Известно было, что он явился защитником знаменитого параграфа 22, допускавшего
некоторую резкость нападения.
Севастьяныч нес его, как державу. Потом он бросил его на середину поля. Мяч
звенел от напряжения. Его распирал нагнетенный, туго спрессованный воздух. Но
нежная резиновая пуповина, через которую насос напитал мяч упругостью, была
перевязана, скручена и упрятана внутрь. Жестоко зашнурована наружная кожаная
сфера, сшитая из восемнадцати долек, похожих на бисквиты. Брошенный
Севастьянычем мяч прыгал. Прыжки затухали. В агонии последнего взлета мяч
покатился по траве. Его положили в самый центр поля. И он лежал здесь,
очерченный магическим кругом, как Хома Брут в гоголевском "Вне".
голубые - появились из люка.
трибунам. Сто шестьдесят тысяч ладоней отбивали привет героям дня. Имя
Кандидова витало над трибунами. Кандидова узнали. Бинокли нашарили его.
Трубачи дули, выпятив щеки. Фанфары упирались в небо, и на небе выдулась
радуга.
полем, где в центре уже лежал на траве мяч.
разбежались, согласно статуту начала. Игроки заняли свои места. Они стояли -
одиннадцать против одиннадцати. Красные и голубые. Бутсы подминали траву
лунками и шипами на подошвах. Стоял у самого мяча форвард гидраэровцев -
Баграш, а по бокам его - Фома и Бухвостов. Им выпал жребий начинать. Стояли
треугольником, немного поодаль, защитники - хавы. Застыли беки,
бычки-защитники. В воротах в голу переминались с ноги на ногу голкиперы,
вратари - ловцы опасных мячей. И стоял в воротах "Магнето" Антон Кандидов -
вратарь Республики.
Они почти смыкались краями нападения. Они были прижаты друг к другу жаждой
борьбы и победы. Их сводило ожидание восьмидесяти тысяч.
вынутым из карманов часам отмечали точное время начала. Все оцепенело в
тишине. Все смотрели на мяч. Восемьдесят тысяч, затаив дыхание, ждали начала
схватки.
Пана, из четырех трубочек, мал мала меньше. Севастьяныч, пятясь, отбежал от
мяча, как от бомбы с уже вставленным запалом. Ожидание нависло над полем. И
Груше с Настей казалось, что Севастьянычу стоит только свистнуть, и тишина
разрядится чудовищным всепотрясающим взрывом. Легкий тройной мелодический звук
сорвал с места все, что было на поле. Тотчас в стылой тишине послышался легкий
"тбум" мяча. Это уже была игра.
не случилось. Просто на поле произошла разом всеобщая и легкая подвижка. Мяч
перешел черту. Так это и есть игра? Но игра лишь занялась, и через минуту ею
было охвачено все поле.
стало ясно, что это не прежняя команда. Работа Юнга сказалась. Под
аплодисменты всего стадиона гидраэровцы повели мяч головами. Мяч, не касаясь
земли, передавался с головы на голову, пока не дошел до ворот противника. И
здесь Бухвостов, напружив шею, писком ткнул мяч. Но Антон спокойно взял его.
Гидраэровцы продолжали ломить стеной. Стадион одобрительно загудел. Все первые
минуты игры магнетовцы не могли отойти от своих ворот. Тут надо сказать, что
посетители футбольных матчей делятся на две враждебные партии: уважающих
авторитеты и любителей неожиданностей. К первым относятся большей частью люди,
не шибко смыслящие в игре. Соблазненные своими родственниками, они иногда
появляются на трибунах. Но они хотят, чтобы деньги платили не даром, чтобы
справедливость восторжествовала. Чемппоны побеждают, авторитет укрепляется.
Познания их в этой области скудны: они знают три-четыре имени. Эти имена
должны оправдать себя в их глазах. Иначе придется менять кое-какие
приобретенные воззрения на этот счет, запоминать новые имена. Истые же
любители, коренные болельщики, большей частью принадлежат ко второй группе.
Они всегда на стороне слабых. Они всегда жаждут поражения чемпиона. Среди них
имеет своих приверженцев каждый мало-мальски шлепающий мяч игрок. Болельщики
этого класса не признают авторитетов. У них есть свои неведомые любимчики.
Дядя Кеша принадлежал к этой группе, поэтому он всецело был на стороне
гидраэровцев. Он неодобрительно поглядывал на игру Цветочкина. Зато
гидраэровцы сегодня радовали своей игрой дядю Кешу.
одного игрока, он мгновенно переходил к ноге другого. К этому прибавлялся
необычайный напор Фомы, Баграша и Бухвостова. Крепкая тройка пеудержимо
неслась к воротам Антона. Не оглядываясь назад, гидраэровцы пяткой отдавали
мяч своим, и действительно там, на месте, стояла подоспевшая полузащита. Она
посылала мяч свободному игроку, и атака продолжалась. Гидраэровцы обладали
большой "видимостью" на поле. Это был термин Баграша, летный термин. В
суматохе игры футболист видит обычно только небольшой участок поля - мяч, свои
ноги и ближайшего противника. Баграш на тренировке добивался, чтобы футболист
видел как можно больший район игры.
же бросил и вышел вперед. Положение становилось серьезным. Антону казалось,
будто не один, а по крайней мере три мяча находятся в распоряжении
гидраэровцев. Мяч мельтешил в глазах. Нельзя было установить, откуда грозит
главная опасность.
удар. У Антона глаза разбегались. Его атаковали всей линией, и мяч далеким и
точным посылом ходил от края к краю, сбивал с толку защиту и вратаря. На
трибунах глазам своим не верили. Магнетовцы явно терялись. Команда стягивалась
к воротам, но гидраэровцы редко били по голу. Это было непонятно. Это осудили
на трибунах. Антон не мог нащупать, в чем секрет сегодняшней тактики
противника. Это его бесило и тревожило. Когда можно было бить, гидраэровцы не
били. Зато внезапно из совершенно невозможного как будто положения, точно
пробитый издалека, мяч грозно и вдруг навешивался в отдаленный угол ворот.
Антон едва успевал дотянуться до него. Нельзя даже было уследить, кто
ударил...
время ему приходилось быть страшно напряженным, ни на секунду не распускать
мышц. Вся его приобретенная тактика летела к черту. Он знал: всегда в команде
есть фаворит, которому поручается право решающего удара. У них, в "Магнето",
был Цветоч-кин, у англичан - Бестин, у турок - Вахаб, у "Буйволов" - Бен Хорг.
А здесь внимание дробилось, "делилось на пять", как говорил Мартин Юнг. Но
Антон все-таки был непробиваем. Дьявольское чутье спасало его. Гидраэровцы не
могли долго выдержать такого темпа.
проходить все чаще вперед, прорываясь иглой к воротам, где, жмурясь от солнца,
прыгал Яшка Крайнах, похожий на дрозда в клетке. Там, за воротами, стоял
Мартин Юнг. Он подбегал к самой "ленточке", кричал, командовал, распоряжался,
бранил, умолял.
играл, он стоял со своим немножко скучающим видом посередине поля и ждал,
когда подвернется удобный случай. В нем был огромный запас совершенно
нетронутых сил, и как только ему довелось дорваться до мяча, он развернулся во
всем своем блеске и темпераменте. Его уже нельзя было прикрыть. Он мчался по
самому краю поля. Игра на краю требовала огромного искусства ведения мяча,
рекордного бега, безошибочной точности. Цветочкин играл на правом краю. Он
бежал у самой кромки поля, теснимый гидраэровцами. Он вел мяч как бы но горной
тропинке. Слева - круча, противник, отжимающий плечо, справа - обрыв игры,
аут.
двигался в его мелькающих ногах по сложным орбитам, петлял, верткий,
неуловимый для противника. Но, мастерски выведя мяч из лабиринта путаных его
ходов, Цветочкин ураганом прошел к воротам и, где-то в воздухе поддев мяч,
ударил. На черной доске за воротами "Магнето" моментально появилась белая
цифра
утирая рукавом лицо, отводя глаза в сторону. Гидраэровцы не смотрели на него.
Мартин Юнг пощупал задний карман, отлучился на минуту и вернулся с глазами
вялыми и снисходительными. Опоздавший милиционер Снежков пробирался на свое
место рядом с дядей Кешей.
Играя в "Магнето", он утратил чувство команды. Ребята здесь были чужие. То ли
дело, когда он стоял в "Гидраэре", на Волге, и за сборную страны. Тогда каждый
успех команды, каждый удачный удар, каждый прорыв восхищал его и будоражил. А
сегодня он играл за себя одного. Пока что он не показал ничего выдающегося. А
вот Цветочкин отличился. Магнетовцы разыгрались. Разом постаревший Мартин Юнг
суетился за воротами. Яшка Крайнах прыгал теперь в них, как мартышка за
вольером. У ворот опять заварилась каша. Цветочкин прорвался. Удар! Штанга...
Удар - нога Карасика. Чижов перехватил. Перевод! Цветочкин ударил. Гол!