он видел сам своими глазами за последние девять дней, он чувствовал, что не
имеет права уклониться от этого разговора.
быстро оправился, - откашлявшись, заговорил мистер Лорри, - выражалась...
гм... ну, назовем это кузнечным ремеслом, вот именно - кузнечное ремесло!
Предположим для примера, что он когда-то давно, в самое тяжкое для него
время, работал на маленькой наковальне. И вот теперь он вдруг ни с того ни с
сего опять стал за свою наковальню. Не находите ли вы, что ему не следовало
бы держать ее постоянно у себя на глазах?
беспокойством глядя на своего друга. - А не лучше ли было бы ему с ней
расстаться?
конечно, такой щекотливый вопрос. А все-таки мне думается... - Он покачал
головой и не договорил.
тягостного молчания, - мне очень трудно объяснить вам, что происходит в
мозгу вашего бедного друга. Он когда-то так тосковал по этой работе и так
радовался, когда ему ее разрешили; ведь это было для него громадное
облегчение; когда он работал руками, он ни о чем не думал, кроме своей
работы, в особенности на первых порах, пока она ему давалась с трудом; а по
мере того как руки его привыкали, сознание и чувства притуплялись, и ему
легче было переносить свои мученья; с тех пор он и подумать не мог
расстаться со своей работой. И даже теперь, когда он, насколько я могу
судить, может быть вполне за себя спокоен и сам чувствует, что может
поручиться за себя, стоит ему только представить себе, что его вдруг
потянуло к прежней работе, а ее около него нет, - его охватывает такой ужас,
какой, должно быть, испытывает ребенок, который сбился с дороги и заплутался
в лесу.
и в самом деле был написан ужас.
совсем не разбирается в подобных тонкостях, который всю жизнь имеет дело
только со счетами, гинеями, шиллингами да банкнотами, - не думаете ли вы,
что это постоянное напоминание у него перед глазами невольно возвращает его
к прошлому? И если бы он убрал это напоминанье, дорогой Манетт, может быть,
он избавился бы и от своего страха? Короче говоря, не уступка ли страху эта
его привязанность к наковальне?
старый друг.
головой; он чувствовал себя гораздо увереннее, видя, что доктор колеблется,
- я бы посоветовал ему от нее избавиться. Но, конечно, не без вашего
разрешения. Я уверен, что ему это только во вред. Нет, право же,
согласитесь, дорогой друг! Разрешите мне сделать это ради его дочери,
дорогой Манетт!
убирать эту вещь при нем. Унесите ее, когда он куда-нибудь уедет. Чтобы он
не сразу почувствовал, что лишился старого друга, а уже после некоторого
отсутствия, когда он немножко отвыкнет.
Они в этот день поехали за город, и на свежем воздухе доктор почувствовал
себя гораздо лучше. Дня через три он совсем поправился, а на исходе второй
недели, как и было условлено, отправился в Уорвикшир, чтобы продолжить
путешествие с Люси и ее мужем. За несколько дней до его отъезда мистер Лорри
рассказал ему, как Люси было объяснено его молчание, и он написал ей,
подтвердив свою отлучку, и Люси была спокойна и ничего не подозревала.
долотом, пилой и молотком, вошел в его комнату, а за ним шествовала мисс
Просс со свечой в руке. Хоронясь, словно заговорщики, они заперли дверь, и
мистер Лорри стал рубить топором скамью башмачника, а его помощница мисс
Просс светила ему и всем своим угрюмым видом как нельзя более напоминала
соучастницу в злодеянии. Труп жертвы (изрубленный на мелкие части) стащили в
кухню и тут же сожгли в печке, а сапожные инструменты, башмаки и кожу
закопали в саду. Честным людям, вынужденным что-то уничтожать, да еще
тайком, кажется, будто они совершают что-то дурное, и мистер Лорри и мисс
Просс, покуда они делали это свое тайное дело и потом прятали следы,
чувствовали себя преступниками, да и вид у них был такой же преступный.
Он явился в тот же день, прошло только несколько часов, как они приехали.
Сидни был все тот же, что и прежде, и жил по-прежнему, и ни в его внешности,
ни в манере держать себя не наблюдалось никаких перемен. Только Чарльз
Дарней обнаружил в нем какую-то грубоватую преданность, которой раньше не
замечал.
сторону, к окну, и сказал ему:
принято отвечать в таких случаях, но я, знаете, не собирался обмениваться
любезностями. И когда я сказал, что мне хотелось бы, чтобы мы были друзьями,
я, по правде сказать, подразумевал под этим нечто иное.
дружелюбно и добродушно, что же он, собственно, под этим подразумевал?
хорошо понимаю, а вот сказать так, чтобы вы это поняли, оказывается, не
так-то легко. Ну, попробую все-таки. Помните вы тот знаменательный день,
когда вы видели меня... пьяным несколько более обычного.
выпили лишнее.
меня в памяти. Надеюсь, когда-нибудь мне это зачтется, хотя бы на том свете.
Но вы не бойтесь. Я не собираюсь произносить никаких проповедей.
того, что ему почудилось за этими словами. - В тот знаменательный день, о
котором идет речь (а таких дней у меня, как вы догадываетесь, было немало),
я в пьяном виде донимал вас дурацкими разговорами о том, нравитесь вы мне
или не нравитесь. Так вот, я бы хотел, чтобы вы об этом забыли.
забыть это не так просто, как вы стараетесь изобразить. Я-то ведь не забыл,
и ваш пренебрежительный ответ вряд ли поможет мне забыть это.
меня, - отвечал Дарней. - Мне, правда, не хочется придавать значения таким
пустякам, и меня удивляет, что это вас так беспокоит. Даю вам честное слово
джентльмена, я и думать об этом забыл! Да есть ли тут о чем думать, боже
праведный! А вот чего я никогда не забуду, так это ту великую услугу,
которую вы мне оказали в тот день.
говорите, я считаю своим долгом признаться вам, что это был чисто
профессиональный трюк. Сказать правду, в то время, когда я оказал вам эту
услугу, я вовсе не так уж интересовался вашей судьбой. В то время! -
заметьте - я говорю о том, что было.
пренебреженье - но уж я к вам не буду придираться.
уклонился от того, что хотел сказать. Так вот я предлагаю, чтобы мы с вами
были друзьями. Вы меня знаете, мне совершенно несвойственны какие-то
возвышенные чувства, благородные порывы. Если вы сомневаетесь, спросите
Страйвера, он вам это подтвердит.
помощи.
беспутный, никогда от меня проку не было и не будет.
у себя в доме такую никчемную личность с сомнительной репутацией, я бы
хотел, чтобы вы позволили мне приходить к вам запросто, когда мне
вздумается, чтобы я чувствовал себя у вас своим человеком; смотрите на меня
как на лишнюю мебель (я бы сказал - уродливую, - если бы не это сходство,
которое есть между нами), этакий старый диван, который не замечают и держат
потому, что он долго служил. Не бойтесь, что я стану злоупотреблять этим
правом, наверно я воспользуюсь им не больше четырех раз в год. Но мне будет
приятно сознавать, что оно у меня есть.
Благодарю, Дарней. Вы разрешаете мне называть вас так, просто, без
церемоний?
сидел, как всегда, молча, с обычным своим безучастным видом, ничем не