лись, отражаясь друг в друге. И по сути им будет хорошо. Им чудесно.
(Пусть поищут друг друга в сутолоке жизни.)
и крикливо матюкалась, менЯ же она тихо побаивалась. Она косилась на ме-
нЯ С не работающего, не запойного, но вдруг собравшегосЯ пойти в метро,
чтобы почитать книгу под стук колес. Или встающего среди ночи, чтобы за-
писать две фразы и, погасив свет, снова лечь спать. Она даже посмеива-
лась надо мной и моей краткой депрессией тех дней: мол, нам, какие мы ни
есть, все по фигу, живем! а вот живешь ли ты?..
школьницы. (Еще не вполне проснулась, юна.) Она сидит в постели: сидит
неподалеку от меня, скрестив ноги, и, как на нескромном рисунке, про-
мельк меж ее ног нетРнет и попадает в мое поле зрения. Она после ванны.
Она поглядывает. Уже сообразившаЯ про мою изгойность (чувствуЯ себЯ выше
меня), думает: может, кинуть ему задаром сладкую косточку?.. Ей в общем
хочетсЯ со мной ладить. Но она опять хихикает. Лицо нет, а тело ее тря-
сетсЯ от попавшей смешинки, груди трясутся, коленки трясутся, пушок пе-
пельный, прикрывающий лоно, прыгает, трясется.
венный молодой полугангстер, придушив (или замочив) своего дружка, сей-
час, на этой разобранной чистой постели, призналсЯ бы ей в свой первый в
жизни раз. Он призналсЯ бы как на духу С покаялсЯ ей, растер бы кулаком
грязную слезу и выговорилсЯ от души, добиваясь в ответ жалости от ма-
ленькой бляди (от Женщины!); после чего, вероятно, ожил, воспрял бы, и
все с тем же слезливым надрывом приступил к ее телу, к пушку, к жопке...
Он, может, и ударил бы ее через деньРдругой, но ведь после опять бы с
ней же поплакал (что там поплакал С порыдал!). његоРто подобного она и
ждала от мужчины. От всякого мужчины. Постель и раскаяние рядом, в одном
слое души. И от меня, возможно, какоеРто времЯ ждала.
ное) менЯ не тяготило. Вот только с совсем юной женщиной Я чувствовал
себЯ усталым С непонятно усталым. Или эта пробнаЯ подавленность чувств
была как предупреждение самому себе, словно Я уже готовил себЯ к более
сложному и уже набегавшему будущему С впрок ли урок?..
роен с оглядкой С и может статься, это правильно, что неслучившеесЯ рас-
каяние так нас изматывает?..
ла, голая, нежась после ванны. ДлЯ чегоРто же Я ее привел. Оставил. Хо-
тел контакта. Я подумал про ее лифчик, который менЯ отталкивал (голая,
но в какомРто жеваном лифчике). Затем решил, что отталкивающаЯ суть в
шраме, в двух или даже трех. Когда она сняла лифчик, тонкие лезвийные
полоски под грудью стали виднее, понятнее.
вая) окружала менЯ сейчас С такой Я ее увидел после ванны. Так ее и по-
нял. Голая, но в лифчике. И никому не судья.
денькаЯ блядь. Совсем молоденькаЯ и еще мало чувствующая. Всеядная, она
ведь и сейчас целитсЯ на любовь с милой и откровенной примитивностью. И
не хочетсЯ ей твоего раскаяния, живи проще. Сидит и смотрит. После ван-
ны. С шрамами. Со смешным пушком меж ног. И не прочь тебЯ полюбить, даже
и без денег, но сколькоРто побаивается.
мы, что тремЯ полосками с выходом на правую грудь.
тии, так и осталось мне тогда непонятным С невнятное или, лучше сказать,
непрочитанное приложение к той кровавой стычке на скамейке. К ночи стало
холодно, мы спали с ней в постели, как дети. Без желаний. Только ранним
утром, чувствуЯ известный долг перед приютившим и покормившим ее мужчи-
ной, она ручонкой поиграла в паху, но менЯ не проняло. Она и без того
знала, что Я к ней чужд (чувствовала). Но попытку сделала. Просто вежли-
вость.
Мне предстоял разговор с высоколобым Анатолием, встали
рано С чай с утра и в путь. Получилось, уходили с ней
вместе. њто называетсЯ С своими путями. Она тотчас
похорошела и защебетала. Пташка поутру. Смеялась, легко
заигрываЯ с мужиками там и тут. Девчушка (как же ее
звали?) шла по улице, как по своей жизни.
округляла глаза. Или вдруг придавливала своими грудками спину дядьки,
греЯ ему лопатки и ожидая, когда, прожаренный до нужного градуса, он
встрепенется, оглянетсЯ и окажетсЯ не слишком занудным. Все верно. Ей
все хороши.
ьЯ
полным и легко открывающимсЯ (с легкой дверцей) холодильником.
ка: присылает по сотне Яиц, копченую конину на ребрах, постное масло и
даже вяленого донского леща, тает во рту, от запаха можно сойти с ума.
Но все это мимо : всем этим Василек прикармливает натурщиц, позирующих
ему девиц. ТНе про вашу честь!У С говорит он нагло и отодвигает снедь.
Сидишь, глотаешь слюну. (Но к чаю хлеб с маслом он, конечно, даст, поба-
лует.) В выборе девиц Василек пародийным образом похож на меня: подыски-
вает обиженных или просто бедных женщин, выхватываЯ их из толпы наметан-
ным глазом рисовальщика. Василек их рисует. Они жалки, убоги, тощи. Жи-
вут и греются. И как все полуголодные, отъедаютсЯ слишком быстро. Уже на
третьей неделе натурщица (на его харчах) стремительно полнеет, добреет
телом, ее словно бы разносит, и Василек С чертыхаясь! С гонит ее: не
жалкая, она ему не нужна.
Два небольших тела, два бугорка, покрытые общим одеялом.
реньем (а значит, и хлеб, масло). Но С не больше. Он сурово оговаривает,
мол, в холодильник не лезть.
сна, но уже не мерзли и не жались друг к другу; их посапывающие носики
торчали в разные стороны.
оба (обе) до такой степени жалкие, мои, обе задавлены (одеялом), но тем
более выразительны контуры их маленьких тел. ВенЯ в былые годы (его бы
тронуло) нарисовал бы их именно спящими. Вот как есть. Не надо им вста-
вать и позировать. Я вспомнил легкое и размашистое, летящее движение ру-
ки Вени; рисовал быстро! С с лету коснулсЯ бы сейчас невидимой кистью их
выпирающих плеч, их тощих шей, их оголенных ключиц... Василек, Я думаю,
подобрал их на улице толькоРтолько вчера. Голодные, мелкие личики. Носи-
ки, шмыгающие даже во сне.
кого масла.
Василенко Иван
Круз Андрей
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Корнев Павел