младшую из сестер Меюден, - торговку пресноводной рыбой. Клер зажгла свечу
на трехсвечнике. Затем упала на колени за колонной, ударившись о каменную
плиту; лицо ее под волной белокурых, рассыпавшихся волос было бледно, как
у покойницы. Думая, что никто ее не видит, она заплакала горькими слезами,
забилась в смертной тоске, склоняясь до земли, словно от сильного порыва
ветра, в страстной молитве, с самозабвением женщины, отдающейся
возлюбленному. Прекрасная колбасница была изумлена; Меюдены далеко не
отличались благочестием, и как раз Клер имела обыкновение говорить о
религии и священниках в таких выражениях, от которых волосы вставали
дыбом.
св.Агнесы, - уж не отравила ли эта потаскушка кого-нибудь из своих
хахалей?"
лет сорока, с благодушной улыбкой на лице. Когда аббат узнал Лизу, он
пожал ей обе руки, назвав "дорогой госпожой Кеню", и повел в ризницу, где,
сняв с себя стихарь, объявил, что готов к ее услугам. Затем они снова
перешли в боковые приделы, примыкающие к улице Жур, и стали беседовать,
прохаживаясь по церкви, - аббат в сутане и с непокрытой головой, а Лиза -
кутаясь в свою ковровую шаль. Беседа велась вполголоса. В витражах
медленно гасло солнце, шаги последних богомолок с легким шорохом замирали
на плитах храма.
и речи о религии. Лиза не ходила на исповедь, она просто обращалась к нему
в особо трудных случаях, считая его человеком, умеющим хранить тайны,
умным советчиком, и предпочитала его, как говаривала сама, темным дельцам,
от которых так и разит острогом. Аббат проявлял по отношению к ней
безграничную благожелательность; рылся для нее в кодексе законов,
указывал, как выгодней поместить капитал, с большим тактом разрешал
сомнения совести, рекомендовал поставщиков и на все вопросы, какими бы
различными и сложными они ни были, всегда находил готовый ответ, самый
непринужденный и естественный, причем не впутывал бога в мирские дела и не
пытался извлечь из своих отношений выгоду ни для себя, ни для церкви. Он
довольствовался благодарностью и улыбкой своей подопечной. По-видимому,
ему доставляло удовольствие оказывать услуги г-же Кеню, красивой женщине,
о которой его служанка часто упоминала с почтением как о весьма уважаемой
в квартале особе. Но на сей раз от аббата требовался совет по поводу
особенно щекотливого дела. Следовало установить, как, не нарушая правил
порядочности, должна вести себя г-жа Кеню по отношению к деверю: вправе ли
она следить за ним, дабы помешать ему скомпрометировать мужа, дочь и ее
самое; а также как далеко простираются ее права при наличии
непосредственной опасности. Лиза не спрашивала об этом прямо, в упор; она
осторожно задавала вопросы, искусно облекая их в такую форму, чтобы аббат
мог рассуждать, не касаясь личностей. Аббат развернул множество
взаимоисключающих аргументов. А в заключение признал, что благочестивая
душа вправе и даже обязана препятствовать злу, буде применяемые средства
необходимы для торжества добра.
для достижения цели - дело всегда серьезное. Средства эти становятся
опасной ловушкой для людей с заурядной моралью... Но мне известны ваши
высокие нравственные качества. Взвешивайте каждое ваше деяние и, если
ничто в вас не воспротивится, действуйте смело... Натуры честные наделены
прекрасным даром вносить частицу своей честности во все, с чем они
соприкасаются.
вам, чтобы расцеловать мою славную крошку Полину... До свиданья, дорогая
госпожа Кеню, я всегда к вашим услугам.
молится ли еще Клер; но Клер уже ушла к своим карпам и угрям; перед
часовней Девы Марии, где царила полная тьма, оставались только
разбросанные в беспорядке стулья, опрокинутые в пылу благочестия
богомолками.
подстерегавшая ее выход из церкви, узнала Лизу в вечернем сумраке по ее
пышным формам.
Когда попы очищают ее от скверны грехов, мальчики из хора выстраиваются
цепочкой, чтобы ведрами отправлять помои на улицу.
там совершенно спокойно, в уверенности, что никто ее не потревожит;
впрочем, если появится Флоран, всегда можно соврать - сказать ему, что
пришла проверить, не нужно ли переменить простыни. Она видела его внизу, в
павильоне морской рыбы, чрезвычайно озабоченного. Итак, усевшись перед
столиком, Лиза вынула из него ящик, поставила к себе на колени и осторожно
стала вынимать рукописи, стараясь укладывать связки бумаг обратно в том же
порядке. Сначала она нашла первые главы книги о Кайенне, затем всякого
рода проекты, планы: план замены городских пошлин на продукты налогом на
заключаемые торговые сделки, проект реформы административной системы
Центрального рынка и другие. Эти листки, исписанные тонким почерком,
который она с трудом разбирала, показались ей очень скучными; она уже
собралась было вставить ящик обратно, решив, что Флоран прячет обличающие
его документы где-нибудь в другом месте, и намеревалась даже обыскать
тюфяк, набитый шерстью, как вдруг обнаружила в почтовом конверте портрет
Нормандки. Фотография была несколько темной. Нормандка снялась стоя,
опершись правой рукой на усеченную колонну; на ней были все ее
драгоценности и новое шелковое платье, которое так и топорщилось, а на
лице сияла дерзкая улыбка. Лиза забыла о девере, о терзавших ее страхах, о
том, зачем сюда явилась. Она вся ушла в созерцание, на которое способна
только женщина, разглядывающая другую женщину без помехи, не боясь, что за
ней наблюдают. Никогда еще ей не доводилось так хорошо рассмотреть
соперницу. Она изучала ее волосы, нос, рот, отодвигала фотографию,
подносила поближе к глазам. Затем, поджав губы, прочла надпись на обороте,
выведенную крупными каракулями: "Луиза - своему другу Флорану". Колбасница
вознегодовала: ведь это признание! Ей захотелось забрать карточку своей
противницы, сохранить как оружие против нее. Но она медленно вложила
фотографию обратно в конверт, подумав, что с ее стороны это было бы
нехорошо; а к тому же карточка от нее все равно не уйдет.
аккуратно перебирать, ей пришло на ум заглянуть в глубь ящика, туда, куда
Флоран засунул нитки и иголки Огюстины; именно там, между молитвенником и
"Толкователем снов", она нашла то, что искала: весьма компрометирующие
Флорана записи, хранимые просто в серой бумажной папке. Мысль о восстании,
о ниспровержении Империи с помощью заговора, которую Логр однажды вечером
высказал у Лебигра, постепенно созрела в пылкой душе Флорана. Вскоре он
стал видеть в этом свой долг, свою миссию. То была цель, наконец,
обретенная после бегства из Кайенны и возвращения в Париж. Считая себя
вправе отомстить за свою изнуренную плоть этому городу, жиревшему, пока
поборники справедливости подыхали с голоду в ссылке, Флоран взял на себя
осуществление правосудия; он замыслил восстать из самых недр рынка, чтобы
уничтожить царство жратвы и пьяного разгула. Его чувствительный
темперамент служил благоприятной почвой для навязчивой идеи. Все принимало
чудовищно преувеличенные размеры в его мозгу; у Флорана возникали самые
странные представления; он возомнил, будто после его возвращения в Париж
рынок завлек его, чтобы обессилить, отравить своим смрадом. Мало того:
Лиза якобы старалась, чтобы он оскотинился; он избегал ее по два, по три
дня, словно она химический растворитель, словно, если Флоран к ней
приблизится, его воля растает. Приступы ребяческого страха и бунтарские
порывы неизменно переходили в необычайную нежность, в жажду любви, которую
он скрывал, стыдясь ее, как подросток. По вечерам воздействие отравляющих
запахов на его мозг было особенно ощутимо. Нервы у Флорана были напряжены,
он чувствовал себя несчастным после проведенного дня и, не решаясь уснуть
из тайного страха перед этой формой небытия, засиживался допоздна у
Лебигра или у Меюденов; а возвращаясь домой, не ложился и писал, чтобы
подготовить восстание по все правилам. Постепенно у него сложился целый
план организации. Он разделил Париж на двадцать секций, соответственно
количеству районов; каждую возглавлял командир - как бы генерал, - в чьем
подчинении находились двадцать лейтенантов, командующих двадцатью отрядами
из членов организации.
каждый раз в другом месте; кроме того, в целях конспирации членам отряда
полагалось знать лишь своего лейтенанта, который сам тоже поддерживал
связь только с командиром своей секции; по мнению Флорана, было бы полезно
также, чтобы отряды не знали о своих подлинных функциях, приписывали себе
другие, вымышленные; это давало бы возможность навести полицию на ложный
след. Что касается повода для вооруженного выступления, то он был
чрезвычайно прост: нужно, дождавшись окончательного сформирования боевой
организации, воспользоваться первым же политическим волнением. А так как
организация, наверное, будет располагать только некоторым количеством
охотничьих ружей, то сначала следует захватить командные посты, разоружить
пожарных, парижскую городскую жандармерию и пехоту, как можно дольше
оттягивая вооруженное столкновение и призывая всех присоединяться к
народу. Затем шествие направится прямо к Законодательному корпусу, чтобы
оттуда идти в ратушу. Этот план, за который Флоран принимался каждый
вечер, как за сценарий драмы, дававший разрядку его нервному возбуждению,
был набросан пока лишь на клочках бумаги, исчерканных вдоль и поперек, так
что можно было восстановить авторские поиски и следить за фазами развития
замысла - одновременно и детского и научного. Когда Лиза пробежала глазами
эти записи, ее охватила дрожь; хотя она и не все в них поняла, она не
осмелилась больше прикасаться к этим бумагам, словно это заряженное ружье,
Семенова Мария
Орлов Алекс
Шекли Роберт
Круз Андрей
Бажанов Олег
Шилова Юлия