Чтение 48–й страницы книги ~Осада Бостона, или Лайонел Линкольн~

какого-нибудь присяжного остряка, другие бранили страну, куда их забросила
служба, третьи, не скупясь на преувеличения, расписывали чудеса далеких
стран или пережитые опасности.

Среди такого многолюдного сборища нетрудно было, однако, обнаружить и
людей с более возвышенным образом мыслей, державшихся со скромным
достоинством.

С одним из таких офицеров Лайонел, вступив в разговор, остановился в
дальнем конце колоннады. Наконец послышались торжественные звуки органа, и
веселые группки стали распадаться, словно люди вдруг вспомнили, что их сюда
привело. Собеседник майора Линкольна покинул его, и он, в свою очередь,
двинулся вдоль опустевшей колоннады к входу, как вдруг у самого его локтя
глухой голос гнусаво запричитал:

- Горе вам, фарисеям, что любите председания в синагогах и приветствия в
народных собраниях <Здесь и далее Джэб цитирует евангелие.>!

Хотя Лайонел не слышал этого голоса с тех пор, как воинственный возглас
раздался из рокового редута, он сразу признал его. Обернувшись, он увидел
Джэба Прея.

Прямой и недвижимый, словно изваяние, Джэб стоял в одной из нищ храма,
откуда и вещал, как пророк, обращающийся к толпе.

- Ты уже раз чуть не поплатился жизнью за свои глупости! - воскликнул
Лайонел. - Советую тебе более не испытывать наше терпение!

Но слова его остались без ответа. Оборванный и грязный, с бледным,
исхудалым лицом, словно после тяжелой болезни, дурачок, казалось, ничего не
видел и не слышал вокруг. Уставившись тусклым, бессмысленным взглядом в одну
точку, он продолжал гнусавить:

- Горе вам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете.

- Или ты оглох, безумец? - крикнул Лайонел.

В тот же миг взгляд дурачка устремился на него, и майор Линкольн
почувствовал, как по его спине поползли мурашки: он увидел проблеск
сознания, внезапно озаривший лицо слабоумного, когда тот продолжал тем же
зловещим тоном:

- Кто скажет брату своему "рака" <Рака - пустой человек.>, подлежит
синедриону <Синедрион - верховное судилище.>, а кто скажет "безумный",
подлежит геенне огненной.

Пока дурачок произносил эту страшную угрозу, Лайонел словно окаменел,
пораженный его видом. Но затем, опомнившись, легонько похлопал юношу тростью
по ноге и велел ему спуститься из ниши.

- Джэб пророк, - ответил тот, но глаза его опровергали это утверждение,
ибо осмысленное выражение исчезло, и лицо его опять стало тупым и
невыразительным, как у всех слабоумных, - пророка бить грех. Евреи побивали
своих пророков камнями и колотили.

- Ну, так слушай меня, если не хочешь, чтобы тебя поколотили солдаты!
Ступай сейчас же отсюда, а после службы приходи ко мне, я дам тебе
что-нибудь получше, чем это тряпье.

- Разве вы никогда не читали священного писания? - ответил Джэб. - Там
сказано, что не нужно заботиться ни о пище, ни об одежде. Нэб говорит, что,
когда Джэб умрет, он попадет прямо на небо, потому что ему нечего надеть и
почти нечего есть. Вот у королей бриллиантовые короны, и одеваются они в
золото, а всегда попадают в преисподнюю.

Дурачок замолчал и, съежившись в глубине ниши, стал играть пальцами, как
дитя, забавляющееся тем, что может шевелить руками как хочет. Лайонел
обернулся: ему послышалось позвякивание шпаг и шаги. Большая группа штабных
офицеров остановилась возле них, привлеченная их разговором. Среди этих
военных Лайонел увидел и двух генералов; стоя несколько впереди остальных,
они с любопытством разглядывали скорчившееся в нише странное существо.
Несмотря на неожиданность, Лайонел не преминул заметить нахмуренное лицо
главнокомандующего, когда из уважения к его чину низко ему поклонился.

- Кто этот малый, осмеливающийся осуждать великих мира сего на вечную
погибель? - спросил Хау. - И своего государя тоже!

- Несчастный идиот, с которым меня свел случай, - ответил майор Линкольн.
- Он вряд ли даже отдает себе отчет, что болтает, и тем паче - при ком
говорит.

- Этим-то басням, которые придумывают наши тайные враги и распространяют
невежды, мы и обязаны тем, что верность колоний поколебалась, - сказал
британский главнокомандующий. - Полагаю, вы можете поручиться за
благонадежность вашего странного знакомого, майор Линкольн?

Лайонел уже готов был резко ответить, но спутник мрачного
главнокомандующего вдруг воскликнул:

- Ловкостью крылатого Гермеса клянусь, это тот самый шут, что совершил
прыжок с Копс-Хилла, о котором я вам уже рассказывал. Я ведь не ошибся,
Линкольн?

Разве это не крикливый философ, чьи чувства были на-, столько возвышенны
в день битвы на Бриде, что он невольно воспарил, но, не столь счастливый,
как Икар, упал на твердую землю?

- Память не изменила вам, сэр, - сказал Лайонел, обмениваясь улыбкой с
генералом Бергойном. - Бедняга по своему недомыслию часто попадает в беду.

Бергойн, державший главнокомандующего под руку, сделал шаг вперед, словно
считая, что это жалкое существо не заслуживает их внимания; на самом же деле
он хотел поскорее увести Хау, так как знал склонность своего начальника к
крутым мерам и полагал, что сейчас они были бы несвоевременны и даже опасны.
Заметив по мрачному виду Хау, что он колеблется, находчивый генерал сказал:

- Несчастный! Его измена была наказана вдвойне: падением с
пятидесятифутовой высоты Копс-Хилла и унижением видеть блестящую победу
войск его величества.

Я думаю, мы можем простить беднягу.

При этом Бергойн продолжал слегка тянуть главнокомандующего за собой, и
Хау бессознательно поддался ему. На его суровом лице даже появилось подобие
мрачной улыбки, когда он, отворачиваясь, сказал:

- Присматривайте за своим знакомым, майор Линкольн, иначе, как ни плохо
его положение, оно может стать еще хуже. Подобные речи нетерпимы в
осажденном городе, - кажется, так он у них зовется; ведь мятежники свой
сброд величают осаждающей армией, не правда ли?

- Они шатаются вокруг наших зимних квартир и претендуют на такую честь.

- Надо признать, что они отличились на Бридс-Хилле.

Оборванцы сражались, как настоящие солдаты.

- Отчаянно и даже не без некоторой доли сообразительности, - ответил
Бергойн, - но, к несчастью для себя, они столкнулись с противником, который
сражался лучше и с большим искусством. Но, может быть, войдем?

Лицо главнокомандующего совсем прояснилось.

- Пойдемте, господа, мы и так запаздываем! - сказал он. - Если мы не
поспешим, то не успеем помолиться за короля, не говоря уж о себе.

Свита двинулась за ним, но тут позади послышался шум, указывавший на
приближение другого важного лица, и под колоннаду вступил генерал Клинтон в
сопровождении своего штаба. Едва он появился, как довольное выражение
исчезло с лица Хау; он с холодной вежливостью ответил на приветствие
генерала и сразу же вошел в церковь. Ловкий Бергойн и тут вмешался, найдя
способ по пути шепнуть на ухо Клинтону что-то приятное о том самом сражении,
которое породило зависть между двумя его собратьями по оружию и заставило
Хау невзлюбить человека, чьей помощи он был стольким обязан. Клинтон
поддался тонкой лести и последовал за главнокомандующим в храм божий с
приятным удовлетворением, которое, вероятно, принял за чувство, более
подходящее к месту и случаю. Все присутствующие - адъютанты, секретари и
просто зеваки - сразу же устремились за обоими генералами, и Лайонел вновь
оказался наедине со слабоумным.

С той минуты, как Джэб увидел стоящего вблизи английского
главнокомандующего, он ни разу не шелохнулся до самого его ухода. Глаза
дурачка были устремлены куда-то в пространство, нижняя челюсть отвисла,
придавая его физиономии отпечаток полного идиотизма; короче говоря, это было
не человеческое лицо, а лишь маска, лишенная света жизни и разума. Однако,
едва только смолкли шаги последнего офицера; страх, сковавший смутное
сознание дурачка, прошел, и, подняв голову, он глухо проворчал:

- Пусть только сунется на холмы, народ научит его уважать законы!

- Упрямый болван! - воскликнул Лайонел, бесцеремонно вытаскивая его из
ниши. - Станешь твердить эту глупость, дождешься, что тебя будут пороть во
всех доках по очереди.

- Но вы обещали Джэбу, что не позволите солдатам бить его, а Джэб взялся
выполнять ваши поручения.

- Да, но если ты не научишься держать язык за зубами, я забуду свое
обещание и отдам тебя на расправу всем гренадерам в городе.

- Ну и что ж? - осклабился Джэб, повеселев от осенившей его вдруг мысли.
- Ведь их осталось теперь только половина. Джэб слышал, как самый длинный
ревел, будто голодный лев: "Вперед, ирландцы!" - но он сразу затих; хотя у
Джэба даже сошек не было, он положил ружье на плечо мертвеца.

- Негодяй! - воскликнул Лайонел, в ужасе отступая от него. - Значит, ты
обагрил руки кровью Макфьюза!

- Джэб руками его не трогал, - невозмутимо ответил слабоумный. - Он умер,
как собака, где упал.

Лайонел с мгновение стоял в полной растерянности, но, догадавшись по
стуку деревянной ноги о приближении Полуорта, сдавленным голосом поспешно
проговорил:

- Ступай к миссис Лечмир, как я тебе велел, и.., и... передай Меритону,
чтобы он присмотрел за камином.

Джэб хотел было уже идти, но вдруг остановился и, подняв на Лайонела
жалобный, страдальческий взгляд, захныкал:

- Смотрите, Джэб совсем окоченел! Нэб с Джэбом не могут достать ни щепки;
королевские солдаты дерутся и все отнимают. Можно Джэбу немного погреться?
Пощупайте, Джэб холодный, как покойник!

До глубины души тронутый этой просьбой и жалким видом юноши, Лайонел
молча кивнул и поспешно обернулся к подходившему другу. С одного взгляда он
понял, что Полуорт слышал часть его разговора с Джэбом. Весь вид и поведение