тогда Пругавин и на другой день сообщил адрес и телефон Распутина.
Жуковская. - Я... не стала мешкать и тут же позвонила... Я случайно попала в
редкую минуту, когда телефон Распутина был свободен... Я услыхала сиповатый
говорок: "Ну, кто там? Ну, слушаю... " Спрашиваю чуть дрогнувшим голосом:
"Отец Григорий? Говорит молодая дама. Я очень много о вас слышала. Я
нездешняя, и мне очень хочется вас увидать... "
вестибюле... стояли рядом чучела волка и медведя... на фоне декадентского
окна, на котором засыхал куст розового вереска... Лифт остановился на самом
верху... На звонок мне отворила невысокая полная женщина в белом платочке
(Лаптинская. - Э. Р. ). Ее широко расставленные серые глаза глянули
неприветливо: "Вам назначено? Ну, входите... " Дверь из передней
приоткрылась и, шмыгая туфлями, поспешно, как-то боком выскочил Распутин...
Коренастый, с необычайно широкими плечами, он был одет в. лиловую шелковую
рубашку с малиновым поясом, английские полосатые брюки и клетчатые туфли с
отворотами... Темная морщинистая кожа... Волосы, небрежно разделяющиеся на
пробор посередине, и довольно длинная... борода были почти одного
темно-русого цвета... Подойдя совсем вплотную, он взял мою руку и наклонился
ко мне. Я увидала широкий, попорченный оспой нос... а потом мне в глаза
заглянули его - небольшие, светлые, глубоко скрытые в морщинах. На правом
был небольшой желтый узелок....
пристальный, мигали его глаза очень редко, и этот неподвижный магнетический
взгляд смущал... "Проведи в мою особую", - вполголоса сказал Распутин,
указав на меня....
голоса (там находилась самая большая комната, где и собирался "салон" его
почитательниц. - Э. Р. ), меня ввели в узкую комнату с одним окном.
Оставшись одна, я огляделась: у стены около двери стояла кровать, застланная
поверх высоко взбитых подушек пестрым шелковым лоскутным одеялом, рядом
стоял умывальник... Около умывальника перед окном - письменный стол... На
самой середине стола.., большие карманные золотые часы с государственным
гербом на крышке... В углу не было иконы, но на окне большая фотография
алтаря Исаакиевского собора, и на ней связка разноцветных лент. По аналогии
я вспомнила хатку "Божьих людей" (хлыстов) на окраине Киева: там тоже в углу
не было иконы, а Нерукотворный Спас стоял на окне, и на нем тоже висели
ленты... Придвинув кресло, он сел напротив, поставив мои ноги себе меж
колен... "
многих свидетельниц) соблазнение, сопровождаемое обычно монологом о духовном
обосновании греха.
чтоб раскаяться, а покаяние - душе радость, а телу сила, понимаешь?.. Ах ты
моя душка ("Душка" - запомним это обращение! - Э. Р. ), пчелка ты медова...
Грех понимать надо... А без греха жизни нет, потому покаяния нет, а покаяния
нет - радости нет... Хошь, я тебе грех покажу? Поговей вот на первой неделе,
что придет, и приходи ко мне после причастия, когда рай-то у тебя в душе
будет. Вот я грех-то тебе и покажу... " Кто-то страшный, беспощадный глядел
на меня из глубины этих почти совсем скрывшихся зрачков... А потом вдруг
глаза раскрылись, морщины расправились и, взглянув на меня ласковым
взглядом... он тихо спросил: "Ты что так на меня глядишь, пчелка?" - и
наклонившись, поцеловал холодным монашеским ликованьем".
бесстрастным напутствием: "Только, смотри, скорее приходи... "
человек в жакете, нахмуренный и, видимо, чем-то озабоченный. Рядом с ним,
откинувшись на спинку кресла, сидела очень молоденькая беременная дама в
распускной кофточке. Ее большие голубые глаза нежно смотрели на Распутина.
Это были муж и жена Пистолькорс, как я узнала потом, встречаясь с ними. Но в
следующие годы знакомства я самого Пистолькорса никогда больше не видала у
Распутина, только Сану. Рядом с Саной сидела Любовь Васильевна Головина, ее
бледное увядшее лицо очень мне понравилось. Она вела себя как хозяйка: всех
угощала и поддерживала общий разговор".
полная блондинка, одетая как-то слишком просто и даже безвкусно, лицо
некрасивое, с ярко-малиновым чувственным ртом, неестественно блестевшими
большими голубыми глазами. Лицо ее постоянно менялось - оно было какое-то
ускользающее, двойственное, обманное, тайное сладострастие и какое-то
ненасытное беспокойство сменялось в нем почти аскетической суровостью.
Такого лица, как ее, больше в жизни не видала и должна сказать, что оно
производило неизгладимое впечатление.
кроткими, мигающими, бледно-голубыми глазами... Остальные дамы были
незначительны и все как-то на одно лицо".
другим, ей довелось пройти обряд соблазнения. Она выслушала и записала тот
же гипнотический шепот: "Греха в этом нет... Это люди придумали... Посмотри
на зверей - разве они знают грех?.. В простоте - мудрость... не суши свое
сердце... "
"Чистейшая" Муня скажет ей загадочное: "Он все святым делает". И от имени
всех попросит "не мучить его... и уступить... ибо с ним греха нет".
московского купца Веру Джанумову. Ее имя не раз упоминается в сводках
полицейских агентов. Она выпустит в эмиграции свои воспоминания, где также
опишет "салон" мужика.
за этим столом - меха, шелк и темное сукно, и чистейшей воды бриллианты, и
тонкие эгретки в волосах, белые косынки сестер милосердия и платочек
старушки, - рассказывает Джанумова. - Звонок. Приносят корзину роз и дюжину
вышитых шелковых рубашек разных цветов... принесли армяк на парчовой
подкладке изумительной работы". Все забирает и уносит в комнаты аккуратная
Лаптинская.
многочисленные свидетели,. сладкого не ест. Об этом напишет и его дочь
Матрена в своей книге.
подтверждает: "В этот период... он ничего не пил". Если на столе и
появлялось спиртное, то совсем немного, и это были сладкие вина, те, к
которым он привык в монастырях во время странствий.
- дочь фрейлины двух императриц и родственница великого князя помогает
гостям снимать обувь. Так "отец Григорий" учил своих поклонниц смирению.
и детей и четвертый год неотлучно следует за ним... женщина поразительной
красоты, с темными глазами", - пишет Джанумова. Эта красавица - одна из
первых русских женщин-авиаторов; попала в аварию, но осталась невредима.
много дам, все они относились к нему с крайнем почтением и целовали у него
руку".
самовар... сервировка была очень странная: рядом с роскошными тортами и
великолепными хрустальными вазами с фруктами лежала прямо на скатерти грудка
мятных пряников и связки грубых больших баранок, варенье стояло в замазанных
банках, рядом с блюдом роскошной заливной осетрины - ломти черного хлеба...
Перед Распутиным на глубокой тарелке лежало десятка два вареных яиц и стояла
бутылка кагору... Все руки потянулись к нему, глаза блеснули: "Отец, яичко!"
Распутин набрал целую горсть яиц и стал оделять каждую, кладя по яйцу в
протянутую ладонь... Вырубова встала и, подойдя к Распутину, подала ему на
ломте хлеба два соленых огурца. Перекрестясь, Распутин принялся за еду,
откусывая попеременно то хлеба, то огурца. Ел он всегда руками, даже рыбу,
и, только слегка обтерев свои сальные пальцы, гладил между едой соседок и
при этом говорил "поучения"... А потом вошла... высокая девочка в
гимназическом платье (Матрена. - Э. Р. ).,. Руки всех протянулись ей
навстречу: "Мара, Марочка!"... Очень было любопытно посмотреть, как все эти
княгини и графини целовали дочь Распутина, одна даже... поцеловала ее руки",
- вспоминала Жуковская.
войны и революции. Первая (и самая популярная) напечатана, пожалуй, во всех
книгах о Распутине. Эта фотография снята в той самой главной комнате,
описанной Жуковской, где за чайным столом собирались гости. На фото видна и
раскрытая дверь в коридор, ведущий в соседнюю "особую комнату". Удвери -