на меня, как фурия, - я отвечал ей тем же. Однажды она запустила в меня
чашкой, я схватил ее за шиворот и чуть не вытряхнул из нее душу. Дальше -
хуже. Скоро она перестала подпускать меня к себе. Скандалила, ругалась. А
как почувствует, что страсть моя улетучилась, начнет подъезжать ко мне со
всякими нежностями, пока не получит свое. Я никогда не мог устоять. И она
никогда не кончала вместе со мной. Никогда. Выжидала. Если я оттягивал
дело на полчаса, она тянула еще дольше. А когда я кончал, тут она начинала
разводить пары, вопила, извивалась и буквально кусала меня своим телом,
пока наконец и сама не подходила к финишу в состоянии чуть не
беспамятства. А потом говорила: "Ох, как хорошо!" Постепенно я стал
уставать от этого, а она становилась все упрямее. Конец у нее наступал все
позже, и к тому же тело ее становилось все жестче, грубее; мне порой
казалось, что меня терзает клювом какая-то свирепая птица. Господи,
считается, что женщина внутри нежная, как цветок. Но поверь, у некоторых
мерзавок между ногами костяной клюв, и они рвут тебя на куски, так что
становится тошно. И думают только, как ублажить самое себя! Только себя.
слепого женского эгоизма. Берта ничего не могла с собой поделать. Я
говорил с ней об этом, объяснял, что для меня это невыносимо. И она даже
пыталась исправиться. Пыталась лежать тихо, предоставив мне самому
завершить дело. Но из этого ничего не выходило. Мои старания никогда не
достигали цели, она ничего не чувствовала. Она должна была действовать
сама, сама молоть свои кофе. С ней как бы случалось буйное помешательство,
она должна была спустить всех собак и рвать мою плоть. Говорят, так бывает
со старыми проститутками. Это был эгоизм самого низкого пошиба, своеволие
безумца или женщины-алкоголички. В конце концов я просто не мог больше ее
выносить. Мы стали спать врозь, она сама это предложила во время одной из
вспышек ненависти. Ей все мерещилось, что я подчиняю ее себе. Вот она и
решила завести себе отдельную спальню. А скоро и я перестал пускать ее к
себе. Я просто не мог больше выносить ее.
особенно когда носила этого бедного ребенка. Я часто думаю, она и
зачала-то его из ненависти ко мне. Словом, когда ребенок родился, мы с ней
расстались. Тут началась война, меня призвали. А вернувшись домой, я
узнал, что она живет с каким-то парнем из "Отвальной".
Конни.
на чем свет стоит. И оба пьют.
много? - заключила Конни.
разновидностям - моей первой чистой любви и второй - лилии с ядовитым
ароматом, да и прочим тоже.
своем любят мужчин, но не любят секс. Они вынуждены мириться с сексом как
с одним из непременных условий любви. Предпочитают старомодный вариант:
женщина лежит и не шелохнется, а ты делаешь свое дело. В конце концов они
ничего не имеют против этого, ведь они любят своего партнера. Но плотская
любовь для них не существует, она оскорбляет их добродетель. И многие
мужчины на это согласны. Я же этого не выношу. Женщины похитрее стараются
скрыть безразличие. Они притворяются, что умирают от страсти, что они
испытывают неземное блаженство. Но это чистый обман. Они просто делают
вид. Есть и еще один сорт женщин, те любят все - объятия, поцелуи,
последнее содрогание, но чувственность у них разлита по всему телу. Такие
женщины предпочитают все способы любви естественному. Они умеют вызвать
заключительный аккорд, когда мужчина находится совсем не там, где ему в
этот миг положено быть. Бывают очень тугие женщины, их дьявольски трудно
довести до финиша. Иной раз они сами себя доводят, как моя жена.
только женщин нет! Или вот женщины-лесбиянки. Выбрасывают мужчину перед
самым концом и начинают елозить бедрами до завершения. Удивительно, как
много в женщинах лесбиянского, хотя они сами этого и не сознают.
лесбиянка, я вою в душе и готов убить ее.
Впрочем, если говорить честно, не знаю, кто лучше, кто хуже. Но когда я
имею дело с лесбиянкой, неважно, сознающей свой дефект или не сознающей, я
прихожу в бешенство и не хочу больше видеть ни одной женщины. Я готов всю
жизнь довольствоваться собственным обществом, только бы не ронять своего
мужского достоинства.
ситуации. Все это непременно будет. Кровь у меня в такие минуты холодеет,
накатывает тоска. Когда же кровь играет, я чувствую, что счастлив, даже на
седьмом небе. Но боюсь, я уже начал становиться мизантропом. Я изверился в
любви. Мне казалось, что нет больше на земле женщин, кроме негритянок, с
которыми возможен естественный половой акт. Но мы все-таки белые люди, и
негритянки для нас точно вымазаны смолой.
очень трудно. Поэтому мне хочется залезть под стол и там умереть.
Знаешь, как делают дети.
Они согласны мириться с ложью, с любым маскарадом. Меня же самообман
никогда не спасал. Я всегда знал, чего хочу от женщины, и, если не получал
этого, никогда не говорил, что получаю.
естественных с ней отношениях.
значительной степени виноват: это я испортил ее. И еще я очень недоверчив.
Ты должна это помнить. Чтобы я до конца поверил женщине - даже не знаю,
что нужно. Так что, может, я и сам не стою доверия. Я просто не верю
женщинам, и все. Боюсь притворства.
недоверчив.
очаге догорел, оставив тлеть подернутые золой угли.
очагу, утром он смажет их жиром. Взял кочергу и выгреб обгоревшие остатки
рамки.
прогулять собаку.
сильно пахло цветами. Ее мокрые туфли промокли еще сильнее. Но она
чувствовала отъединенность от всех - и от него.
занялось пламя. Его желтые пляшущие языки, согрели не только их щеки, но и
души.