дание. Она погибла. Очередь за ним.
И еще мне вспомнилось, как в последний вечер в Рож-
дествене он стоял на голубятне, в вышине, над черным,
точно обугленным, лесом, в красном, точно окровавленном,
небе, весь покрытый, словно одетый, белыми голубиными
крыльями. Таким он и останется навеки в моей памяти.
Я слышала, что узники, выпущенные на волю, иногда
жалеют о тюрьме, Я теперь чувствую нечто подобное
к России.
Я начала этот дневник проклятиями, Но кончу благо-
словениями. Скажу лишь то, что может быть, многие в
Европе сказали бы. если бы лучше знали Россию: таин-
ственная стран?. таинсТвенный нярод.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
НАВОДНЕНИЕ
Царя предупреждали, при основании Петербурга, что
место необитаемо, по причине наводнений, что за двена-
дцать лет перед тем вся страна до Ниеншанца была по-
топлена, и подобные бедствия повторяются почти каждые
пять лет; первобытные жители Невского устья не строили
прочных домов, а только малые хижины; и когда по при-
метам ожидалось наводнение, ломали их, бревна и доски
связывали в плоты, прикрепляли к деревьям, сами же
спасались на Дудерову гору. Но Петру новый город ка-
зался "Парадизом", именно вследствие обилия вод. Сам
он любил их, как водяная птица, и подданных своих
надеялся здесь скорее, чем где-либо, приучить к воде.
В конце октября 1715 года начался ледоход, выпал
снег, поехали на санях, ожидали ранней и дружной зимы.
Но сделалась оттепель. В одну ночь все растаяло. Ветер
с моря нагнал туман - гнилую и душную желтую мглу,
от которой люди болели.
"Молю Бога вывесть меня из сего пропастного места,-
писал один старый боярин в Москву.- Истинно опасаюсь,
чтоб не занемочь; как началась оттепель, такой стал баль-
замовый дух и такая мгла, что из избы выйти неможно,
и многие во всем Парадизе от воздуху помирают".
Юго-западный ветер дул в продолжение девяти дней.
Вода в Неве поднялась. Несколько раз начиналось на-
воднение.
Петр издавал указы, которыми повелевалось жителям
выносить из подвалов имущество, держать лодки нагото-
ве, сгонять скот на высокие места. Но каждый раз вода
убывала. Царь, заметив, что указы тревожат народ, и, за-
ключив по особым, ему одному известным приметам, что
большого наводнения не будет, решил не обращать внима-
ния на подъемы воды.
6 ноября назначена была первая зимняя ассамблея
в доме президента адмиралтейской коллегии, Федора Мат-
веевича Апраксина, на Набережной, против Адмиралтей-
ства, рядом с Зимним дворцом.
Накануне вода опять поднялась. Сведущие люди
предсказывали, что на этот раз не миновать беды. Сооб-
щались приметы: тараканы во дворце ползли из погре-
бов на чердак; мыши бежали из мучных амбаров; госу-
дарыне приснился Петербург, объятый пламенем, а пожар
снится к потопу. Не совсем оправившись после родов, не
могла она сопровождать мужа на ассамблею и умоляла его
не ездить.
Петр во всех взорах читал TоT древний страх воды,
с которым тщетно боролся всю жизнь: "жди горя с моря,
беды от воды; где вода, там и беда; и царь воды не уймет".
Со всех сторон предупреждали его, приставали и нако-
нец так надоели, что он запретил говорить о наводнении.
Обер-полициймейстера Девьера едва не отколотил дубин-
кою. Какой-то мужичок напугал весь город предсказания-
ми, будто бы вода покроет высокую ольху, стоявшую на
берегу Невы, у Троицы. Петр велел срубить ольху и на том
самом месте наказать мужичка плетьми, с барабанным
боем и "убедительным увещанием" к народу.
Перед ассамблеей приехал к царю Апраксин и просил
позволения устроить ее в большом доме, а не во флигеле,
где она раньше бывала, стоявшем на дворе и соединенным
с главным зданием узкою стеклянною галереей, небезопас-
ною в случае внезапного подъема воды: гости могли быть
отрезаны от лестницы, ведущей в верхние покои. Петр
задумался, но решил поставить на своем и назначил со-
брание в обычном ассамблейском домике.
"Ассамблея,- объяснялось в указе,- есть вольное со-
брание или съезд, не для только забавы, но и для дела.
Хозяин не повинен гостей ни встречать, ни провожать,
ни потчевать.
Во время бытия в ассамблее вольно сидеть, ходить,
играть, и в том никто другому прешкодить, или унимать,
также церемонии делать вставаньем, провожаньем и про-
чим да не дерзает, под штрафом великого Орла".
Обе комнаты - в одной ели и пили, в другой танце-
вали - были просторные, но с чрезвычайно низкими по-
толками. В первой стены выложены, как в голландских
кухнях, голубыми изразцами; на полках расставлена оло-
вянная посуда; кирпичный пол усыпан песком; огромная
кафельная печь жарко натоплена. На одном из трех длин-
ных столов - закуски,- любимые Петром фленсбургские
устрицы, соленые лимоны, салакуша; на другом - шашки
и шахматы; на третьем-картузы табаку, корзины гли-
няных трубок, груды лучинок для раскуривания. Сальные
свсчи тускло мерцали в клубах дыма. Низенькая комната,
набитая людьми, напоминала шкиперский погреб где-ни-
будь в Плимуте или Роттердаме. Сходство довершалось
множеством английских и голландских корабельных масте-
ров. Жены их, румяные, толстые, гладкие, точно глянце-
витые, уткнув ноги в грелки, вязали чулки, болтали и,
видимо, чувствовали себя как дома.
Петр, покуривая кнастер из глиняной короткой носо-
грейки, попивая флип - гретое пиво с коньяком, леден-
цом и лимонным соком, играл в шашки с архимандритом
Федосом.
Боязливо ежась и крадучись, как виноватая собака,
подошел к царю обер-полициймейстер Антон Мануйлович
Девьер, не то португалец, не то жид, с женоподобным
лицом, с тем выражением сладости и слабости, которое
иногда свойственно южным лицам.
- Вода поднимается, ваше величество.
- Сколько?
- Два фута пять вершков.
- А ветер?
- Вест-зюйд-вест.
- Врешь! Давеча я мерил сам: зюйд-вест-зюйд.
- Переменился,- возразил Девьер с таким видом, как
будто виноват был в направлении ветра.
- Ничего,- решил Петр,- скоро на убыль пойдет.
Бурометр кажет к облегчению воздушному. Небось, не
обманет!
Он верил в непогрешимость барометра так же, как во
всякую механику.
- Ваше величество! Не будет ли какого указа? -
Буркатовский Сергей
Ильин Андрей
Пехов Алексей
Прозоров Александр
Гуль Роман Борисович
Шилова Юлия