и его
столкновение с мэром из-за Фантины, непременно сказал бы себе, наблюдая
Жавера в эту минуту: "Что-то случилось". Всякому человеку, знающему его
совесть, непоколебимую, ясную, искреннюю, честную, суровую и свирепую, стало
бы ясно, что во внутренней жизни Жавера только что произошло какое-то
крупное событие. Все, что лежало на душе у Жавера, немедленно отражалось и
на его лице. Как все люди с сильными страстями, он был подвержен резким
сменам настроения, но никогда еще выражение его лица не было так необычно и
так странно. Войдя, он поклонился Мадлену, причем во взгляде его не было
сейчас ни злобы, ни гнева, ни подозрительности; он остановился в нескольких
шагах от мэра, за его креслом, и теперь стоял почти навытяжку с непритворным
и суровым хладнокровием человека, который никогда не отличался кротостью, но
всегда обладал терпением; полный непоказного смирения и спокойной
покорности, он ждал без единого слова и жеста, когда г-ну мэру угодно будет
обернуться, ждал невозмутимый, серьезный, сняв шапку и опустив глаза, словно
солдат перед офицером или преступник перед судьей. Все чувства и все
воспоминания, какие можно было в нем угадать, исчезли. На этом лице, простом
и непроницаемом, как гранит, не было теперь ничего, кроме угрюмой печали.
Все его существо выражало приниженность, решимость и какое-то мужественное
уныние.