все более анти еврейский характер.
- Не может один народ полностью подчинить себе другой! - выкрикивал он
погожими вечерами, а в тихую полночь начинал цитировать двадцать второй
параграф палестинской конвенции, не признающей еврейского государства в
пределах границ, очерченных резолюцией ООН.
Так продолжалось неделю, пока пресловутый двадцать второй параграф не
навел страху на работников следственного изолятора и самого профессора
Хульдаи, выдворившего псину из тюрьмы. И странное дело - после изгнания
дворняги в разладившемся механизме мертвого араба вновь пробудился зуд
пропагандиста агитатора, и он встретил утром нервно вздрагивающих от его
пронзительных криков надзирателей, бодрым декламированием предвыборных
лозунгов всех политических партий Израиля.
Бросив прощальный взгляд на пепелище, оставшееся от роскошного
двухэтажного особняка, в строительство которого он вложил кучу денег,
комиссар Вольф устало приказал водителю:
- Гони в контору!
Привычно раскинувшись на заднем сидении служебной автомашины, он запросил
по рации своего нового заместителя.
- Я на линии, командир, - раздался голос послушного зама.
- Сообщите немедленно всем постам о "Форде" молочного цвета, - сказал
комиссар, - размножьте фотографию моей жены и раздайте ведущим сыщикам
оперативного отдела.
- Уже размножили и передали, - четко отвечал помощник, и комиссар
представил себе, как тот исполнительно мигает своими длинными восточными
ресницами.
- Браво, Исмаил, - вяло похвалил майор, соображая, какую сумму денег ему
отвалит страховая кампания за сгоревший дом.
- Есть что-нибудь на свете, что ты еще не сделал? - с несвойственной ему
теплотой похвалил он зама; в его отношении к заместителю появились
неведомые ему ранее доброжелательные нотки. "Судьба порой так дико
непредсказуема, - грустно размышлял Иуда, сраженный известием о своей
прошлой арабской жизни, - кто знает, возможно, мы с ним когда-то были
родственники "
Комиссар не мог смириться с мыслью о том, что он - гениальный еврейский
парень Иуда Вольф, один из самых талантливых и высокопоставленных чинов в
израильской полиции, принадлежал некогда к иной вере и был даже заурядным
уличным торговцем. Ему вспомнились лихие войны с арабами, в которых он
принимал активное участие, то презрительное пренебрежение, которое он
испытывал к врагам, и это привело его в совершенное недоумение. "Выходит,
против своих же и дрался. Я, конечно, не националист, - убеждал он себя с
некоторой обидой на провидение, распорядившегося столь неосмотрительно, -
и меня в данном случае задело не то, что я был араб, а то, что торговал
старьем на рынке"
Он вспомнил организованную им недавно широкомасштабную акцию против
израильских арабов, имеющих обыкновение торговать в общественных местах
без лицензии, и ему стало не по себе.
Заместителя Вольфа звали Исмаил. Это был статный, смуглолицый бедуин,
которого сверху сосватали ему в Замы вместо погибшего майора
Петербургского.
Раньше Исмаил вел отдел борьбы с преступностью в арабском секторе и был
известен как исполнительный офицер, готовый предупредить любое желание
босса.
Погибший от рук герцога отъявленный склочник Давид Петербургский, красиво
умер, земля ему пухом, и теперь никто не стучал на комиссара в
министерство, сообщая начальству о коррумпированности шефа полиции.
Трагическая гибель Зама, заслонившего его своей грудью, была ему на руку.
Он с удовольствием пропускал иногда рюмочку любимого французского коньяка
за "светлую память" героического майора (остерегаясь на людях выказывать
свои истинные чувства по этому поводу), и всю свою не востребованную
служебную ласку источал теперь на нового заместителя, лишенного, к
счастью, каких-либо претензий и личных амбиций. Как представитель
национального меньшинства, проживающего в Израиле, Исмаил был рад своей
более менее приличной зарплате (тому относительно высокому положению,
которое занимал в служебной иерархии тель-авивской полиции) и не собирался
подкапывать под начальство, как это делали зачастую склонные к интригам
еврейские сотрудники Главного управления. Начальственная ласка Вольфа была
приятна Исмаилу, и он соображал, что из предполагаемых пожеланий шефа он
мог упустить из виду:
- Через час буду на месте, - отрывисто бросил ему комиссар, - срочно
доставь в кабинет "путешественников"
- Сию минуту, шеф, - немедленно отозвался красавец Исмаил и со всех ног
бросился выполнять приказание любимого шефа.
* * *
Через час "путешественники" были срочно доставлены в кабинет Иуды
Вольфа. В душе комиссар был готов убить Васю, но внешне соблюдал
приличие. Маэстро, которого оторвали от вкусного завтрака, сказал, что
рассчитывает на чашку черного кофе, по крайней мере, или булочку с
голландским сыром.
- Обойдешься! - сухо оборвал комиссар, не предлагая ему сесть, хотя рядом
стояли стул и низкое кресло с потертой обшивкой. Вася не стал дожидаться
приглашения, и вальяжно раскинулся в кресле, отведенном, очевидно, для
более почетных гостей.
- Садись, Ципа! - предложил он также Циону, но тот предпочел робко
стоять, дожидаясь специального разрешения комиссара.
Иуда Вольф мрачно восседал в своем рабочем кабинете, готовый сожрать,
кажется, собственную парадную фуражку: ценности, припрятанные им дома,
были варварски преданы огню, студенточка увлеклась окружным прокурором,
жену увел безмозглый герцог, а этот хамоватый хлыщ, выдающий себя за
маркиза, еще и улыбается, сволочь. Ему хотелось, как это он проделывал в
добрые старые времена, посадить славного маркиза на шпагат и крепко
хлопнуть ладошками по его аристократическим ушам, чтобы враз оглох от
боли, поганка. Но вместо этого он вынужден склонять эту мразь к действию
умеренным давлением сверху, чтобы не отбить у него охоту к сотрудничеству.
Такова была установка Эммануила Когаркина, и отступать от нее, он не имел
права.
- Совершенно очевидно, господа, - начал комиссар издалека, - что взять
герцога конвенциональными методами невозможно, поэтому я счел
целесообразным прибегнуть к более эффективным мерам, как-то -
дипломатический маневр или прямой подкуп, разумеется, при вашем активном
содействии.
Василий усмехнулся, витиеватые обороты комиссара говорили о том, что тот
отчаянно нуждается в его помощи.
- Вам придется меня выслушать, господин Дубровский, как бы тяжело вам это
не было, - сухо сказал Вольф, зная, что с этим фруктом не так-то легко
договориться, но ничего, и не таких обламывал.
- Если вы полагаете, что слушать вас такое уж большое удовольствие, то
вы глубоко заблуждаетесь, - с ехидной улыбкой заметил Вася.
- Ты затеял эту канитель с мертвецами, говнюк, - взорвался Вольф, - и
еще кочевряжишься.
Василий собирался ответить в тон Иуде, но Цион мягко взял его за руку.
- Вася! - укоряюще сказал он и с тем же вежливым укором спросил Вольфа, -
вы имеете к нам дело, комиссар?
- Я предлагаю вам отправить к рыцарю герцогиню Алис... - раскрыл карты
Вольф.
- Интересно, что это моя жена там не видала? - осведомился Василий, с
наигранным удивлением.
- Я тоже думаю, что повидала она там немало, - не остался в долгу
комиссар, - именно поэтому, договориться с этим олигофреном ей будет
легче, чем тебе, например, маркиз...
- С таким же успехом ты мог бы обратиться к своей дуре, - парировал
Василий, - она, надеюсь, видит там не меньше, с этим олигофреном...
- Да, но с чем Алиса пойдет к нему? - недоуменно пожал плечами Цион.
- На сей раз, она предложит своему соотечественнику покинуть нашу
территорию и возвратиться в свое Время. - Сказал комиссар, спустив Васе
оскорбление.
- Я категорически возражаю, - сказал Василий, но комиссар нагло
улыбнулся:
- Решение принято в верхах, - сказал он, - и не нам с тобой оспаривать
его, Дубровский.
- Чтобы говорить с герцогом надо, по крайней мере, знать, где он
пребывает в данную минуту, - напомнил Цион.
- Это не обязательно, - краснея - сказал Вольф, - мы можем сообщить о
наших условиях Ривке - это моя супруга, она держит со мной связь...
- Я так и думал, что вы недурно ладите втроем, - понимающе улыбнулся
Василий, - это очень пикантно, комиссар, хотя я лично не пробовал...
Пехов Алексей
Мацумото Сэйте
Корнев Павел
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Лукин Евгений