сдачу. Она не произносит ни слова, но, как и раньше, трижды издает губами
звук поцелуя. Было ли это сделано с определенным значением, нет ли, я снова
как следует не понял. Я надеялся услышать от нее какие-то слова и немного
подождал. Вместо слов - извиняющаяся улыбка, которая приводит меня в
растерянность. На скулах веер веснушек, так идущих улыбке. Но сколько бы она
ни улыбалась, я не знаю, что мне делать. До улыбки все равно должны быть
слова. Я вынужден сознаться, что, видимо, спутал последовательность. Кроме
того, я уже взял сдачу, и дольше оставаться в кафе нет причин.
x x x
захлопывается с таким грохотом, что кажется, будто машина вот-вот
развалится. В открытой пепельнице еще дымится сигарета, оставленная
предыдущим пассажиром. Молодой шофер, раздраженный тем, что я все не называю
улицу, на которую нужно ехать, срывает фуражку и швыряет ее на сиденье.
Протягиваю пятьсот иен, недалеко, мол, и прошу ехать, куда укажу. У него
сразу же исправляется настроение, но фуражку он так и не надевает.
почему-то существенной разницы с прежним безлюдным пейзажем не ощущается. И
теперь я никак не могу понять, почему безлюдье привело меня в такое
замешательство. Столкнись с ним сейчас, наверно, не испугался бы. Даже если
бы вместо людей и машин по улице шествовали полчища ящеров и муравьедов, я
бы воспринял это как реальность и постарался понять, что происходит.
и не останавливается... звук мотора неожиданно меняется, машина начинает
дрожать, но шофер переключает скорость, и она спокойно, одним махом
преодолевает поворот. Я упираюсь ногами в пол, спина вдавливается в подушку.
Затаив дыхание, надеюсь как следует рассмотреть проносящуюся мимо улицу...
хватает глаз - огромный жилой массив. Четырехэтажные дома на дне темной
долины образуют симметричный рисунок огней. Я и представить себе не мог, что
передо мной развернется такой пейзаж. Но вопрос в том, почему не мог
представить себе. В пространстве улица, несомненно, существовала, а во
времени представляла собой пустоту. Как это страшно - существовать и в то же
время не существовать. Четыре колеса действительно вращаются по земле, и мое
тело, несомненно, ощущает вибрацию. И все равно - моя улица исчезла. Видимо,
не следовало проскакивать этот поворот. Теперь попасть туда, за поворот, мне
уже никогда не удастся. Перспектива ярких ртутных фонарей. Спешащие домой
толпы людей, удаляясь, становятся все прозрачнее...
Как можно скорее отсюда! Нужно убежать в такое место, где гарантирована
свобода пространства. А здесь я потеряю не только время, но и пространство и
окажусь замурованным в стену действительности наподобие того белорукого
хозяина кафе.
такси - транспорт, доступный бесчисленному множеству людей. Выехав на улицу,
по которой ходят автобусы, я выскакиваю из такси у первой же телефонной
будки. Сейчас в моих руках единственная сохранившаяся нить - номер телефона
под планом на клочке бумаги. Конечно, если я буду действовать неловко,
произойдет то же самое, что случилось там, за поворотом. Снимаю трубку и
опускаю десятииеновую монету. Набираю номер, сейчас уже не занято - долгие
гудки. Я прихожу в замешательство. Видимо, недостаточно собрался,
рассчитывая на то, что там еще разговаривают. Может быть, положить трубку? В
том состоянии, в каком я сейчас, мне вряд ли удастся решиться на что-либо,
даже если ответят. Начинаю пересчитывать трещины в разбитом стекле кабины.
Если четное число - подожду. Если нечетное - положу трубку. Но раньше, чем я
успеваю пересчитать все трещины, десятииеновая монета проваливается - к
телефону подошли.
Произношу первую пришедшую на ум ложь.
номером. Я решил на всякий случай позвонить...
рассмеялась. Низким, точно застревающим в горле голосом, но невинным,
безразличным тоном:
Взгорной улицы. Прошу вас, выйдите мне навстречу.
валяется скомканная газета, под ней чернеют высохшие испражнения. Не
особенно пахнут, но я тем не менее невольно поднимаюсь. Какой мужчина сделал
это?.. может быть, и женщина, нет, скорее мужчина... он очень долго терпел.
Этот одинокий мужчина, который не может воспользоваться ни одной уборной из
великого множества разбросанных по бесконечному лабиринту, именуемому
городом... мне стало жутко, когда я представил себе скорченную фигуру этого
мужчины в телефонной будке.
человеком, потерявшим место, куда должен вернуться. Может быть, бродяга,
даже не осознающий, что он потерял. Но между нами большой разницы нет. Врач,
наверно, стал бы утверждать, что я потерял не то, что находилось за
поворотом, а память. Но кто же в это поверит? Любой человек, каким бы
здоровым он ни был, не может знать иных мест, кроме тех, что он знает.
Любой, так же как и я сейчас, заключен в узкий, известный ему мирок. Поворот
на улице, станция метро, кафе - действительно мал этот треугольник. Слишком
мал. Ну а что произойдет, если этот треугольник увеличится в десять раз? Что
изменится, если треугольник превратится в десятиугольник?
простирающаяся бесконечно... если только спаситель, пришедший на помощь по
телефонному звонку, не окажется посланцем из другой карты и не заставит тебя
понять, что твоя карта неполная, с множеством пропусков... тогда и этот
человек заглянет за поворот, существующий и в то же время не существующий.
Телефонный шнур превратился в петлю.
назад, и остается щель сантиметра в три. Много прохожих. Но никто ко мне не
обращается. Моей спасительницы пока не видно. Улыбаясь чему-то, быстро
проходит мужчина. Беременная молодая женщина, все время поглядывая, как
капает из ее сумки, в которой лежит мороженая рыба, пробирается сквозь море
людей. На меня взглянул лишь один человек - бледный юноша лет
семнадцати-восемнадцати. Он наполовину просунулся в будку, из которой я
только что вышел, и, привычным движением что-то подбросив в нее, скрылся в
толпе. Наверно, карточку с телефоном девицы.
сторону. Как раз напротив телефонной будки растут платаны. Их толстая
шершавая кора указывает на значительный возраст, но они не настолько
толстые, чтобы укрыться за ними. В нескольких шагах от метро темная щель,
точно ее прогрыз червяк - узкая дорожка между лавкой, одновременно табачной
и винной, и обувным магазинчиком. Как ни в чем не бывало я иду туда, как ни
в чем не бывало прячусь в этой щели. В промежутки между беспрерывно текущими
большими и маленькими машинами я внимательно слежу за телефонной будкой.
Наконец появляется женщина. Когда человек так останавливается, его ни с кем
не спутаешь - узнаешь сразу. Заглядывает в будку, смотрит вокруг,
останавливается. Та самая женщина. Женщина из кафе, с распущенными волосами,
сидевшая на табурете, закинув ногу на ногу... я сначала удивляюсь, но потом
понимаю, что это совершенно естественно. Женщина отходит, потом
возвращается, подходит к будке и снова заглядывает внутрь. Растерянно
оглядывается по сторонам, опять останавливается. Однажды взгляд ее скользит
по мне, но узкую темную щель она, видимо, не замечает. Я продолжаю
прятаться, наблюдая за ней. Она беспокойно ищет, даже смотрит на небо.
Раздавив зубами готовый вырваться вопль, я продолжаю сдерживать себя. Если
она меня и найдет, все равно ничто не разрешится. Мне нужен сейчас мир,
выбранный мной самим. Собственный мир, выбранный по собственной воле.
Женщина ищет. Я продолжаю прятаться. Наконец она, отказавшись от мысли найти
меня, медленно уходит, ее загораживают машины, и женщины уже больше не
видно. Я тоже покидаю темную щель и иду в противоположную сторону. Иду по
карте, понять которую не могу. Может быть, для того, чтобы прийти к женщине,
я иду в противоположную от нее сторону?..
записанному на бумажке. Поток машин неожиданно останавливается, потом все
они, даже тяжелые грузовики, объезжают труп кошки, раздавленной,
расплющенной, как лист бумаги. Бессознательно я начинаю подбирать имена для
этой расплющенной кошки, и на моем лице расцветает щедрая улыбка.
Перумов Ник
Сертаков Виталий
Маккарти Кормак
Курылев Олег
Каменистый Артем
Шилова Юлия