мыслях встает картина еще большего величия. Величия исполинских размеров,
непомерных масштабов, бездонных сроков.
Вся природа, совокупность всех ее отдельных сторон - климата, вод, недр,
почв, жизни, все
любого участка ее поверхности, раскрывались перед студентами. Было время,
когда география казалась мне большой адресной книгой, отвечавшей на вопросы,
где что находится, помогавшей ориентироваться в пространстве. Теперь же
оказывалось, что география была не только описательной наукой. Она вырастала
во всеобъемлющий свод знаний обо всей приповерхностной ландшафтной сфере
Земли.
представлениям! И как хорошо, что понятие ландшафт значило не только то же,
что и пейзаж, как мне казалось прежде, обнимало собою не только внешний вид
местности, а и все, что не видно, но познано. Горно-черноморский,
краснополянский ландшафт конечно включал в себя видимый облик Псеашхо, Аибги
и Ачишхо с их снежниками, лугами и лесами. Но теперь я знал, что в состав
ландшафта входят и недра этих гор, вздыбленные по еще неведомым мне
надвигам; что в ландшафте запечатлелись и воздействия древних оледенений -
то леденящие, то шлифующие, и смены горно-долинных ветров, и сложные связи
рельефа с растительностью, и еще многое другое. Более того, ландшафт отныне
переставал для нас быть чем-то только сегодняшним, современным: он жил,
развивался, рос, за ним стояла, по его чертам читалась и в нем же многое
объясняла история. География обогащалась познанием прошлого, дополнялась
палеогеографией.
былого - историческую геологию. Эта наука оказалась совсем не хаотическим
нагромождением ярусов, эр и ихтиозавров, как представлялось раньше. Перед
нами раскрылась изумительная эпопея жизни Земли со своими ритмами, этапами
расцветов и захирений. Это была летопись чередования периодов покоя и
периодов потрясений, трагедий, и вместе с тем летопись неуклонного
усложнения, обогащения, прогресса жизни.
выплескивались за их пределы на соседние равнины целые моря и океаны;
прогибались, одновременно заполняясь наносами, впадины; торосились, как
льдины, сминались и дробились геологические напластования; дыбылись горные
страны, неся на своих поверхностях шрамы, зарубки и следы уровней древних
равнин. Плодились диковинные чудовища, словно природа экспериментировала,
что можно создать еще хитрее, еще умнее приспособленное к внешним условиям.
Но тысячи опытов оказались неудачными - в результате в морях и на суше
вымирали целые флоры и фауны...
достойные величия описываемых событий.
жадным интересом, словно слушая сказителя эпических былин, следил я, как
формировались эти горы от эпохи к эпохе. На их месте особенно долго
плескались моря, а возникавшие временами складчатые структуры недолго
существовали в виде выступов суши. Казалось, я так и не дождусь лекций, в
итоге которых Кавказ воздвигся бы перед глазами в своем современном виде. Мы
еще не знали, что в те годы неотектоника * лишь зарождалась и что профессор
Мазарович и сам еще не мог тогда "построить" перед нами эту горную страну до
конца. Хорошо рассказывая об истории недр, он поневоле становился
поверхностным, когда доходил до этапов образования ныне существующего
рельефа Кавказа.
увлекательные лекции подчас утомляли, и мысль отвлекалась чем-нибудь
посторонним. То писал записки соседке - маленькой светлой Наташе... То
рисовал очертания краснополянских гор: на обложке скольких тетрадей с
конспектами высились маяками пирамиды Аибги!
геологии с географией. Исторически развивающаяся природа оказывалась при
всей своей сложности единым целым, подчинялась стройной системе
геолого-географических законов. Напомню, насколько более полной стала для
меня красота краснополянских гор, когда я проник в их всего лишь вчерашнее
прошлое - в историю Черкесии. А в какие же бездны времени уводило теперь
историко-геологическое, палеогеографическое познание любимых мест?
Становилось ясно, что и всей жизни будет мало для их полного постижения.
Красной Поляны, все пути и причины формирования ее рельефа.
различные экспедиции коллекторами. А что, если попасть в качестве
практиканта в Кавказский заповедник? Был же Георгий Владимирович
практикантом университета в заповеднике!
к декану. Профессор Борзов участливо выслушивает, спрашивает, справлюсь ли я
с самостоятельной исследовательской работой. Отвечаю, что попытаюсь
справиться, проштудирую нужные методики и инструкции... Профессор ведет меня
в Зоологический музей и там - в маленькую комнатку, в которой сидит
симпатичный пожилой человек с густой каштановой бородкой. У Василия Никитича
Макарова добрые лучистые глаза.
Макарову для самостоятельной работы (это студента-то, третьекурсника!),
научный руководитель управления всеми заповедниками страны - это и был
Василий Никитич - говорит:
студента Володю, выделявшегося упорством в работе, дотошностью и
серьезностью. Мое предложение заинтересовало его. Ехать с нами была
приглашена и Наташа.
распознавать его историю. Но, может быть, это уже известно?
до неузнаваемости искажены на картах. Сводной работы о рельефе заповедника,
об истории этого рельефа нет. Геоморфологической карты заповедника тоже нет.
Значит, нам есть, что делать! Но как мы будем это делать?
профессору Добрынину, готовые впитать и выполнить любые советы. Борис
Федорович спокойно выслушал нас, одобрительно просмотрел ворох изученной
литературы по району, которую мы ему притащили, и... не напутствовал нас
ничем, кроме самых общих фраз. Вышли от него с пожеланиями успеха в работе,
но без твердых рецептов как работать.
пускают, как с лодки в воду прямо на глубоком месте, чтобы научить плавать.
Кто своей головой нащупает путь к исследованию, из того и толк выйдет.
Александр Александрович Борзов так и говорит: "Не поплакав на борозде,
пахать не научишься".
академика Обручева, инструкцию профессора Эдельштейна по наблюдениям
ледников. Кое-что проясняется - уже видим возможность вести нужные измерения
и записи...
пересаживаемся на уютный домашний поезд, везущий нас по майкопской ветке.
каменный пирог из более твердых и более мягких пород. Совсем косые на вид
хребты. Это чешуевидные несимметричные ступени - к у э с т ы. Как и
разделяющие их перекошенные продольные долины, они появляются в рельефе с
неумолимой, словно в математике, логикой.
прогрызают предгорные гряды теснинами. Они вымывают податливые породы из-под
более стойких известняковых пластов, которые в результате обваливаются. Так
без конца подновляется, освежается крутизна обрывов стойких пород,
поддерживается их отвесность. Там, где мощнее податливые пласты,
вырабатываются обширные продольные понижения - целые долы между
параллельными куэстами.
скульпторами, способными еще раз изваять именно этот рельеф. Иным он и не
мог бы получиться при такой слоистости и неравностойкости материала для
ваяния.
туннельный участок реки Белой, которая прорывается здесь сквозь промоины в
известняке. Вспоминаю из своих исторических разысканий, что над обрывами
этого Каменного Моста стояло "мехкеме" - судилище горцев. Заподозренных в
измене сбрасывали прямо в пропасть. Гибель в порогах считалась неизбежной,
но чудом выплывший подлежал оправданию.
поручению дирекции заповедника. Каменномостское ущелье - первая большая
радость на этом пути. Типичная сквозная "долина прорыва" в куэстовой гряде.
Отвесные обрывы косонаклонных известняковых пластов, прорезанных широкой и
мощной рекою. Пласты наклонены навстречу нашему пути от гор к равнине. Выше
по течению они все больше поднимаются над водой, и долина воронкообразным
раструбом расширяется - ведь из-под высоко задранных здесь стойких пластов
Земляной Андрей
Конюшевский Владислав
Панов Вадим
Андреев Николай
Володихин Дмитрий
Куликов Роман