игорных автоматов, но на них никто не смотрел. Крутые ребята, торчавшие
возле них по вечерам в "Угловой Лузе", теперь жались за спиной Лена, как
перепуганные детишки. Справа от Лена были бильярдная и игроки, стискивающие
кии в руках, будто дубинки. Старый Джи стоял в стороне рядом с сигаретным
автоматом. Кия в его костлявой старой руке не было - из нее свисал
пистолетик. Бобби он не испугал. После Кэма и его желтоплащных подручных
вряд ли что-нибудь могло его напугать - во всяком случае, сейчас. На
какое-то время весь его испуг был полностью израсходован.
посмотрел на нее и подумал: "Будь я постарше, я б тебе кое-что показал. И
еще как!" Она поймала его взгляд - суть его взгляда, - отвела глаза,
красная, испуганная, сбитая с толку. Бобби посмотрел на ее брата:
больше вы меня не увидите. - Он сделал паузу. - И их тоже.
Бобби знал, что все будет по его: это вспыхивало и гасло в мыслях Старого
Джи, будто большая сверкающая вывеска. Эти мысли были теперь такими же
ясными, как когда-то у Молодого Джи, - холодными, расчетливыми и
неприятными, но после Кэма и его регуляторов они казались совсем
безобидными. Безобидными, как мороженое.
нужно во-вторых.
Просто машина. Они ехали в нем вдвоем под звуки джаза сороковых годов. За
все время поездки до Харвича Лен только раз нарушил молчание:
хватает.
кассы стоит вырезанная из картона фигура Брижит Бардо в полный рост. Он
скользнул по ней взглядом без всякого интереса. Он стал слишком взрослым для
Б.Б.
прикрытый ладонью. Бобби указал на свой дом. Теперь квартира не была темной:
там горели все лампы. Бобби взглянул на часы на приборной доске "бьюика" и
увидел, что почти одиннадцать. Когда "бьюик" затормозил у тротуара, Лен
Файле опять обрел дар речи:
ухмыльнулся. Ему вспомнилось, как в конце почти каждого эпизода "Одинокого
Рейнджера" кто-нибудь да спрашивал: "Кто он? Этот, в маске?"
я тоже. Спасибо, что подвезли.
тебе больше хода нет.
тротуара. Бобби смотрел, как машина развернулась у ворот напротив и унеслась
вверх по холму мимо дома Кэрол. Когда она скрылась за углом, Бобби посмотрел
на звезды - миллиарды россыпей, выплеснутый мост света. Звезды, а за ними
еще звезды, вращающиеся в черноте.
которые каким-то образом ее оберегают. Есть Багряный Владыка и ломатели,
трудящиеся, чтобы уничтожить Лучи.., и не потому, что ломатели хотят, а
потому, что этого хочет он - Багряный Владыка".
весло?
Тедом и читал ему газету. Просто двое парней. - Я хотел отправиться с тобой
и не смог. Не смог".
Колония-стрит. Но было тихо. Баузер уснул. Чистое чудо. Криво улыбаясь,
Бобби начал подниматься на крыльцо. Его мать, наверное, услышала, как вторая
ступенька скрипнула у него под ногой - как всегда, громко, - потому что она
выкрикнула его имя и послышались ее бегущие шаги. Он поднялся на крыльцо, и
тут дверь распахнулась, и она выбежала наружу - все еще в той же одежде, в
которой вернулась из Провиденса. Волосы спутанными прядями падали ей на
лицо.
сторону его лица.
позвонили и спросили адрес, чтобы выслать чек, а я сказала: не нужно, это
была ошибка, я была измучена и расстроена, я сказала "нет", Бобби, я сказала
"нет", я сказала, что не хочу их денег.
дверь вестибюля. Не чек, а триста долларов наличными. Триста долларов в
награду за возвращение лучшего из их ломателей - триста паршивых камушков.
Они жлобы даже еще больше, чем она.
Он весил почти сто фунтов и был тяжеловат для нее, но все равно она подняла
его, продолжая бормотать. Бобби разобрал, что им хотя бы не придется
разбираться с полицией - она туда не позвонила. Почти все время она просто
сидела тут, перебирала в пальцах измятую юбку и бессвязно молилась, чтобы он
вернулся домой. Она же любит его! Эта мысль билась в ее мозгу, будто
запертая в сарае птица. Она же его любит. Это не очень помогало, но
все-таки. Пусть это было ловушкой, но все-таки чуточку помогало.
деньги себе. Я сказала... Я им объяснила...
ее вопросы в обратном порядке:
этим.
долларовые бумажки и мелочь были перемешаны со смятыми десяти-, двадцати- и
пятидолларовыми купюрами. Его мать уставилась на деньги, которые сыпались на
столик у дивана, и ее здоровый глаз становился все шире и шире, так что
Бобби испугался, как бы он не вывалился вовсе. Другой глаз продолжал косить
вниз из грозовой тучи сине-черной опухоли. Она походила на старого пирата,
видавшего виды, смакующего зрелище только что выкопанного сокровища - образ,
без которого Бобби вполне мог бы обойтись.., и который продолжал
преследовать его в течение пятнадцати лет, отделивших эту ночь от ее смерти.
Тем не менее что-то новое и не слишком приятное в нем радовалось тому, как
она выглядела в эту минуту - старой, безобразной и смешной, не просто
алчной, но и глупой. "Это моя мама, - думал он голосом Джимми Дюранте. - Это
моя мама. Мы оба его предали, но мне заплатили лучше, чем тебе, мам, а? Ага!
Моя взяла!"
голос у нее был словно у победительницы шоу Билла Каллена "Верная цена". -
Ах, Бобби, столько денег! Откуда они?
она принялась сгребать деньги в кучу, одновременно сортируя их.
быстротой опытного тасовальщика трех карт. "Никто ни разу не побил эту
тасовку, - подумал Бобби. - Никто ни единого раза не побил этой тасовки".
ярость - что-то багровое и электрическое.
побрал - ну вылитый папаша! - Она снова отвела руку, растопырив пальцы.
Разница была в том, что на этот раз он знал, чего ждать.
правды уже не помнишь.
только коробка с его именем на ней.., именем и выцветшим лицом, которое
практически могло принадлежать, кому угодно. В эту коробку она складывала
все, что причиняло ей боль. Она ничего не помнила о том, как ему нравилась
песня Джо Сгэффорда, не помнила (если вообще когда-нибудь знала), что Рэвди
Гарфилд был настоящий миляга, готовый снять для тебя свою последнюю рубашку.
Для такого в ее коробке места не было. Бобби решил, что, наверное, просто
жуть - нуждаться в такой коробке.
его из меня. - Он сжал правую руку в кулак и прижал кулак к виску. - Я не
буду его призраком. Ври себе сколько хочешь о счетах, по которым он не
платил, про аннулированный страховой полис и обо всех неполных сметах, на
которые он клевал, - только мне об этом не говори. Хватит!