фамильными драгоценностями. Ее распоряжение по сему поводу прилагается".
кое-какие мелкие украшения.
шкатулки убор, глаза ее на миг засверкали ярче бриллиантов.
помещика, единственная богатая особа, с какой приходилось ему когда-либо
иметь дело, уверовала в незаурядную его будущность, когда он был
пятнадцатилетним мальчиком, и предсказала ему блестящую карьеру. А если
перед ним открывалось такое будущее, то вполне естественно было сохранить
эти изящные украшения для его жены и для жен его сыновей. Сейчас в блеске
камней чудилась ему насмешка. "Но почему же?" - спрашивал он себя.
Завещание было продиктовано тщеславием; и если одна из сторон оказалась
тщеславной, то почему другой не последовать ее примеру? Его жена была
д'Эрбервилль: кому же, как не ей, носить драгоценности?
- все, что было в шкатулке.
бриллиантов платье должно быть с низким вырезом.
сколько-нибудь напоминало вечерний туалет, а когда она это сделала и
подвеска ожерелья блеснула на белой груди, где и полагалось ей быть, он
отступил на шаг, чтобы полюбоваться эффектом.
случайный встречный лишь мельком обратит внимание, если увидит ее в
простеньком платье за повседневной работой, окажется ослепительно
прекрасной, если одеть ее, как светскую женщину, и пустить в ход все
уловки искусства: а красавица, блистающая на балах, будет иметь жалкий
вид, если нарядить ее в крестьянскую блузу и поставить в серый денек среди
гряд, засаженных репой. Клэр теперь только оценил как художник лицо и
фигуру Тэсс.
дорогая, кажется, больше всего ты мне нравишься в своем крылатом чепце и
ситцевом платье, - гораздо больше, чем украшенная этими драгоценностями,
хотя они очень тебе к лицу.
которое все-таки нельзя было назвать счастьем.
не подходят мне, правда? Вероятно, нужно их продать?
воли покойной.
камни, быть может, ей помогут. Она села, не снимая украшений, и снова
начали они гадать, куда делся Джонатэн с их вещами. Они налили для него
эля, но за это время пена осела.
успели они поесть, как клубы дыма ворвались из камина в комнату, словно
какой-то великан на секунду прикрыл рукой дымовую трубу. Произошло это
потому, что кто-то открыл входную дверь. В коридоре послышались тяжелые
шаги, и Энджел вышел из комнаты.
- Дождь льет, вот я и решил войти. Я привез вещи, сэр.
от старости, пролегли новые складки. Он продолжал:
называть - был у нас на мызе переполох, и чуть не случилось большого
несчастья. Может, вы не забыли, как петух запел днем?
Рэтти Придл хотела утопиться.
называть по закону, - когда вы вдвоем уехали, Рэтти и Мэриэн надели шляпки
и ушли домой; дела-то сегодня мало, канун Нового года, и если кому
вздумается горевать да хныкать, так никто и не увидит. Они пошли в
Лью-Эверад - там можно пропустить стаканчик, - а оттуда побрели к
перекрестку "Крест в руке" и тут распрощались. Рэтти пошла заливными
лугами, будто бы домой, а Мэриэн - в соседнюю деревню, где тоже есть
трактир. Больше не было о Рэтти ни слуху ни духу, а потом лодочник,
возвращаясь домой, приметил что-то на берегу большого пруда - это была ее
шляпка и сложенная шаль. Он-то и нашел ее в пруду и вместе с одним парнем
принес домой, думая, что она померла. Но она понемножку пришла в себя.
закрыть дверь из коридора в гостиную, но его жена, завернувшись в шаль,
уже вышла в коридор и слушала старика, рассеянно посматривая на
доставленный багаж и капли дождя, сверкавшие на нем.
ведь девушка отроду не брала в рот ничего спиртного, кроме эля, хотя
поесть она любила, это и по лицу ее видно. Похоже на то, что все девки
взбесились.
случилось, но и она, бедняжка, очень приуныла, да и неудивительно. А
случилось это, как стали мы укладывать в повозку ваши пожитки, сэр, и
платья вашей миссис. Вот потому-то я запоздал.
отправляйтесь домой; да поторапливайтесь, может быть, вы там нужны.
огонь. Она слышала тяжелые шаги Джонатэна Кейла, поднимавшегося по
лестнице с вещами, слышала, как он спустился вниз и поблагодарил Клэра за
эль, который тот ему налил, и за полученную мзду. Шаги его замерли за
дверью, и повозка, скрипя, отъехала.
Тэсс сидела у камина; подойдя к ней сзади, он сжал ей ладонями щеки. Он
думал, что она весело вскочит и побежит распаковывать вещи, которые так
ждала. Но она не тронулась с места, и он сел рядом с ней у камина; в ярком
пламени дров растворялся свет тонких свечей, мерцавших на столе.
Но ты не печалься. Ведь Рэтти всегда была болезненно мрачной.
быть мрачной, скрывают ее и притворяются, будто все в порядке.
невинными девушками, а на долю их выпало нести бремя неразделенной любви;
они заслуживали лучшей участи. Она - Тэсс - заслуживала худшей и, однако,
оказалась избранной. Грешно с ее стороны брать все и ничего не платить.
Она заплатит до последнего фартинга. Сегодня же она расскажет все. К этому
решению пришла она, когда смотрела в огонь, а Клэр держал ее руку в своей.
начищенную решетку и старые медные щипцы, концы которых не сходились.
Нижняя сторона каминной доски и ножки стола окрашены были тем же ярким
отсветом. И тот же отблеск падал на лицо и шею Тэсс, а каждый драгоценный
камень словно превратился в Альдебаран или Сириус, в созвездие белых,
красных и зеленых огоньков, менявших оттенки, когда поднималась и
опускалась ее грудь.
прегрешениях? - спросил он вдруг, видя, что она сидит неподвижно. -
Пожалуй, заговорили мы об этом шутя, и ты, конечно, могла шутить. Но я
говорил серьезно. Я хочу исповедаться тебе, любимая.
радость и облегчение.
слушай же... Прислонись ко мне головой... Я хочу, чтобы ты меня простила и
не сердилась за то, что я не сказал тебе об этом раньше, хотя, пожалуй,
должен был сказать.
тебя, дорогая, мое сокровище, мой диплом в жизни, как я тебя называю. Брат
получил диплом в колледже, а я - на мызе Тэлботейс. Вот я и не рискнул. Я
думал покаяться тебе месяц назад, когда ты согласилась быть моей, и не мог
- боялся, что это тебя оттолкнет от меня. Я медлил; потом решил рассказать
вчера, когда ты еще могла от меня уйти... И не рассказал. Не рассказал и
сегодня утром, когда ты предложила там, на лестнице, покаяться в наших
грехах, - вот какой я грешник! Но теперь я должен это сделать, когда ты
сидишь здесь, такая серьезная. Не знаю, простишь ли ты меня?
начать сначала. Хотя бедный мой отец, по-видимому, опасается, что мои
убеждения навеки меня погубили, но я всегда был поборником нравственности,