Чтение 48–й страницы книги ~Ожерелье королевы~

стеганый камзол стражника.

Кроме того, он увидел другого в окне маленькой гостиной.

Босир сказал себе, что де Крон, конечно, осведомленный обо всем,
неважно кем и как, хотел взять Босира, но застал только Оливу.

Мысль, что эти люди огребут сто тысяч ливров и будут потешаться над
ним всю жизнь, мысль, что таким дерзким, таким ловким ходом, который
сделал он, Босир, воспользуются агенты полиции, до правде говоря,
восторжествовала над всеми угрызениями совести и заглушила все печали
любви.

Босир прижал к сердцу кредитные билеты и снова пустился бежать, на
сей раз по направлению к Люксембургскому дворцу.

Но то ли небо, то ли ад решили, что на сей раз де Крон ничего не
поделает с Босиром.

Не успел любовник Николь свернуть на улицу Сен-Жермен-де-Пре, как его
едва не опрокинула великолепная карета, которую лошади гордо несли на
улицу Дофины.

Босир метнулся в сторону, но, оглянувшись, увидел в карете Оливу и
очень красивого мужчину, которые оживленно разговаривали.

Он слабо вскрикнул, и это только поддало жару лошадям.

Несчастный Босир, изнемогший морально и физически, бросился на улицу
Фосе-Мсье-ле-Пренс, добрался до Люксембурга, прошел уже опустевший
квартал и очутился за заставой, где нашел убежище а комнатушке, хозяйка
коей оказала ему всевозможные знаки внимания.

Он расположился в этой конуре, спрятал кредитки под плитку пола,
поставил на нее ножку кровати и улегся, обливаясь потом и ругаясь,
перемежая богохульства с изъявлениями благодарности Меркурию, испытывая
отчаянную тошноту от сладкого вина, настоенного на корице, - напитка,
весьма пригодного для того, чтобы вызвать выделение пота на коже и
уверенность в душе.

Он был уверен, что полиция не найдет его. Он был уверен, что никто не
отберет у него деньги.

Глава 22

ГЛАВА, В КОТОРОЙ МАДМУАЗЕЛЬ ОЛИВА НАЧИНАЕТ СПРАШИВАТЬ СЕБЯ О ТОМ, ЧТО ЖЕ ХОТЯТ С НЕЙ СДЕЛАТЬ

Босир действительно увидел в карете не кого иного, как мадмуазель
Оливу, сидящую рядом с человеком, которого он не узнал, так как видел
только однажды, но которого узнал бы, если бы увидел дважды; Олива, как
обычно, была на прогулке в Люксембургском саду.

В ту минуту, когда она расплачивалась за свой стул <В Люксембургском
саду стулья были платными, скамейки бесплатными>, намереваясь вернуться
домой, и улыбалась хозяину садового ресторанчика, постоянной
посетительницей которого она была, на одной из аллей появился Калиостро;
он подбежал к ней и взял ее за руку.

Она тихонько вскрикнула.

- Куда вы направляетесь? - спросил он.

- На улицу Дофины, к себе домой!

- Это будет на руку людям, которые вас там ждут, - проговорил
господин. - Там вас арестуют, моя дорогая!

- Арестуют? Меня?

- Несомненно. Двенадцать человек, которые вас поджидают, - это
стрелки де Крона.

Олива вздрогнула: некоторые люди всегда пугаются неожиданных вещей.

Тем не менее, несколько глубже погрузившись в свою совесть, она
собралась с силами.

- Я ничего не сделала, - заявила она. - За что же меня арестуют?

Олива остановилась, бледная и взволнованная.

- Вы играете со мной, как кошка с несчастной мышью, - продолжала она.
- Послушайте: если вы что-то знаете, скажите мне! Ведь они имеют зуб на
Босира?

Она остановила на Калиостро умоляющий взгляд.

- Невелика хитрость узнать об этом!.. Я продолжаю. Я отношусь к вам с
участием и желаю вам добра, а уж остальное вас не касается. Идемте на
улицу Анфер! Быстро! Там вас ждет моя карета.

С этими словами он довел Оливу до ограды, отделявшей сад от улицы
Анфер. Подъехавшая карета взяла эту пару и довезла Калиостро и Оливу на
улицу Дофины, к тому месту, где их обоих заметил Босир.

Олива разглядела полицейских, увидела свой дом, подвергшийся
вторжению, и в то же мгновение бросилась в объятия своего покровителя с
таким отчаянием, которое могло бы растрогать любого, только не этого
железного человека.

Он ограничился тем, что сжал руку молодой женщины и, опустив шторку,
скрыл ее самое.

- Спасите меня! Спасите меня! - повторяла тем временем несчастная
девушка.

- Обещаю, - произнес он.

- Я вверяю себя вам, делайте со мной, что хотите, - с ужасом отвечала
она.

Он отвез ее на улицу Нев-Сен-Жиль, в тот самый дом, где, как мы
видели, он принимал Филиппа де Таверне.

Устроив ее в небольшом помещении на третьем этаже, подальше от
прислуги и от всякого надзора, он сказал:

- Нужно устроить так, чтобы вы стали счастливее, чем будете здесь.

Он поцеловал ей руку и направился к выходу.

- Ах! - воскликнула она. - Главное, принесите мне известия о Босире!

- Это прежде всего, - отвечал граф и запер ее в комнате.

- Если поселить ее, - спускаясь с лестницы, задумчиво говорил он
себе, - в доме на улице Сен-Клод, то это будет осквернением дома. Но
необходимо, чтобы ее не видел никто, а в этом доме ее никто не увидит.
Если же, напротив, понадобится, чтобы некая особа ее заприметила, то эта
особа заприметит ее в доме на улице Сен-Клод. Что ж, принесем еще и эту
жертву! Погасим последнюю искру факела, горевшего в былое время!

Глава 23

ПУСТОЙ ДОМ

Калиостро в одиночестве очутился у старого дома на улице Сен-Клод,
который наши читатели, должно быть, еще не совсем забыли. Когда он
остановился у дверей, уже спустилась ночь. Можно было видеть лишь редких
прохожих на проезжей части бульвара.

Когда калитка открылась, глазам Калиостро представился пустой двор,
поросший мхом, словно кладбище.

Он запер за собой калитку, и ноги его увязли в густом, непокорном
бурьяне, который завоевал даже мощеную площадь.

Он поднялся на крыльцо, которое тряслось у него под ногами, и с
помощью запасного ключа проник в громадную переднюю.

Дыхание смерти яростно сопротивлялось жизни; тьма убивала свет.

Граф продолжал свой путь.

В этом восхождении его повсюду сопровождало некое воспоминание или,
лучше сказать, некая тень, и когда свет вычерчивал на стенах движущийся
силуэт, граф вздрагивал, думая, что его тень - это чужая тень,
воскресшая, чтобы тоже посетить таинственное место.

Так шествуя, так грезя, он дошел до плиты камина, который служил
проходом из оружейной палаты Бальзамо в благоухающее убежище Лоренцы
Феличани.

Стены были голые, комнаты пусты. В зияющем очаге лежала огромная
груда золы, в которой там и сям еще сверкали брусочки золота и серебра.

Каждый, кому была неизвестна печальная история Бальзамо и Лоренцы, не
мог бы не сожалеть об этом разрушении. Все в этом доме дышало униженным
величием, угасшим блеском, утраченным счастьем.

Калиостро проникся этими думами. Человек спустился с высот своей
философии, чтобы отразиться в малом мире нежности и человечности,
который зовется душевным движением и который не принадлежит рассудку.

"Да, этот дом будет осквернен. Что я говорю? Он уже осквернен! Я
снова отворил двери, я осветил стены, я видел внутренность могилы, я
разрыл золу смерти.

Пусть так! Но все это осквернение совершится с некоей целью, с целью
послужить моему делу! И если от этого проиграет Бог, Сатана от этого
только выиграет".

И он поспешно написал на своих табличках следующие строки:

"Господину Ленуару, моему архитектору.

Вычистить двор и вестибюли; реставрировать каретные сараи и стойла;
снести внутренний павильон; уменьшить дом до двух этажей; срок - неделя"

- А теперь, - сказал он, - посмотрим, хорошо ли видно отсюда окно
маленькой графини.

Он подошел к окну третьего этажа.

Отсюда его взгляд охватывал поверх ворот весь фасад дома на
противоположной стороне улицы Сен-Клод.

Напротив, самое большее в шестидесяти футах, видно было помещение,
занимаемое Жанной де ла Мотт.

- Обе женщины увидят Друг друга, это неизбежно, - сказал Калиостро. -
Отлично!

Он взял фонарь и спустился по лестнице.

Через час он вернулся к себе домой и отправил архитектору смету.

Через неделю дом был реставрирован, как приказывал Калиостро.

Глава 24