бы размышлять в течение самой длинной прогулки. Но был и другой предмет -
его отношения с матерью, которую он аккуратно навещал теперь три-четыре раза
в неделю, и на взгляд все шло у них гладко и мирно, однако же взаимное
доверие так и не установилось. Неизменным и едва ли не главным предметом его
дум и забот оставалась Крошка Доррит; в силу превратности его собственной
судьбы и всего того, что ему пришлось узнать о судьбе и жизни этой девушки,
она была теперь единственной живой душой, с которой его связывали узы теплых
человеческих чувств - уважения, бескорыстного участия, благодарности,
сострадания, узы, основанные на невинной доверчивости, с одной стороны, и
ласковом покровительстве - с другой. В раздумья Кленнэма о ее будущем
невольно вплеталась мысль о том дне, когда всеразрешающая рука смерти даст,
наконец, свободу ее отцу; ибо только такой оборот событий позволил бы Артуру
на деле проявить свое дружеское участие, переменить всю ее жизнь, убрать
тяготы с ее нелегкого пути, предоставить ей домашний кров, которого она
никогда не имела; иными словами, он принял решение удочерить это бедное дитя
долговой тюрьмы и сделать так, чтобы оно обрело отдых и покой. Быть может,
его мысли занимал и еще один предмет, имевший непосредственное отношение к
тому месту, куда он направлялся; но тут все очертания были настолько смутны,
что скорей даже это был не предмет, а некая призрачная дымка, обволакивающая
все прочие раздумья.
идущего в ту же сторону, и что-то в облике этого пешехода показалось ему
знакомым. Где-то он уже видел этот наклон головы, эту
сосредоточенно-задумчивую манеру в сочетании с твердым, энергичным шагом. Но
вот пешеход остановился и сдвинул шляпу на затылок, как бы рассматривая
какую-то вещь, - и Кленнэм узнал Дэниела Дойса.
Рад встретить вас снова, и к тому же в местах, куда более приятных, нежели
Министерство Волокиты.
оторвавшись от выкладок, которые он, видимо, делал в уме, и пожимая руку
Артуру. - Очень приятно, сэр. Вы уж извините, запамятовал вашу фамилию.
Полип.
видеть, мистер Кленнэм.
- что мы с вами держим путь в одно и то же место.
разговор, за которым время летело незаметно. Злонамеренный изобретатель
отличался скромностью и здравым умом; кроме того, он привык сочетать смелый
и оригинальный замысел с точным и тщательным исполнением, и одно это, при
всей его непритязательности, делало его человеком далеко не заурядным.
Нелегко было заставить Дэниела Дойса разговориться о себе; поначалу он
отделывался скупыми и уклончивыми ответами: да, он сделал то-то и то-то,
такое-то изобретение принадлежит ему, и такое-то усовершенствование - тоже
ему; но ведь таково уж его ремесло, знаете ли, таково уж его ремесло. Однако
мало-помалу он уверился, что его расспрашивают не из праздного любопытства,
и это развязало ему язык. Так Артур узнал, что он сын кузнеца, родом с
севера; что мать, овдовев, отдала его в ученье к слесарю; что проучившись
немного времени, он стал "придумывать разные мелочишки", и это повело к
тому, что слесарь освободил его от контракта и отпустил с денежным подарком,
благодаря которому он смог осуществить свою заветную мечту - определиться в
ученики к опытному механику. В мастерской этого механика он провел семь лет,
упорно трудился, упорно учился, упорно недосыпал и недоедал. Когда
положенный срок пришел к концу, он не захотел уйти и еще семь или восемь лет
работал в мастерской на жаловании; а после того подался на берега Клайда *,
где снова работал и снова учился, сменяя книгу на молоток и сверло, чтобы
пополнить свои теоретические и практические знания. Так прошло еще шесть или
семь лет. Потом ему предложили поехать в Лион, и он принял это предложение;
из Лиона перекочевал в Германию, а находясь в Германии, получил приглашение
в Россию, в Санкт-Петербург, где дела у него пошли очень успешно, пожалуй
успешней, чем где бы то ни было. Однако вполне естественное чувство влекло
его в Англию; ему хотелось добиться успеха на родине, хотелось послужить ей
в меру своих сил. И вот он вернулся. Открыл небольшой завод, изобретал,
рассчитывал, строил и, наконец, после двенадцати лет неустанных трудов и
стараний зачислен в Британский Почетный Легион - Легион Отвергнутых
Министерством Волокиты, и удостоился Британского Большого Креста - креста,
поставленного на его деле Полипами и Чваннингами.
Кленнэм.
несчастье изобрести что-то, что может принести пользу его отечеству, он
должен добиться толку, чего бы это ни стоило.
человеку не для того, чтоб быть похороненной в его голове. Мысль дана ему
для того, чтобы создавать вещи, полезные людям. Человек должен бороться за
свою жизнь и защищать ее, пока хватит сил. Так же и изобретатель должен
бороться за свое изобретение.
уважением к этому тихому человеку, - что даже и теперь вы не утратили
мужества?
разговор и в то же время не желая делать это слишком резко, спросил мистера
Дойса, есть ли у него компаньон, который делил бы с ним вес заботы и
трудности.
когда я начинал. Хороший был человек, настоящий друг. Но он несколько лет
назад умер; и так как я не мог примириться с мыслью, что кто-то другой
займет его место, я выкупил у наследников его долю, и с тех пор управляюсь
один. Только, знаете что? - добавил он, остановившись и с добродушной
усмешкой положив на локоть Кленнэма свою правую руку со странно отогнутым
большим пальцем, - изобретатели не годятся для ведения дел.
расхохотавшись, снова зашагал вперед. - Уж не знаю почему, но принято
считать, что мы, горемычные, начисто лишены обыкновенного житейского
здравого смысла. Даже милейший хозяин этого дома, - Дойс мотнул головой в
сторону Туикнема, - лучший мой друг на земле, почитает своим долгом опекать
меня, как существо, неспособное о себе позаботиться.
справедливое замечание.
человеком и никогда не грешил бы по части изобретательства, - снова
заговорил Дойс, сняв шляпу и проводя ладонью по лбу. - Хотя бы в угоду
ходячему мнению и для того, чтобы поддержать престиж предприятия. Не думаю,
чтобы этот новый компаньон - кто бы он ни был - нашел у меня очень уж
большие упущения или беспорядок в делах; а впрочем, это ему судить, а не
мне.
этого не обойтись. Видите ли, дел все прибавляется, а мне и на заводе работы
предовольно, годы-то уже не те. Нужно и переписку вести и книги содержать в
порядке, и за границу ездить - там тоже хозяйский глаз требуется, - и меня
уже на все не хватает. Вот если удастся улучить полчасика, думаю потолковать
обо всем этом с моим - моим опекуном и покровителем, - сказал Дэниел Дойс, и
в глазах у него снова блеснул смех. - Он человек умудренный опытом и хорошо
разбирается в подобных материях.
путешествия. Во всех суждениях Дойса чувствовалась спокойная и сдержанная
уверенность - уверенность человека, который твердо знает: что верно, то
всегда будет верно, вопреки всем Полипам, населяющим родной океан, и
останется верным, даже если этот океан пересохнет до последней капли; однако
эта величавая уверенность ничем не напоминала величественного апломба
чиновных лиц.
это местоположение казалось особенно живописным. Дом был прелестный
(некоторая причудливость архитектуры его не портила); он стоял близ дороги,
на речном берегу, и казалось, трудно было подобрать для семейства Миглз
более подходящее обиталище. Вокруг дома тянулся сад, должно быть так же
прекрасно расцветавший в майскую пору, как сейчас, в майскую пору своей
жизни, цвела Бэби; и густо разросшиеся деревья склонялись над домом,
оберегая его, как мистер и миссис Миглз оберегали свою любимую дочку. Тут
прежде стоял другой, кирпичный дом; часть его снесли совсем, а другую
перестроили заново, так что в нынешнем коттедже были и добротные старые
стены, словно бы символизировавшие собой мистера и миссис Миглз, и
прехорошенькая, легкая новенькая пристройка, словно бы символизировавшая
Бэби. К дому еще лепилась оранжерея, выстроенная позднее; в тени ее стекла
казались тусклыми и темными, но когда ударяло в них солнце, они то
вспыхивали, как пламя пожара, то мирно поблескивали, как прозрачные капли
воды. Эту оранжерею можно было бы счесть символом Тэттикорэм. Из окон
открывался вид на реку, по которой скользила лодка перевозчика; и мирный
этот вид, казалось, назидательно говорил обитателям дома: "Вот вы молоды или
стары, запальчивы или кротки, негодуете или смиряетесь, а тихие струи потока
всегда неизменны в своем беге. Какие бы бури ни бушевали в сердцах, вода за
кормою журчит всегда одну и ту же песню. Год за годом проходит, и все
столько же миль в час пробегают речные воды, все на столько же ярдов сносит
Громыко Ольга
Лукин Евгений
Русанов Владислав
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна