что мне пока известно, такой вариант не проходит. Единственный, у кого были
средства и возможность, вряд ли пустил бы их в ход ? по той простой причине,
что он единственный. Я встал, собираясь уходить.
знаменитый писатель. Большие деньги, большая слава. Мне-то самому его
дерьмовые книжки не по душе. В бардаке и то попадаются люди приятнее, чем
его персонажи. Это вопрос вкуса, я полицейский, не мне судить. У него был
прекрасный дом в одном из лучших мест в стране. Красивая жена, полно друзей,
никаких забот. Интересно, что же его так достало, если он пустил себе пулю в
лоб? А ведь что-то достало, черт побери. Если вы знаете, то имейте в виду ?
придется это выложить. Ну, пока.
знак и меня выпустили. Я сел в машину. Разные служебные автомобили перекрыли
всю подъездную дорогу, и мне пришлось выехать на лужайку, чтобы их обогнуть.
У ворот меня осмотрел другой полицейский, но ничего не сказал. Я надел
темные очки и поехал к шоссе. Дорога была пустая и тихая. Вечернее солнце
освещало вылизанные лужайки и просторные дорогие дома.
известность, но ленивая тишина Беспечной Долины ничем не была нарушена.
Газеты проявили столько же интереса, сколько к событиям в Тибете.
темно-зеленая машина. Из нее вышел еще один помощник шерифа и поднял руку. Я
остановился. Он подошел к окну.
Никогда не говорят, в чем дело. А то вы догадаетесь, что они и сами не
знают.
пообедать, вернулся, распахнул окна, расстегнул рубашку и стал ждать, что
произойдет. Ждал я долго. Было уже девять часов, когда Берни Олз позвонил,
велел мне приехать и по пути не прохлаждаться, цветочков не собирать.
ненавидящим взглядом я прошел в большую квадратную комнату, где шериф
Петерсен вершил правый суд, окруженный подношениями благодарной
общественности за двадцать лет беспорочной службы. Стены сплошь были увешаны
фотографиями лошадей, и на каждой фотографии шериф Петерсен присутствовал
лично. Углы его резного письменного стола были сделаны в форме лошадиных
голов. Отполированное копыто в оправе служило чернильцей, в другое такое же
был насыпан белый песок и воткнуты ручки. На обоих ? золотые пластинки с
надписями каких-то памятных дат. На девственно чистом блокноте лежал пакет
табака "Билл Дерхэм" и пачка коричневой папиросной бумаги. Петерсен курил
самокрутки. Он мог свернуть сигарету одной рукой, сидя верхом на лошади, что
часто и делал, особенно когда выезжал перед парадом на большой белой кобыле,
в мексиканском седле, красиво изукрашенном мексиканским серебром. В этих
случаях он надевал плоское мексиканское сомбреро. Наездник он был
прекрасный, и лошадь всегда точно знала, где трусить смирно, где взбрыкнуть,
чтобы шериф, величественно улыбаясь, привел ее в чувство одной рукой. Этот
номер был отработан что надо. У шерифа был красивый ястребиный профиль, и
хотя под подбородком слегка обозначалась дряблость, он знал, как держать
голову, чтобы не было слишком заметно. В каждый свой фотопортрет он
вкладывал много труда. Ему шел уже шестой десяток, и отец его, родом из
Дании, оставил ему в наследство кучу денег. Шериф не был похож на датчанина
? волосы темные, кожа смуглая. Бесстрастной величавостью он скорее напоминал
деревянную фигуру индейца ? рекламу табачной лавки, и по уму немногим от
него отличался. Но мошенником его не называли ни разу. Под его началом
служили мошенники, и они дурачили его так же, как всех остальных, но к
шерифу Петерсену ничего такого не приставало. Его просто снова и снова
избирали шерифом без всяких усилий с его стороны, он гарцевал на парадах на
белой лошади и допрашивал подозреваемых под взглядом фотокамер. Так гласили
надписи под фотографиями. На самом деле он никогда никого не допрашивал,
потому что не умел. Просто садился за стол, сурово глядя на подозреваемого и
демонстрируя камере свой профиль. Сверкали вспышки, фотографы подобострастно
благодарили шерифа, подозреваемого уводили, так и не дав ему рта открыть, а
шериф уезжал на свое ранчо в долине Сан-Фернандо. Туда ему легко было
дозвониться. Если не удавалось связаться с ним лично, ты мог побеседовать с
кем-нибудь из его лошадей. Время от времени, поближе к выборам, какой-нибудь
неопытный политик, пытаясь отобрать у шерифа Петерсена его пост, начинал
называть его "Цирковым наездником", или "Репутацией, построенной на
профиле", но из этого ничего не получалось. Шерифа Петерсена все равно
избирали опять ? как живое свидетельство, что у нас в стране можно вечно
занимать крупный выгодный пост, если у тебя рыльце не в пушку, фотогеничная
внешность и язык держится за зубами. А уж если хорошо смотришься на лошади,
цены тебе нет.
гуськом удалялись через другую дверь. На шерифе была белая шляпа "стетсон".
Он свертывал сигарету. Уже намылился домой. Он сурово взглянул на нас.
когда застрелился хозяин. Будете с ним фотографироваться?
и с седеющими стальными волосами.? Если понадобится, я буду на ранчо,
капитан Эрнандес.
Шериф Петерсен зажигалок не признает. Мы такие: сами крутим, одной рукой
прикуриваем.
черными глазами ? его личный телохранитель. Капитан Эрнандес подошел к
столу, сел в огромное шерифское кресло, а стенографист в углу отодвинул
столик от стены, чтобы не тыкаться в нее локтем. Олз присел к столу, вид у
него был вполне довольный.
мной сниматься?
самого начала.
знакомство с Эйлин Уэйд, ее просьба найти Роджера, приглашение к ним в дом,
разговоры с Уэйдом, и как я нашел его без чувств под кустами, и все
остальное. Стенографист записывал. Никто меня не прерывал. Все это было
правдой. Правда и ничего, кроме правды. Но не вся правда целиком. Что уж я
пропустил, это мое дело.
капитан был спокойный, опытный, опасный парень. Нужен же был шерифу хоть
один знающий человек.? В ту ночь, когда Уэйд выстрелил у себя в спальне, вы
входили в комнату м-с Уэйд и пробыли там какое-то время за закрытой дверью.
Что вы там делали?
поблизости с большим ухом. Дверь закрыть попросила она. Я тогда не думал,
что это имеет какое-то значение.
Вам понятно?
незажженную сигарету.
диване. Вернее, может быть, остаток ночи.
трех, когда я в последний раз вошел в кабинет. Называйте это остатком ночи,
если хотите.
несколько вопросов ? кто он такой и прочее. Потом сказал:
когда вы помогли Марлоу уложить Уэйда в постель?
голосом, почти без акцента. Видно, он по желанию мог его включать и
выключать. Версия состояла в том, что он пошел вниз и посидел там, на
случаи, если вдруг его позовут. Сидел сперва в кухне, где приготовил себе
поесть, потом ? в гостиной. В гостиной, сидя в кресле около входной двери,
он увидел, что Эйлин Уэйд стоит в дверях своей спальни и раздевается. Она
надела халат на голое тело, а потом я вошел к ней в комнату, закрыл дверь и