крышей. Правда, один такой смельчак есть, и за этим смельчаком далеко ходить
не надо. Но он десятерых за пояс заткнет, почему я и позволяю ему говорить
обо мне все, что его душе угодно.
попросил мистера Гровса "заткнуть глотку и подать свечу". Тот же самый голос
посоветовал тому же самому джентльмену "не набивать себе цену зря, потому
что он мало кого проведет своим хвастовством".
оживившись. - Ты слышишь?
уж мастей не различаю. И занавеску поживей задерни. В такую грозу у тебя,
наверно, все пиво скиснет. Моя взятка. Шесть шиллингов семь пенсов, Айзек.
Раскошеливайся, старина!
монеты со звоном упали на стол.
оглушительного удара грома другой, на редкость неприятный голос, - с той
самой ночи, как Льюк Уиэерс тринадцать раз подряд ставил на красный и все
тринадцать раз срывал банк. Видно, на дьявола рассчитывал и, как говорится,
сам не плошал. А в ту ночь дьяволу было просто раздолье. Мы хоть и не видали
его, а он, наверно, заглядывал Льюку через плечо.
везло! А ведь я помню время, когда он в пух и прах проигрывался. Бывало, за
что ни возьмется - за кости ли, за карты, нет ему счастья. Обыграют, надуют,
обдерут как липку.
деда. Лицо у него покрылось пятнами, взгляд стал напряженным, дыхание с
хрипом вырывалось сквозь стиснутые зубы, а рука, которой он сжал ей плечо,
так тряслась, что она сама задрожала.
поднимая глаза к потолку. - Я знал, что так должно быть, чувствовал это,
мечтал об этом. Сколько у нас денег, Нелл? У тебя есть деньги, я сам видел
вчера. Сколько? Дай их мне.
- Уйдем отсюда! Хоть дождь и не перестал, все равно пойдем. Прошу тебя!
плачь, Нелл, не плачь! Не обижайся, родная. Ведь я думаю только о тебе. Я
причинил зло моей маленькой Нелл, а теперь настало время исправить это, и я
исправлю! Дай деньги! Где они?
они будут у меня, или, позволь, я выброшу их. Да, да! Лучше выбросить, чем
отдать сейчас тебе! Пойдем отсюда, пойдем!
Увидишь, Нелл, я добьюсь, что ты будешь счастлива! Добьюсь! Все будет
хорошо! Не бойся, родная!
стремительном движении чувствовалась та же алчность, что и в словах, -
схватил и сразу пошел за ширмы. Удерживать его было бесполезно, и девочка,
дрожа всем телом, последовала за ним.
Голоса, доносившиеся из-за ширм, принадлежали двоим мужчинам; на столе перед
ними лежали карты и серебро; взятки они записывали мелом на ширмах.
Обладатель грубого голоса оказался широкоскулым здоровяком средних лет, с
густыми черными бакенбардами, толстыми губами и бычьей шеей, выпиравшей из
воротничка, небрежно повязанного красным фуляром. Он был в светло-коричневой
шляпе; возле его стула стояла тяжелая сучковатая палка. Тот, кого звали
Айзек, - щуплый, сутулый, узкий в плечах, производил отталкивающее
впечатление своей уродливой физиономией и злобным, жульническим прищуром
глаз.
Мы с вами как будто не знакомы? Эта половина предоставлена в наше полное
распоряжение, сэр.
Айзек, - когда вы врываетесь к джентльменам, занятым важным делом?
думал...
занятие бесполезное.
Дай человеку слово вымолвить!
пор, пока не выяснится, чью сторону примет здоровяк, решил, что сейчас можно
вмешаться.
своим скрипучим голосом. - Ну что ж, пусть вымолвит, Джемми Гровс.
его партнер, пристально следивший за стариком, вовремя положил ей конец.
хотел вежливо попросить нас, чтобы мы оказали ему честь и приняли его в
игру?
хотел сказать!
просто перебрасываться картишками, джентльмен со всей учтивостью предложит
нам сыграть на деньги?
словно скупец - золото, нетерпеливыми руками схватил карты.
действительно таковы, я прошу меня извинить. Этот кошелечек принадлежит
джентльмену? Прелестный кошелечек! Только малость легковат, - добавил он,
подкинув кошелек кверху и ловко поймав его на лету. - Впрочем, на полчасика
тут хватит. Почему джентльмену не позабавиться?
Садись, Джемми. Трактирщик, которому, видимо, не впервые приходилось
принимать участие в такой игре, подошел к столу и занял свое место. Девочка,
полная отчаяния, отошла с дедом в сторону, надеясь, что ей удастся уговорить
его и увести отсюда.
Нелл. Счастье нам принесут карты иди кости. Я начну с малого, а потом
выигрыши пойдут все крупнее и крупнее. Здесь многого не возьмешь, но впереди
нас ждет богатство. Мне надо отыграться, вернуть свое, и это только ради
тебя, моя Нелл.
привела нас сюда!
упреков! Она изменит нам, если ты будешь сетовать на нее. Кому это знать,
как не мне!
нам карты.
Не печалься, родная, все, что я выиграю, пойдет тебе... все, до последнего
пенни! Мы не скажем им про это, нет, нет! Не то они побоятся принять меня в
игру, побоятся, что счастье будет на моей стороне. Ты только взгляни на них!
Сравни себя с ними! Кто должен выиграть? Конечно, мы!
делая вид, будто хочет встать из-за стола. - Очень жаль, что у джентльмена
не хватает смелости, а ведь не рискнешь - не возьмешь. Впрочем, ему виднее.
начать.
свои места, и игра началась.
равно, придет ли к старику счастье, или нет, она думала только об этой
безудержной страсти, вдруг охватившей его целиком, и не считала ни
проигрышей, ни выигрышей. Ликуя при каждой, даже самой маленькой удаче,
падая духом при каждом поражении, он так волновался, проявлял такое
лихорадочное беспокойство, такую непомерную жадность, с такой хищностью
хватал свои жалкие выигрыши, что ей, вероятно, легче было бы видеть его
мертвым. И ведь она, сама того не желая, была причиной всего этого
безумства, а он, игравший с ненасытной страстью, неведомой даже самым
отъявленным картежникам, думал о ней, только о ней!
играли хоть и сосредоточенно, но совершенно спокойно и хладнокровно, будто
они-то и были преисполнены всех человеческих добродетелей. Лишь изредка то
один, то другой из них улыбался соседу, или снимал нагар с тусклой свечи,
или поглядывал в открытое окно, где за развевающейся на ветру занавеской
вспыхивала молния, или недовольно прислушивался к особенно сильным раскатам
грома, досадуя на такую помеху. Мысли их были заняты только картами, но,
храня поистине философское спокойствие, они сидели словно каменные, ничем не
выдавая ни своего интереса к игре, ни своего волнения.
реже, все слабее, раскаты грома, грохотавшего, казалось, над самой крышей
трактира, постепенно перешли в глухое, хриплое ворчанье, а игра по-прежнему
шла своим чередом, и девочка, забытая всеми, по-прежнему сидела у стола.