штабс-капитану Дьякову вернуться в отряд при первой же возможности и
напомнил о нашей сестре милосердия. Дьяков мрачно взглянул на меня, и я
понял, что мои слова снова расценены как покушение на командирскую власть.
быстро, в городской комендатуре. Выграну был как всегда хмур, молча пожал
мен руку и усадил на стул напротив. Помолчав с минуту, он осведомился о
моем здоровье. Я поблагодарил, кстати поздравил с новыми погонами и
поинтересовался, как он чувствует себя после ранения. Выграну буркнул, что
все это ерунда, чувствует он себя превосходно, а меня вызвал по одному
весьма малоприятному делу. Я было подумал, что мною заинтересовался ОСВАГ,
или та контора, что у нас теперь вместо ОСВАГа, но дело оказалось в
другом. Впрочем, будь у меня выбор, я, может, предпочел бы скорее ОСВАГ.
Мелитополь на легковом авто, сбились с дороги и заехали куда-то не туда.
Куда именно - мы так и не узнали, но позавчера агентура сообщила, что оба
они попали к Упырю и покуда, вроде, живы. Раньше Барон в таких случаях
договаривался с Упырем сравнительно легко, но после того, как наши в
Севастополе перевешали махновское посольство, всякие контакты были
прерваны. Упырь взбесился и пообещал вешать любого, кто в погонах.
особо дороги, и он приказал выручить их любой ценой. Выграну получил
особые полномочия и занялся этим делом.
разгромом Жлобы, морозовцы застукали в селе небольшой отряд из воинства
Упыря. Почти всех уложили на месте, но пятеро попали в плен. Среди пленных
оказались два брата Матюшенко, - по агентурным данным, люди, близкие к
Упырю. Старший Матюшенко, по слухам, был одним из его телохранителей из
знаменитой Черной сотни имени Нестора Махно. Выграну получил разрешение на
обмен всей этой компании на пленных полковников, и теперь оставалось как
можно скорее провернуть это нелегкое дело.
решил ехать сам, но Барон ему запретил. Тогда полковник, не зная никого в
Мелитополе, вспомнил обо мне. Таким вот образом я оказался в его
распоряжении.
Упырь не украсил нашими полковниками ворота в каком-нибудь сарае. Через
полчаса в комендатуру привели старшего Матюшенко, огромного детину в
живописной куртке, напомнившей мне малороссийский жупан. И сам Матюшенко
был вылитый казак с холста Репина, правда, так сказать, вариант
ненаписанной картины - "Запорожец в плену".
за своего батьку, но нам быстро удалось его разуверить. Хлопец говорил
по-малороссийски, мы с Выграну тоже незаметно перешли на малороссийский, и
дело пошло веселее.
героическим взглядом исподлобья, и о том, как выкрутиться, мы думали уже
втроем. Договорились просто: Матюшенко везет меня к Упырю, а остальные
ждут в Мелитополе. Не позже, чем через три дня я должен вернуться, иначе
все они, включая его брата, будут расстреляны. Никакие мои устные просьбы
и письма во внимание приниматься не будут, - мы предусмотрели и это.
Матюшенко пообещал доставить меня к Упырю живым и здоровым, а там уж, "як
Бог дасть". Я понял его - Упырь мог отказаться от обмена и присоединить
меня к своей коллекции. Выбирать, однако, не приходилось.
с пулеметом, одну из тех, что были захвачены у Упыря. Матюшенко сел за
кучера, а я устроился сзади, решив покуда подремать. Все равно, дороги я
не знал, и оставалось надеяться, что господин бандит не обманет.
Упырю, к тому же спускалась ночь, и становилось жутковато. Мы закурили и
постепенно разговорились. Матюшенко звали Мыколою, как и нашего покойного
поручика. Меня он достаточно иронично именовал "ваше благородие", но я
попросил этого не делать. В его исполнение это звучало слишком уж
старорежимно.
гвардейской дивизии - погиб на Германской под Стоходом, где воевали мы с
подполковником Сорокиным. Летом 18-го в их село пришли гетмановцы, и
Мыкола повздорил с одним из стражников. Те, не церемонясь, сожгли хату, и
Мыкола с братом в ту же ночь ушли к Махно. Вместе с Упырем он провоевал
все эти годы, прошел летом 19-го рейдом от Полесья до Азовского моря и был
под Волновахой. Большевиков он не признавал, и в этом мы с ним сразу
сошлись.
удивился и наивно поинтересовался, почему я, не помещик и не "буржуй",
пошел до "кадэтив". Я тоже удивился и спросил его, не к комиссарам ли мне
было записываться. Мыкола подумал и сказал, что мне, "вчытелю", надо было
вообще не воевать, а "вчыты хлопцив". Нечто подобное, хотя и в других
выражениях, мне уже приходилось слышать, и я каждый раз не мог ответить
сколь-нибудь связно. О подполковнике Сорокине рассказывать ему не
хотелось, и я лишь поведал Мыколе, как у нас, на Юго-Западном фронте в
ноябре 17-го разрывали офицеров на части. Не "буржуев" и тем более, не
помещиков. Кололи штыками. Втаптывали сапогами в осеннюю грязь...
мы не возвращались.
поспать, чтоб как раз к утру подъехать к селу с забавным названием
Веселое. Я согласился, но посоветовал все же спать по очереди, - мало ли
кто мог бродить в степи ночью. Засыпая, я сунул ему прихваченный с собой
карабин. Мыкола, как ни в чем не бывало, передернул затвор и вежливо
пожелал мне спокойной ночи.
Мыкола огляделся и предложил купить молока и хлеба. Я не люблю молоко, но
выбирать не приходилось, и я, сунув ему несколько тысячерублевок, попросил
прикупить немного меда. Матюшенко объяснил мне, что такие "гроши" здесь не
возьмут, а мед лучше всего брать за "катеньки". Однако, походив несколько
минут, он принес не только хлеб и крынку молока, но и миску с медовыми
сотами. Похоже, он не просто делал покупки. Двое парней, перебросившись с
ним несколькими словами, тотчас отошли куда-то за ближайшую хату, и я
услышал стук лошадиных копыт; но мы оба сделали вид, будто ничего не
произошло.
меня сморило. Спать под солнцем - неприятное занятие, и меня преследовали
какие-то кошмары, покуда я не очнулся от толчка в плечо и не услыхал
чей-то насмешливый голос: "Приехали, барин!".
вдалеке горбился огромный курган, а вокруг гарцевали пятеро всадников,
поигрывая саблями. Шапки их украшали одинаковые черно-красные ленты. Мой
револьвер, как я успел заметить, был уже у Мыколы.
наигранными голосами советовались, как бы ловчее "срубить кадета", то
есть, меня, но я знал цену такой болтовне. Похоже, они имели приказ, а
потому, постращав меня несколько минут, велели сидеть тихо и не
высовываться из повозки. Мне завязали глаза, и лошади, насколько я мог
понять, свернули куда-то всорону.
попросив Матюшенко разбудить меня, когда прибудем на место. Похоже, это
произвело на мой конвой определенное впечатление, поскольку они вновь
принялись обсуждать, как ловчее разрубить меня от плеча до пояса, а затем,
уже сквозь дремоту, я разобрал чью-то фразу: "Силен, их благородие...".
Наверное, я показался им чуть ли не храбрецом, но мне попросту хотелось
спать - сказывалось напряжение последних дней.
что вокруг собралась порядочная толпа, и обсуждают они мою скромную
персону. Их предложения не отличались разнообразием, правда, к рубке на
две части прибавились обещания пеньковой петли. Наконец, кто-то
поинтересовался, куда его, то есть меня, вести. Меня это тоже занимало, но
чей-то голос, похоже, Матюшенко, объяснил, что "ахвицера" отведут куда
надо. Стало быть, осталось выяснить, куда меня надо вести.
причем по тому, что я несколько раз ударился боком, стало ясно, что мы
миновали калитку и сейчас, вероятно, окажемся в хате. Я еще раз ударился о
притолоку двери, и тут мне развязали глаза.
считать табурета и нескольких порожних бутылок на полу. На табурете сидел
черноволосый средних лет мужчина в гимнастерке без погон, в руке он держал
маузер и водил стволом из стороны в сторону. Похоже, это его развлекало. В
общем, все это напоминало дешевый роман про разбойников, и я, чтобы не
играть в эти игры, самым решительным тоном потребовал себе стул.
любезно предложил мне свой собственный табурет. Я сел, снял фуражку и
представился. Чернявый кивнул, - вероятно, уже знал, кто я, и в свою
очередь назвал свое имя и фамилию. Звали его Львом Зеньковским, об
остальном он сказал лишь, что состоит "при батьке", и тут на всю хату
запахло чекой. Зеньковский совершил вокруг меня нечто вроде круга почета,
а затем вдруг резко спросил, шпион ли я, и какое мое задание. Я ожидал
чего-нибудь подобного, а потому принялся длинно и нудно разъяснять, что,
согласно Гаагской конвенции, шпионом не может считаться военнослужащий,
выполняющий задание в форме своей армии. Зеньковский хмыкнул и вполне
человеческим тоном поинтересовался, каковы гарантии того, что заложников в
Мелитопале не расстреляют. Я пояснил, что в интересах Барона спасти своих
Круз Андрей
Ильин Андрей
Круз Андрей
Зыков Виталий
Никитин Юрий
Мурич Виктор