околачивался в той же компании некто со странной фамилией Ивановас - из
Каунаса якобы, сын русской и литовца. Этого разоблачили на вечере в
Литовском клубе - оказалось, что он не только не знает языка, но и не может
припомнить ни одной каунасской улицы. "А чего, меня пацаном оттуда увезли",
- буркнул он в свое оправдание. Над ним потом все смеялись: "Задница ты,
Ивановас, родной город тоже надо с умом выбирать..."
подобная компания. Скорее всего, просто тем, что это были соотечественники и
с ними можно было хоть раз в неделю поговорить по-русски. После трех лет во
французских казармах Буэнос-Айрес с его русской колонией показался ему чуть
ли не уголком родины...
как на дрожжах, была освящена еще одна православная церковь - на Облигадо;
перемещенные перекочевали туда, не успевшие найти квартиру даже жили там
некоторое время, разбив палатки в углу двора. Открылся первый клуб, начала
выходить первая еженедельная газета на русском языке - ее издавали католики
"восточного обряда", прибывшие в Аргентину со своим пастырем, французским
иезуитом отцом де Режи. И вся эта многотысячная масса людей одной
национальности оставалась раздробленной, разобщенной, поделенной на
множество мелочно враждующих между собой групп и группировок. Мышиная грызня
происходила внутри каждого слоя, а сами слои вообще не смешивались, хотя и
соприкасались, - как масло и вода, слитые вместе. Перемещенные советские
граждане вперемежку со старыми эмигрантами из Европы - один слой, местные
старожилы-белоэмигранты - другой, украинцы и белорусы из Польши - третий;
старожилы делились в свою очередь на "красных" и "непримиримых", - те и
другие к новой эмиграции относились одинаково враждебно, считая ее кто
сплошь власовцами, кто сплошь советскими шпионами...
стюардесса, сказала, что корабль идет на посадку, и попросила пристегнуть
пояс. Снова вспыхнуло табло с запретом курить, голос Гарделя из динамика
гнусавил старое приторное танго - "Буэнос-Айрес, земля моя родная...", в
иллюминаторах правого борта наплывало и разворачивалось море огней.
стыла в бассейне Нового порта. Из первого же автомата Полунин позвонил в
пансион фрау Глокнер. Дуня долго не шла, видимо не сразу ее добудились, -
наконец спросила сонным голосом:
Парагвае, все по-старому?
хотела бы посмотреть!
сказать... такие сатанические. Мишель, а ты не забыл купить кружева?
поехали сейчас ко мне, а? Я поймаю такси, а ты пока собери вещички, хорошо?
Не валяй дурака, он только что ушел в рейс. Ты меня слышишь? Дуня!
том... Ну, ты понимаешь, Мишель! Как это я вдруг поеду к тебе - все-таки
замужняя женщина...
жалобно, - тут холод собачий, у меня уже ноги мерзнут, я сдуру в тонких
туфлях поехал. При чем тут замужняя ты или незамужняя?
был у меня, понимаешь, у меня! Потому что Колетт уступила квартиру мне, а не
тебе. Одно дело, если женщина принимает у себя своего друга, и совсем другое
- если она отправляется к нему. Ты знаешь, я никогда не была ипокриткой, но
есть границы... Ну правда, Мишель, не сердись...
одни стихи?
пол кабины и в самом деле обжигал холодом сквозь тонкие подошвы.
трава пожелтеет, и роза увянет, и твое драгоценное тело, увы", - понимаешь,
вообще-то это "он" обращается к "ней", а когда женщина читает это мужчине,
слова о драгоценном теле несколько эпатируют, не правда ли?
память исчезнет о нас - и тогда оживет под искусными пальцами глина, и,
звеня, ключевая польется вода в золотое, широкое горло кувшина. И другую,
быть может, обнимет другой на закате, в условленный час, у колодца. И с
плеча обнаженного прах дорогой соскользнет и, звеня, на куски разобьется".
Хорошо, а?
утешить. Чьи стихи?
позвонишь? Мы сможем вместе пообедать.
покойной ночи и извини, что разбудил...
ждал его за столиком.
официанту, сделал знак подавать. - Присаживайтесь, дон Мигель, давно вас не
видел. Как жизнь?
же молча принялся за еду. Полунин с аппетитом последовал его примеру -
"Шортхорн" славился своим мясом, а он не ел с утра и успел порядком
проголодаться.
вы, скажем прямо, оказались не на высоте...
подобная вашей, должна быть политической опорой режима.
координации...
черное вино вспенилось под шипящей струей и приобрело рубиновую
прозрачность.
году, все это хозяйство пришлось переделать сверху донизу... Переделать и
приспособить к новым требованиям, а параллельно создать новый уже полностью
свой аппарат Вам не кажется, тут можно провести некоторые аналогии?
слежку за студентами и профсоюзными делегатами и проморгали заговор в
морском командовании? И вы, кстати, уверены, что дело ограничилось флотом?
номер один" - коммунисты - на этот раз оказались в стороне. Может, вы не за
теми гонялись?
Мигель, - заставить других таскать каштаны из огня.
на них похоже. Да и некоторые сведения, которыми мы располагаем, говорят о
другом.
выступают за Перона, вы и сами понимаете. И почему они никогда не выступят
против него - тоже понятно. Как бы там ни было, хустисиализм* много дал
аргентинскому рабочему, а Эвиту до сих пор боготворят в бедных кварталах.
Это, разумеется, не может не приниматься в расчет партией, которая объявляет
себя авангардом пролетариата.
доктрина правящей перонистской партии в Аргентине описываемого периода.
возразил Келли.