Чтение 48–й страницы книги ~Вернусь не я~

...И сам не заметил, как на краю поляны оказался. Обернулся, на малиновые
угли поглядел. Назад?

Я сделал шаг и вдруг услышал...

Нет, не услышал! Словно ветер сзади подул. Легкий, почти незаметный.
Только не ветер это. Листья не шелохнутся, травинки не дрожат...

- Янаанааа-а-а-а! Янаанааа-а-а-а!

Далеко? Нет, близко, только тихо!..

Спасибо, друг Морфей! Хоть и не спешил, но удружил. Из ночи - в ночь, из
проклятой Троады - в аркадскую глушь, где мы когда-то ночевали с Капанидом по
пути в Ка-лидон. Сейчас я снова увижу Ее. Пусть во сне, пусть всего на миг!

...та, что блистает под стать Новогодней звезде в начале счастливого
года... блистает... блистает...

- ...Янаанааа-а-а-а!!

По затылку вроде как муравьи пробежали. Пробежали - сгинули.

Испугался, герой? Ну, поют, ну и что? Тем более голос женский. Даже не
женский. Вроде как девчонка пищит.

- Янаанааа-а-а-а! Янаанааа-а-а-а! Нет, не девчонка. Девчонки!..

Давно мне не снилась эта ночь. Даже вспоминаться стала редко. Словно
кто-то другой совал любопытный нос в густые заросли, чтобы напугать своим
сопением маленьких дриад, к кому-то другому в серебристом сиянии шагнула Она...

...Я ошибся. Пели не близко, а очень близко. Прямо за деревьями, и дюжины
шагов не будет, - еще одна поляна.

Тоже круглая, но побольше. На той стороне - дерево поваленное. Старое...

Да, так и было! Сейчас я увижу маленькие яркие огоньки - над самой травой,
словно рой светляков. Увижу, упаду на землю, замру, чтобы не спугнуть, и
огоньки закружатся в танце, будут петь про неуклюжую черепаху-хеле-хелину...

Но где же все? Где?

Пусто. Темно. Мертво.

Недвижная поляна, легкий, еле приметный запах гниющих старых веток...

- Янаанааа-а-а-а... - в последний раз, неверным, исчезающим эхом.

Все...

Я оглянулся, пока еще не понимая, надеясь, что сон вернется, и все будет,
как было, как и должно быть...

Тщетно! С каждым мгновением все темнее на поляне, все страшнее. И уже не
легкий запах тления - трупный смрад рвет ноздри. И я понимаю, что я уже не в
Аркадии Счастливой, я на Поле Камней, на поле Армагеддона.

- Светлая! - отчаянно кричу я. - Светлая, где ты?! Мертво! Даже эхо
смолчало.

- Ты здесь, я знаю! Я виноват перед Тобой! Очень виноват! Но приходи,
прошу Тебя!..

Уже нет голоса, не кричу - хриплю. А черная тьма сгущается, подступает,
трупный смрад становится непереносимым...

- Светлая...

И вдруг я понимаю - Она мертва. Мертва, как и я сам. А мертвым не нужно
ничего в этом мире - даже любви. Диомед, сын Тидея, погиб под Троей...

Вначале я обрадовался. Не то чтобы слишком, но все-таки. Не зря мы вчера
горло срывали и сбивали в кровь кулаки. Просыпается воинство, нехотя, медленно,
почесываясь, но все же вылезает из шатров.Вот и вода в котлах булькает, и
мясом, на углях печенным, тянет. И дозорные на месте, и пифосы с площади
лагерной исчезли. Красота! Не совсем, конечно...

- Ванакт! С берега сообщают: какие-то торговцы плывут...

Вначале я и внимания не обратил. Мало ли кто к нам жалует? Особенно в
последние дни, когда истончились стенки черного Котла.

- Наши?

Просто так спросил, даже не подумав. Для порядка.

- Не наши, ванакт. Большие такие корабли, красные, сразу видно -
торговцы...

Красные... Красные?!

Вчера решил было, что ошибся зоркий Идоменей. Откуда у наших берегов?..

- К бою-ю!

Кеми! Все-таки Кеми! Издалека их краснобокие суда и вправду можно принять
за...

- К бо-о-ою-ю-ю-ю!!!

Еще ничего не понимая, но уже чуя беду, кинулся на берег. Если расставить
лучников, если выстроиться фалангой прямо на сером песке...

Поздно! ...Горели сторожевые кимбы - маленькие, верткие, но бессильные
против краснобоких чудищ, закрывших весь горизонт. Легкий ветер раздувал
огромные желтые паруса с красным Оком Ра в центре. Ни криков, ни песен - молча
мчались к берегу корабли ванакта Черной Земли. Поздно думать - откуда? Поздно
гадать - почему?

НЕЧТО! Вот оно - НЕЧТО!

С запасом попросил времени старый хитрец Приам.

Четыре дня! Хватило и двух... Ох и дураки же мы все!

- Фтия! Саламин! К бою-ю! Микены! К бою-ю-ю!

Спарта-а!..

Но я понимал - поздно. Не успеть. Они уже рядом совсем близко...

- Дядя Диомед!.. Тидид!.. Ванакт!..

Нестройной толпой бежали ко мне воеводы, застегивая на ходу ремни
сверкающих шлемов, стуча по песку не плотно надетыми эмбатами. Лигерон, Аякс
Большой, Менелай, Одиссей...

- Кто это, Тидид?!

Объясняться нет времени. Его вообще нет. Первые стрелы уже свистят в
воздухе - длинные, тяжелые, хищные...

- Лучники! Вперед! По кораблям! По палубам!..

Молодец, Любимчик, молодец, стрелок, да только ты еще не видел, как бьют
кемийские луки!..

- Менелай! Отводи всех на равнину! Строиться в две фаланги, вторая - лицом
к Скейским воротам. Лавагет Лигерон, Аякс!..

- Мы прикроем, дядя! Вы успеете!..

Малыш тоже понял, что в лагере не удержаться. Нас просто перережут у
шатров, переколют копьями с широкими, как меч, наконечниками из сияющей бронзы.

А стрелы уже свистели, жужжали, впивались в тела. Кто-то, совсем рядом,
близко, молча рухнул на песок. Стрела, пробившая панцирь, еще подрагивала,
словно не в силах удержать злобу...

- Наза-а-ад! Отходим!

Неуверенно, робко запели трубы. Поздно, поздно! Краснобокие корабли уже
тыкались высокими носами в песок, с бортов горохом сыпались невысокие крепкие
парни в белых набедренных повязках. Смуглые лица, высокие, почти ростовые щиты
с закруглением наверху...

- Отходи-и-и-им!!!

Последнее, что я успел заметить, - сброшенные вниз сходни, по которым уже
сталкивали на песок сверкающую золотом колесницу.

...Задержать мы их смогли только у частокола. И то ненадолго.
Муравьев-мирмидонцев и саламинцев Аякса спасала теснота. Луки тут были почти
бесполезны, а против копий, секир и боевых булав еще можно было продержаться.
Какое-то время, конечно... Смуглые копьеносцы дрались молча и так же молча
умирали. Но чаще умирали мы.

Мой щит был пробит уже в двух местах, но я не отходил, высчитывая в уме
мгновения. Еще одно, еще... Белокурый должен успеть, должен выстроить войско до
того, как эти вырвутся на Фимбрийскую равнину, как откроются Скейские ворота (а
ведь откроются!) и мы окажемся в пкане, в мешке, в котле...

Приамов котел! Котел из сверкающей кемийской бронзы! Мелькнула и сгинула
мыслишка о нашем вожде вождей. Небось и на этот раз не проснулся? Ну и Гадес с
ним, с носатым!

- Лигерон! Аякс! Уходим!..

Частокол уже подпирает лопатки. Пора к воротам, на прорыв, иначе никому не
вырваться!

- Лигеро-о-о-он!

-Я...Я здесь, дядя.

Уже по голосу понял - плохо дело. Никогда еще у малыша не было такого
голоса - слабого, растерянного.

- Я... здесь...

Лавагет Лигерон Пелид, непобедимый герой Ахилл, сидел на земле, вцепившись
окровавленными пальцами в стрелу, пробившую плечо. Почему-то почудилось, что
кровь, струившаяся из раны, - черная. Не красная, не серебристая...

Удивляться было некогда, некогда даже подумать, отчего малыша, не
получившего за все эти месяцы и царапины, все-таки достали.

...Смыкалась морская плоть сына Фетиды Глубинной под ударами меди и
бронзы. Но кемийская стрела оказалась сильнее. Зверобоги Номоса Черной Земли
Презирали волшебство наших богов.

Десяток уцелевших мирмидонян гибли под копьями, прикрывая раненого вождя.
Окровавленного, растерянного...

- Меня... Меня ранили, дядя Диомед! Ранили!

Так изумляется ребенок, впервые оцарапавший до крови коленку.

- Братишка? - проревело рядом. - Держись, братишка! Каменная гора с шумом
и пыхтением проломилось через вражеские щиты. Аякс Теламонид, страшный,
заляпанный кровью и грязью, бросился к Лигерону. Только сейчас я вспомнил, что
они и вправду - двоюродные братья. И ведь похожи!

- Аякс! Ты же сам ранен!.. - крикнул я... охнул.

Стрела с жужжанием ударила в обнаженный локоть Теламонида. Ударила -
отлетела прочь. Словно бычок и вправду был гранитной глыбой.

Чудится?

Аякс легко взвалил брата на плечо, обернулся ко мне.

Подмигнул.

- На меня еще стрелу не сработали, Тидид!

Мне бы удивиться - не удивился. Некогда. Берег мы потеряли, потеряли
лагерь... Что осталось?

Осталась Фимбрийская равнина - та самая, трижды проклятая, пропитанная