Чтение 48–й страницы книги ~Застывший огонь~

Джеф хотел было начать с коровы, но потом вспомнил, что коров здесь нет.

- Ну вот у вас женщины кормят младенцев грудью?

- Ну да. Материнскими соками... - кивнула Дала. - Вот это и называется
молоко.

- Вы что, выдавливаете из своих женщин это молоко? - удивилась Лала.

- Это называется не выдавливать, а доить.

- Вы доите своих женщин? - еще больше удивилась Лала и невольно
дотронулась до своей груди.

- Да с чего ты взяла?! - начал сердиться Джеф. Непонятливость Лалы его
раздражала.

Под ногами проскочила стайка маленьких рыбок. Это на секунду отвлекло
внимание Мэнсона, но потом он снова вернулся к просветительской лекции.

- Видишь ли, Лала, существуют такие специальные животные. Они называются
коровы...

- Коровы... - старательно повторила Лала.

- Правильно, - кивнул Джеф. - Так вот эти коровы дают молоко. Ну то есть
не дают, а мы их доим. Мы - люди...

- "Злые люди"... - на свой манер поправила Мэнсона Лала.

- Пусть будет так. Но мы их доим, этих животных.

- Но это же отвратительно, Жефа, - сморщилась Лала. - Вы выдавливаете
соки животных...

- Но ведь и вы здесь выделываете не пойми что! - пошел в наступление
Джеф. Он доел корень и взял у Лалы следующий... - Ну что, рассказывать
дальше?

- Конечно, Жефа. Мне это интересно, хотя и немного странно. - В глазах
Лалы горело искреннее любопытство, и было видно, что она захвачена рассказом
Мэнсона.

- Ну так вот. Мы надаиваем молоко. Потом сквашиваем его и получаем
простоквашу. Ты следишь?

- Да, - кивнула Лала.

- Потом отделяем влагу и получаем творог, Творог хорош и сам по себе. Из
него можно делать творожники, пудинги и вот такие вот сырные палочки. - Джеф
доел второй корешок, и Лала тут же с готовностью подала ему следующий. За
разговорами они прошли метров двести, и до острова уже было рукой подать.

- Затем творог подсаливают, потом что-то там варят - точно я уже не
помню, но в конце концов получается сыр. Вкусный, вот как эти корешки...

- Это очень сложно, - сказала Лала.

- Конечно, сложно - технология, - важно кивнул Мэнсон.

- У нас все легче: поймал песчаного червяка, и не нужно никакой коровы...

Поначалу Джеф не уловил смысла сказанного, но потом до него начало
доходить.

Активно жевавшие челюсти стали двигаться медленнее, рот начал наполняться
слюной, а желудок спазматически дернулся, угрожая вернуться к "нулевому
циклу".

"Спокойно, Джеф. Все, что не ядовито, - съедобно... Все, что не ядовито,
- съедобно..."

Стараясь не делать резких движений, Мэнсон выпустил недоеденный "корешок"
в воду, а потом выплюнул то, что успел разжевать. Затем встал на колени и
тщательно прополоскал рот.

- Ну вот, теперь мне лучше, - поднимаясь из воды, сообщил Джеф.

- Зачем ты выбросил песчаного червяка? - наконец спросила Лала. - Ты же
говорил, что тебе нравится...

- Просто я уже сыт, - объяснил Джеф. - Так ты говоришь, это был песчаный
червяк?

- Не совсем, это была его двухнедельная личинка.

При слове "личинка" Джеф снова ощутил приступ дурноты, но нашел в себе
силы подавить его.

Где-то ударил хвостом лиматокус. В лесу пролаял шакал. Джеф вдохнул
речной ветер и зажмурился от ласкового солнца, стараясь не думать о том, что
он съел.

"С другой стороны, есть люди, которые едят живых моллюсков. Мало того,
существуют целые народы, пожирающие лягушачьи ноги..." Джеф не особенно
верил этому, однако подобные глупости он вычитал в каком-то журнале.

- Пойдем купаться, Жефа... - сказала Лала, поудобнее пристраивая свою
сумку.

- Опять на то же место?

- Конечно.

- А может, лучше здесь? Туда далеко идти.

- Нет, здесь нельзя.

- Почему нельзя?

- Потому что здесь не купаются, да и положенное время еще не наступило, -
пояснила девушка.

- А что, разве время имеет значение? - спросил Джеф.

- Такие вопросы, Жефа, у нас не задают даже дети.

Мэнсон пожал плечами и замолчал, пропуская Лалу вперед.

Спустя полчаса они уже были на закрытой кустарником полянке, в двух шагах
от места купания.

Джеф сбросил сумку и начал было раздеваться, но Лала его остановила:

- Постой, Жефа. Время купания еще не наступило. Сядь отдохни...

- Ну хорошо. Когда будет можно, ты мне скажешь, - согласился Мэнсон и сел
напротив Лалы.

Внезапно откуда-то сверху спикировала чайка и пролетела над самой головой
Мэнсона. Он вздрогнул и с запозданием отмахнулся, как от мухи, а Лала снова
обрадовалась и, улыбнувшись, сказала: - Ты видишь, Жефа, Котти любит тебя...
Джеф тоже улыбнулся и кивнул. Наконец Лала поднялась и начала раздеваться.
Мэнсон тоже взялся за свою одежду, но Лала его удержала: - Подожди, Жефа.
Сейчас тебе нельзя - это опасно... Когда будет можно, я позову.

- Ну хорошо, Лала, - согласился Джеф и оставил свои штаны в покое.

Девушка спокойно разделась, постояла перед Мэнсоном во всей красе, а
затем повернулась и исчезла в зарослях кустарника.

"Да, эта девчонка может производить впечатление... - подумал Джеф. - С
такими данными это сделать нетрудно..."

Он вспомнил некоторые подробности ее телосложения, а потом, увлекшись,
позволил себе определенные фантазии.

"Стоп, Мэнсон, стоп... - спохватился Джеф. - Ты на работе..."

Лала отсутствовала не больше пяти минут, потом она снова появилась на
полянке - с мокрыми волосами и вся в капельках воды.

Присев перед Джефом на корточки, она посмотрела куда-то мимо него, а
затем сказала: - Ну вот. Теперь неопасно - пойдем купаться.

По случаю намеченного акта возмездия лейтенант Хаммер пришел на десять
минут раньше.

Во-первых, чтобы приготовить позицию, а во-вторых, чтобы остыть, -
винтовка "гепард" весила немало, и тащить ее было нелегко.

Лейтенант пришел на огневой рубеж, отер пот и сел на песок, ожидая, когда
речной ветер остудит его раскрасневшиеся щеки. Чтобы глазок оптического
прицела не запотел от разгоряченного лица, требовалось подождать какое-то
время.

"Подведем черту, господа..." - появилась в мозгу лейтенанта вполне
подходящая фраза.

Сегодня пришлось соврать капитану Пакгаузу, будто он собрался идти на
диких коз. Пакгауз, конечно, дурак, но и он не поверил.

Лейтенант вздохнул. Он знал - все, кто видел его с оптической винтовкой,
решили, что он собрался поставить логическую точку в своем двухлетнем
сумасшествии.

"Они думают, что я могу убить Элеонору. Глупцы..." - горестно усмехнулся
Хаммер.

Вчера капитан Пакгауз и лейтенант Коноплев напомнили про поездку в
офицерский бордель через два дня. Хаммер ответил им отказом, однако особенно
на себя не надеялся и опасался, что все же согласится. Пакгауз и Коноплев
казались ему демонами-обольстителями.

"Поедем, Хаммер, тамошние девицы подпускают офицеров гораздо ближе, чем
твоя дикарка. Бинокль тебе не понадобится..." - ухмылялся Коноплев.
"Действительно, дружище, едемте с нами. Стоит ли пренебрегать шансом,
выпадающим раз в полгода?.." - вторил Коноплеву капитан Пакгауз.

На соседний куст вспорхнула синица-сосновка. Она опасливо покосилась на
лейтенанта и, испачкав ветку пометом, полетела дальше по своим синичьим
делам.

"Вот бы и мне так, - подумал Хаммер, - взмахнуть крыльями и улететь.
Далеко-далеко отсюда, с этого проклятого Танжера".

Хаммер бросил короткий взгляд на часы - без трех четыре. Пора занимать
позицию. Он открыл чехол, достал винтовку и поставил ее на сошки. Затем
вытащил магазин на двадцать патронов и вогнал его в гнездо.

Сломав несколько мешавших веточек, Хаммер поднял бинокль и начал
осматривать прибрежную часть острова.

Вот показались девушки и с ними группа женщин постарше. Появление этого
передового отряда было для Хаммера предвестником выхода его королевы.

Лейтенант убрал бинокль и взялся за винтовку. Подняв предохранительную
шторку прицела, он припал к нему глазом и одобрительно хмыкнул - цифровая
оптика давала идеальную контрастность. Никаких тебе полутеней, дифракций,
интерференции.

Хаммер перевел прицел на кусты, из которых обычно появлялась Элеонора.
Вот разошлись зеленые ветки, и она появилась. Цифровая оптика прицела
обедняла цветовую гамму, зато теперь Хаммер в большей мере сумел по
достоинству оценить фигуру.

Игра линий женского силуэта заставила Хаммера забыть о своей
первостепенной задаче. Преследуемая алчным взглядом лейтенанта, девушка
вошла в воду, и только тут Хаммер вспомнил о сопернике. О том, кто был уже
приговорен. Однако мужчины не было. Его не было, и Элеонора вела себя так,
будто никого не ждала.