и подняв свою руку выше своего носа для пожатия руки великана, - ступаем
шаг, два вперед, и опять назад; вот уж почти в доведях {Прим. стр. 199},
погорячимся, и все испортим - стоим на том же месте, откуда начали, и едва
ли не на шах и мате.
своею горячностью выбивает из рук наших орудия, которыми очищаем ему дорогу
к цели его и нашей; досаждает, бесит, а все-таки отстать от него не можешь,
и все за благородство его!
Я готов бы был отступиться от него, если б...
тебя его люблю. Кабы не проклятая страсть его к княжне, не проклятый вечер,
мы скоро одержали бы верх!
ее и не бывало. Герцог отдал строжайший приказ не произносить о нем
словечка: кто видел, слышал, должен был не видать и не слыхать. Он бережет
золотое обвинение на важный случай. К тому ж я связал временщику руки,
готовые поднять секиру: я надул ему в уши, чрез кого надо, что в Петербурге
на мази, именно против него, возмущение за расстрижение монахов и монахинь
[Вследствие подтверждения указа Петра I от 28-го января 1723 года. (Примеч.
автора.)], сюда привезенных. В тот же роковой вечер, пришедши домой, получил
он известие, что побеги целых селений за границу, по случаю его жестокостей,
повторяются. Его злому духу дана работка: надо заняться ему разделкою с
этими вестями, так чтобы они не дошли до государыни. А покуда - протаптываю
себе следок до нее самой: ныне ходил я уж к ней с докладом, и она изволила
милостиво расспрашивать меня о разных вещах. Дай-ка укрепиться в этой
милости, перехитрить архиплутов, и тогда пущу такой доклад, что от него
будет им жарко, как в пекле!
знают о тайном посещении, что город об этом говорит. Видно, ни воспитание
гаремное, ни соблазн примеров и века, ни самая страсть не могут задушить в
женщине стыд, когда эта женщина не погрязла еще в пороке. Скоро, однако ж,
ободрили ее ласки государыни, навестившей ее на другой же день, глубокое
молчание насчет неприятного вечера, вокруг нее прежнее внимание и уважение
придворных; но, думаю, более всего повеяли на нее здоровьем добрые вести о
Волынском. Тебе известно, что государыня звала его к себе. Думали все, что
за факелы ему порядочно достанется: ты слышал, однако ж, как его приняли?
милостиво погрозиться, потом дала ему поцеловать свою руку и сказала: "Кто
старое помянет, тому глаз вон". Думаю, что в этих словах заключаются не одни
факелы, но и ледяная статуя. Она подозревает в этой куколке что-нибудь худое
для своего любимца и забвением прошедшего хочет сблизить соперников.
заплечный удар.
ему тяжело было стоять под ним, как под свинцовой епанчой.
двигаясь, - боюсь, что нас скоро занесет.
маленького приятеля из снежной скорлупы.
счастливая мысль.
искусно начали, именно помогать любовникам.
бился я изо всей мочи, растратил все сильнейшие доводы моего красноречия,
чтобы отвесть Артемия Петровича от пагубной страсти и навесть на путь
рассудка; теперь буду способствовать ей всеми силами, точно так, как делал
Бирон. Ненадежны, думаю, цепи, которыми прикован наш патрон к молдаванке, -
они чувственные; но из любви Мариорицы к нему чего нельзя выковать! О! я из
этой любви построю лестницу хоть на небо, не только до государыни.
делают? Обманывают, развращают, губят; две противные партии употребляют как
средство, каждая для своей пользы, пускают тебя, как монету, ходячую в двух
неприятельских царствах, чтобы подкупить успех на свою сторону. Так
прекрасно создана, и на какой удел!.. Роскошнейший цветок природы, которым
надо бы только любоваться, как безжалостно исщипан руками врагов, чтобы
достать в нем яду одному на другого!.. Нет, друг, не знаю еще совершенно
твоих видов, но если они низки, предоставим их низким людям.
что мы действуем не только для блага одного человека, но для блага целого
народа. Это одно. От другого довода твои аргументы разлетятся в пух, как
рассыпались они в голове моей, когда дала ей работу совесть. Княжна погибла
решительно в первую минуту, как полюбила Волынского: пожалеть ее можно,
спасти нельзя, разве сам бог придет к ней на помощь!.. Я отгадал это
существо, лишь только прочел ее первое письмо, лишь только увидел ее. Если
ей не суждено сжечь другого, ей суждено сгореть в собственном огне. Все
способности ее, все силы жизненные - в сердце; оно исполнено Волынским, и
как скоро Волынского не будет в нем, это значит, что она перестала жить.
Любовь для нее - жизнь. А Волынской любит, пока не обладает предметом. Даю
тебе размыслить о последствиях. И потому - верный логически вывод - если мы
не можем отвести от этого создания, возвышенного, прекрасного, - кто об этом
спорит? - если мы не можем отвести от ее сердца неминуемого, рокового удара,
который судьба изловчила на нее с такой злобой, то воспользоваться ее
страстью для исполнения благородного подвига ничуть не низко и не грешно.
Сюда, сюда, те обошли... не ускользнут!
расселину стены заметили они уж и свет.
можно было вскарабкаться на окно, я шмыгнул бы в сад Щурхова.
на что попало, и марш!
длинного, уж на стене, проворно взбирается, как кошка, выше и выше, цепляясь
за что попало, за уцелевшие карнизы, поросшие в расселинах отпрыски дерев,
выбитые кирпичи... Свет виднее и виднее... Окно близехонько, но беда!
железный костыль впился в мантию ученого малютки. Тащить, тащить ее, драть
изо всей его мочи - не помогает! Освободить руку из плаща - неминуемо
упадешь. Он виснет на стене, как летучая мышь, с распростертым крылом... его
бросает в холодный пот... нет спасения! гибель за плечами.
фонарем, и сквозь серебряную пыль падавшего снега озарились вполне жалкая,
распетленная фигура Зуды и вытянутая из плеч голова Липмана, с ее полудиском
рыжих косм, разбежавшихся золотыми лучами из-под черного соболя шапки, с
раскрытою пастью, с дозорными очами, как бы готовыми схватить и пожрать свою
жертву, и, наконец, сердитое лицо долговязого тщедушного Эйхлера с его
бекасиным носом. Стены, как чертог феин, заблистали алмазною корою. На этой
чудной сцене, перед Липманом, державшим фонарь, выкроилась какая-то
разбойничья образина с палашом наголо, а за ним мужичок с длинным багром,
вероятно, чтобы острожить, где нужно было б, двуногую рыбу или спустить ее в
один из бесконечных невских садков.
столбняк.
дяде, вырвал фонарь из рук, дунул - и в одно мгновение исчез алмазный феин
дворец и стерлись все лица со сцены. - Еще хотите ли слышать? Это я,
дядюшка! Но зачем, - продолжал он ему на ухо, - приходите вы, с вашим
бестолковым подозрением, портить лучшее мое дело?
еще.
стене, к которой пригвожден был несчастный Зуда, пошмыгал багром где попало,
может статься по голове, - малютка освободился от удавки своей; одно усилие
раз, два ручонками по стене, и он на окошке, кувырк вверх ногами и бух прямо
в сад Щурхова. Слышно было, что-то упало, и более ничего.
ощупью багор мужику, подошел к дяде и продолжал, опустив голос: - Издохнет,
так не беда! По крайней мере я сделал все, что нужно в моих критических
обстоятельствах. Пойдемте, любезный дядюшка; я расскажу вам все дорогой.
Ваши сподвижники могут услышать, за стеной - тоже... и тогда не пеняйте на
себя, если испортите все дело нашего покровителя и отца.