небытие...
находил утешение от земной скуки в платоновской философии. Путешествия по
поручению Юлии Месы давали ему возможность встречаться с просвещенными
людьми, находить в библиотеках редкие книги и оставляли достаточно времени
для размышлений. Очутившись случайно за столом рядом с Лицинием, он был
рад, что может поговорить с ним о тонкостях александрийской школы. Легат,
только что отправивший в рот второй кусок вепря, ковырял в зубах
зубочисткой и с явным удовольствием слушал Дионисия.
отражение небес!
поближе к Дионисию. Однако тот говорил теперь о другом.
не попробовал какого-нибудь вкусного блюда.
нельзя отказать автору в гениальности.
сокращать время за чтением, и так увлекся книгой, что иногда посвящал ей
всю ночь. Я дам тебе это сочинение, если пожелаешь.
книги. Если позволишь, я даже хотел бы переписать это сочинение.
локте и поднял руку, требуя молчания. Когда наступила тишина, он произнес:
Гетийского...
ними оставили пир и многие другие, и зал опустел. Я слышал, как Корнелин,
который весь вечер проговорил о значении конницы на полях сражений,
покидая зал, сказал Бульбию:
раскаиваюсь потом, что так бесцельно потерял время, предназначенное для
общественных трудов.
богам. Ужин был превосходный! Что же касается времени, то мне его некуда
девать. Мой легат не любит утруждать себя письменными делами.
12
принимал мирный вид, Вергилиан предложил мне пойти к Транквилу, школьному
учителю и грамматику, чтобы поговорить с ним о книгах, хотя мне
показалось, что в глубине души он надеется встретить там Грациану. Поэт
все утро провел в деловых разговорах с Виктором, но не осмелился спросить
у него о девушке. Педагог был соседом богатого торговца, обучал не только
детей соседних лавочников, но и Грациану, и она часто забегала к его
дочери. Впрочем, Виктор взирал на дружбу с подобными бедными людьми без
большого удовольствия.
истоптанной травой. Искривленная, но еще зеленеющая лоза обильно
разрослась у входа в дом и точно ползла по каменной стене к солнцу.
делатели статуй. В летнее время Транквил учил там школьников чтению и
письму, водя по букварю их детские грязные пальцы опытной рукой педагога.
Когда мы вошли во двор, то поняли, что на этот раз речь шла о математике.
неразумному ученику Транквил, - если не будешь слушать меня
благопристойно! Пиши! "Имеем участок земли в сто локтей длины и в
пятьдесят локтей ширины. На этом участке требуется насадить плодовые
деревья так, чтобы расстояние между ними по рядам было десять локтей".
Написал? "Спрашивается, сколько..."
поспешил в дом, дверь которого не была заперта. Я тоже последовал за ним,
и мое сердце почему-то сладко сжалось при мысли, что сейчас я увижу
Грациану.
самым потолком. У побеленной стены стоял длинный стол из простого дерева,
однако облагороженный временем и прикосновениями человеческих рук, и две
тяжелые скамьи. Единственным украшением помещения, опрятного, но со
следами копоти на потолке, так как в углу виднелся каменный очаг, на каких
хозяйки варят пищу, можно было считать мраморный бюст какого-то эллинского
философа, торжественно водруженный на деревянном постаменте. Вергилиан
потом объяснил мне, что это Эмпедокл, тот самый, бросившийся в Этну, чтобы
прославиться необыкновенной смертью. Узкая лесенка вела на чердак, где
семья грамматика спала в ночное время. На столе лежало несколько свитков и
принадлежности для писания. Рядом с ними - плетеная корзина, полная
румяных яблок.
Он стал читать, увлекся чтением и опустился на скамью. Я тоже заглянул
через плечо Вергилиана. С первых же строк мы догадались, что это та самая
книга Валентина, о которой говорил на пиру Дионисий.
бровям, с трудом понимал его содержание. Книга принадлежала перу
христианского писателя, и в ней шла речь о какой-то горе, на которой
открывались апостолам тайны небес. Иногда в этом тумане, каким
представлялся мне текст, просвечивали знакомые понятия - то сведения о
планетах, о Венере или Марсе, то отрывки из Аристотеля; потом опять шли
какие-то магические формулы, описания огненных подземных рек, египетских
богов с головами животных и много других странных вещей.
потому что папирус еще пахнул чернилами, Вергилиан точно приглашал меня
подивиться содержанию этой книги и, все так же поднимая от удивления
брови, прочел несколько строк вслух:
потому что они возвратились вовнутрь, Омега - потому, что сие есть конец
всех концов..."
Вергилиан не удержался от крика. Неслышно подошедший Дионисий смотрел на
нас немигающими, стекловидными глазами. На тонких губах играла улыбка. Его
хилое тело увенчивала большая голова с оттопыренными и как бы прозрачными
ушами.
откровенно говоря, я ничего не понимаю.
один из тех, с кем поучительно побеседовать, когда речь идет о подобных
вещах, Дионисий все с той же тонкой улыбочкой сказал:
него.
ни на что не похожий мир эонов. Это своеобразно понятое учение об идеях. У
Валентина, как и у Платона, земное является только отражением небесной
сущности. Но Валентин пользуется платоновской философией, чтобы уничтожить
ров между миром и божеством. Мир у него не случайное сцепление элементов,
не гармония, а некая трагедия, разыгранная в театре вселенной. Мир
существует только для того, чтобы душа претерпела положенные ей испытания,
очистилась от скверны и снова вознеслась к божеству.
по совести, все это показалось мне пустой игрой ума. Точно люди нарочно
хотели затуманить свой разум, уверить себя во что бы то ни стало, что
земля, по которой они ходят, не земля, и хлеб, который они едят, не хлеб,
и дом, в котором они живут и спасаются от непогоды, не дом, в какое-то
отражение небес.
беседу.
"Пира"? - осмелился я сказать, сам страшась своей смелости.
равному:
Бажанов Олег
Каргалов Вадим
Корнев Павел
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс