лицах мне рассказывать не хочется. Надо бы поведать о чистеньких, деликатных
играх -- в пятнашки, в фантики, в "тяти-мамы" или в чет-нечет, но я мало в
них играл, и потому перекинусь сразу на игру, которая колуном врубилась в
память, угрюмая, мрачная, беспощадная игра, придуманная, должно быть, еще
пещерными людьми.
полтора-два полена длиной и затесывалось на конце -- получался кол. К нему
колотушка, або тяжелый колун, лучше кувалда -- вот и весь прибор для игры.
Сама игра проще пареной репы -- один из видов пряталки. Но кто в эти
"пряталки" не играл, тот и горя не видал!
на поляну, чтоб от нее близко были амбары, заплоты, сараюхи, стайки, заросли
дурнины либо кучи старых бревен, за которыми и под которыми можно надежно
схорониться.
удавалось раздобыть.
голящего. Здесь братва пускалась на всевозмож- ные выдумки, и выборный
ритуал то упрощался до крайности, то обставлялся такими церемониями, что еще
в детстве можно было поседеть от переживаний.
предлагал кто-нибудь из сообразительных парнишек и первым рвал к намеченным
воротам. Чаще всего прыть такую, конечно, проявлял Санька. Иной раз до тех
же ворот скакали на одной ноге, ползли на корточках -- и тут уж кто кого
обжулит, потому-то всегда голил самый честный и тихий человек. Кеша наш не
вылезал из голящих и в конце концов бросил играть в кол.
постороннее, неподкупное, брала в одну руку белое стеклышко, в другую черное
и ставила условие: кто отгадает руку с белым стеклышком -- отходит в
сторону, кому не повезло -- становись вдругорядь.
загадочно сжатым, подходили по многу раз. С ужасом наблюдаешь, бывало -- все
меньше и меньше народу остается в строю. И наконец к заветной цели тащились
два последних, разбитых, полумертвых человека. Они пытались улыбаться,
заискивающе глядели на "полномошного человека", чтоб выборная девчушка
качнула рукой с белым стеклышком, моргнула бы глазом или хоть мизинцем
шевельнула, делая намек...
выборному, какой урон ей нанесли, дразнились, может, гостинцем обделили?..
Прошлая жизнь за эти несколько шагов к заветной цели промелькнет перед
мысленным взором, и выйдет, что была твоя жизнь сплошной ошибкой, и
мучительно больно сделается за бесцельно прожитые дни, за недостойные дела,
и думаешь, что если повезет -- дальше жизнь свою направишь ты по прямому и
честному пути! И прежде чем отгадывать стеклышко, молитву самодельную
сотворишь, так как все наговоры и заговоры из головы вылетают. "Боженька,
помоги мне..." А кругом злорадствует и торопит публика, уже пережившая свои
страхи и желающая получить за это награду.
торжества издавал шедший в паре счастливец. Он пускался в пляс, кувыркался,
ходил по траве на руках, дразнил голящего, и без того уж убитого судьбою.
стеклышком, брал колотушку и бил разок по колу, бил, плюнув перед этим на
ладони и яростно ахнув. Кол подавался в землю иногда сразу на несколько
вершков, иногда чуть-чуть -- это от ударов твоих закадычных друзей, тайно
тебе сочувствующих.
забойщик. На роль эту выбирали, как правило, самого сильного, самого злого и
ехидного человека, навроде моего мучителя Саньки.
игре. Колотил неторопливо, с прибаутками: "Ах, мы колышек погладим, дураков
землей накормим!..", "Коли, кол, дурака на три четвертака!", "Кол да матка
-- вся отгадка!", "Кол да свайка, возьми, дурак, отгадай-ка!.."
потрясения, считал дурак удары и по их помягчелости разумел: кол уже
вколочен в землю, но забойщик беспощадно лупит и лупит колотушкой, вгоняя
дерево глубже и глубже в земные недра.
притыкает его в цельное место на полянке, ставит к нему колотушку и
отправляется искать погубителей. Нашел -- скорей к колу! Лупи теперь сам по
нему колотушкой, кричи победно: "Гараська килантый за бревном! Гараська
килантый за бревном!"
Вытаскивай кол руками, зубами, чем хочешь из того, что на себе и в себе
имеешь. Посторонние инструменты никакие не допускались, за всякую хлюзду, то
есть если струсишь, домой сбежишь либо забунтуешь, предусмотрено наказание
-- катание на колу и колотушке. Возьмут тебя, милого, за ноги, за руки,
положат спиной на кол и колотушку да как начнут катать -- ни сесть потом, ни
лечь -- все кости болят, спина в занозах.
самого себя за то, что дома не сидится, за то, что суешься куда не следует,
выколупываешь из земли кол, шатаешь его, тянешь, напрягаясь всеми жилами, а
из жалицы, с крыш амбаров, из-под стаек и сараев несутся поощрительные
крики, насмешки, улюлюканье.
затаившихся огольцов может оказаться возле кола -- надо только быть зорким,
держать ухо востро! Стоит голящему отдалиться, как из засады вырывается
ловкий, ушлый враг, хватает колотушку и вбивает кол до тех пор, пока ты не
вернешься и не застукаешь его. Но такое удается редко. Очень редко. Чаще
случается: вернешься, а кол снова забит по маковку и забивалы след простыл.
мог отголиться и снова захворал. Орлы дяди Левонтия, Васька Вершков, Леня
Сидоров, Ваня и Васька Юшковы, Колька Демченко навещали меня, приносили
гостинцы, с крестьянской обстоятельностью желали поскорее поправляться,
чтобы отголиться, иначе не будет мне прохода, должником жить на селе не
полагается, из должника не выйдет и хозяина-мужика.
игру в кол и, стиснув зубы, одолевая беду или преграду, но все же с
облегчением заканчиваю я рассказ об этой игре -- очень уж схожа давняя
потеха с современной жизнью, в которой голишь, голишь да так до самой
смерти, видать, и не отголишься.
доставила мне столько удовольствия и счастья -- об игре в лапту.
В детстве я страдал одышкой и много бегать, особенно в гору, не мог, у меня
подгибались ноги, распирало грудь кашлем, из глаз сыпались опилки. В лапте
же главное -- напор, быстрота, сообразительность и бег, бег, стремительный
бег, чтоб ветер хлестал в уши.
даже в лапту играл и довольно бойко лупил дощечкой по тряпичному или
скатанному из коровьей шерсти мячу, прытко носился от "сала" к "салу",
которые были в пяти-шести метрах друг от дружки, дыхание во мне быстро
налаживалось, ноги-руки не дрожали, все шло ладно и складно.
играли резиновым, после и гуттаперчевым мячиком, и не просто играли,
сражались, с соблюдением тонкой тактики и грубой практики. Дощечки в
наступившей новой эре лапты были с презрением отвергнуты. Ударный "струмент"
делался из круглой, часто сырой и тяжелой палки, концом коей забивали мячик
в самое небо. Матки почти не знали промаха, "ушивали" мячом так, что к спине
иль к заду литым старинным пятаком прилипал синяк. Бегали игроки чуть ли не
полверсты; неотголившегося, схлюздившего, ударившегося в бега парнягу, как и
при игре в кол, катали на палках...
парнишек, но чаще и чаще сорванцы -- по годам моя ровня -- дразнили меня
"недотыкой", "нюнькой", напевали: "Витька-Витенок, худой поросенок, ножки
трясутся, кишки волокутся..." Дальше -- того чище. "Почем кишки? По три
денежки..."
одно и то же: "Бочку с салом или казачка с кинжалом?" -- меня безошибочно
определяли -- "Бочка с салом" -- и заганивали до посинения, до хриплого
кашля, и дело кончалось тем, что вытуривали в шею домой, на печку, к бабушке
Катерине Петровне, чтоб "ехать с ней по бревна". Я лез в драку, мешал
играть, мне однажды навешали как следует! Я отправился домой, завывая не
столь от боли, сколь от обиды.
в котором вверху воинственно торчал одинокий зуб, но внизу их было побольше.
стеклушки. Подбрось и шшалкни, подбрось и шшалкни. Выучишься в кажный