подняты, пересчитаны и отконвоированы на завод "Ганс Бемер". Здесь их
уже ждали, развели по цехам и расставили с таким расчетом, чтобы на
каждого пленного приходилось по два немца - последние обязаны были
наблюдать за лагерниками. Кроме того, во всех цехах и пролетах
вступили на дежурство наряды лагерной охраны, блокировавшие выходы из
помещений.
пленных оказался Трофим Кныш - маленький худощавый человек лет
тридцати пяти, тихий и невзрачный на вид. Но вскоре о нем узнал весь
завод. Началось с того, что Кныш за два часа наладил большой
многошпиндельный автомат, над пуском которого больше суток безуспешно
бились заводские механики. Вскоре вокруг него собрались десятки
немецких рабочих. Они с удивлением наблюдали, как русский снимал с
обрабатываемой детали стружку невиданной толщины. К тому же станок
вращался на скорости, которая почти наполовину превышала обычно
допустимую.
кто-то из токарей поделился с ним едой, налил из термоса кофе. Все
это, разумеется, делалось украдкой, ибо охрана не разрешала, чтобы
пленные сближались с "вольными".
инструмент. Вместе с двумя немецкими рабочими в кладовую отправился
Кныш - мастер уже успел оценить светлую голову и золотые руки русского
станочника.
пленные вообще не должны работать на неприятеля. Но уж если их к этому
принудили, следует тянуть лямку, а не лезть вперед и хвастать своим
мастерством, ибо все это сильно смахивает на предательство.
неторопливо отбирает нужные резцы, решительно откладывая в сторону те,
которые по каким-либо причинам ему не нравятся.
словно жук в навозе.
кладовщика было презрение, во взоре пленного - вопрос. Он молча указал
на один из забракованных им резцов, и Кребс, тоже опытный металлист,
вынужден был признать, что резец действительно плох.
его тонкую шею, желтое лицо с острыми скулами и глубоко ввалившимися
глазами.
и, вернувшись, положил перед Кнышем кусок хлеба, яйцо и две
картофелины.
кладовщика.
кстати...
зуботычин надают.
себе мимикой и жестами, он пояснил, что должен передать еду товарищам.
Сам он поел немного - накормили в цехе. А вот товарищи... им очень
нужна еда!
вместе с Кнышем, стали его расспрашивать. Вступил в беседу и Кребс.
отец, два брата и вот он сам. Ему приятна похвала немецких
станочников. Но это вряд ли заслуженно. Вот если бы они видели его
отца!.. Незадолго перед войной отец с семьей переехал с Украины на
Урал. Отец славился мастерством на Украине, стал известен и на новом
месте. Он простой рабочий, но к нему приезжали советоваться профессора
из Москвы!
Златоуст. Вслушиваясь в его быструю речь, Кныш кое-как понял, что
кладовщик знает немного об Урале и весьма ценит златоустовскую сталь.
Кребсу приходилось иметь с ней дело, и он считает, что та сталь ничуть
не хуже знаменитой немецкой из Золингена.
Кюмметц был доволен. Подумать только, в первый же день выявился такой
талант! Надо продолжать поиски других способных рабочих с Востока. Нет
сомнения, что такие найдутся. Да, по всему выходит, что он не зря
съездил в Аушвиц.
токарь и в самом деле работает великолепно. Чтобы подзадорить других,
Кюмметц объявил: пленному назначается полуторный пищевой рацион и
дарится двадцать марок.
разрешает старательному и трудолюбивому рабочему свободный выход из
цеха на заводской двор, где имеется лавочка, а также освобождает его
от всех лагерных работ.
директору и офицеру.
Иллюзий насчет добросердечности и гуманности нацистов у них не
возникало - только сегодня утром эсэсовцы расстреляли пленного,
который вышел на поверку без обуви, украденной у него ночью.
2
только что привез Кюмметца и, пользуясь свободным временем, собирался
сменить в моторе масло.
Кныш. Появление директорского автомобиля взволновало его. Он вернулся
к работе, несколько минут сосредоточенно размышлял, потом остановил
станок и вышел.
коврик, уже приготовился было лезть под автомобиль. На ломаном
немецком языке Кныш попросил разрешения помочь и, не дожидаясь ответа,
взял разводной ключ и скользнул под машину.
пододвинул пленному железный противень.
пробку.
тяжелая черная струя.
так оно и есть. Но если немцы установили его подлинное лицо, да еще
каким-нибудь образом выяснили взаимоотношения с Авдеевым, они бы не
стали производить проверку. Это ни к чему. Его взяли бы сразу. Значит,
не провокация. Что же тогда?
Авдеев наказал...
видны были их ноги - чуть согнутые, ступавшие короткими судорожными
шагами. Очевидно, рабочие несли какую-то тяжесть.
Кныш.
витой ручкой.
сам же заключил: - Ваш ножик!
желтый, и, не мигая, смотрел ему в глаза. И вдруг Кныш заплакал.
Как-то сами собой побежали по лицу слезы, закапали с остренького носа,
и сухой, пыльный асфальт мгновенно впитывал их, будто промокательная
бумага.
он, - не брешу, не предатель я...
узнал, что меня отправляют, наказал разыскать вас. Приметы сообщил.
"Будешь, сказал, действовать, как мой командир велит". Да я ведь не
один. Ребят двадцать наберется, все - хоть в огонь!