Чтение 48–й страницы книги ~Сто полей~

Потом Эльсил нагнулся, снял с пояса Бредшо меч и еще, заметив, взял
оберег от духов-пузырей. Подумал, пожал плечами, вытащил свой кошель и
кинул колдунье: зачем ему теперь деньги? Та лежала на подпаленной соломе и
горько плакала.

Бредшо выволокли из фургона.

Эльсил дал знак развязать веревку на ногах Бредшо, а веревку, надетую
на шею, намотал на руку; конники съехали с дороги и поволокли с собой
пешего.

Бредшо шел, спотыкаясь, час, другой. Из разговоров дружинников между
собой он понял, что не только человек, но и место, где совершено убийство
во время перемирия, окажется вне закона; и не хотели портить дороги и
хорошей земли, а шли в долину пузырей.

Бредшо вертел головой: из расщелин поднимались пары, теплая грязь
булькала в лужах. Легенды не врали: двести лет назад здесь и в самом деле
могли, по слову государя, круглый год расти гранаты, ежели в теплицах.

Наконец сделали привал, вытащили узел с едой, налили в глиняные
кружки вино. Бредшо облизнул пересохшие губы. Один из дружинников заметил
и подошел к нему:

- Хочешь пить? Бери, - и поднес корчагу к губам.

Краем глаза Бредшо увидел: Эльсил чуть заметно кивнул дружиннику.
Бредшо поджал губы.

- Ну, чего же ты? - сказал Эльсил.

Бредшо сказал то, что думал:

- Я стану пить, запрокину голову, и этот, который справа, зарежет
меня, как барана.

Эльсил с досадой закусил губу: чересчур догадлив для простолюдина.

- Обещаю тебе, - сказал Эльсил, - пока ты этого вина не выпьешь,
никто тебя не тронет.

Бредшо уже немного знал Эльсила, поэтому дернулся и выбил головой
кружку из руки дружинника. Та вильнула в воздухе, проплыла бочком по
грязевой луже, перекувырнулась и затонула.

- Чего ждешь! Руби! - со злобой закричал Эльсил дружиннику.

- Слушай, - сказал Бредшо. - Ты же обещал, что пока я этого вина не
выпью, никто меня не тронет. А я теперь его никогда не выпью: оно
пролилось, и в грязь ушло.

Эльсил побледнел от гнева, потом расхохотался.

- А ведь ты, пожалуй, прав, - сказал наконец.

Потом одумался, пошептался. Бредшо повели дальше. К вечеру пришли к
заброшенному храму; в облупившейся кладке отфыркивался и плевался гейзер.

Завели в башенку, в башенке меж стен была круглая арка, аккуратно
связали, сунули в мешок так, что только голова торчала, и подвесили к
арке. У Белого Эльсила был зарок: не убивать пленных ночью.

Кто-то сказал, что весной здешняя тропа тоже принадлежит Золотому
Государю: по ней гоняют его жертвенный скот.

- Нехорошо это, - сказал один из дружинников, - мало того, что мы
убиваем человека во время священного перемирия, так мы это делаем еще и на
священной тропе.

- Да, - сказал его товарищ, - интересно: дважды мертвый - это одно и
то же, что однажды мертвый, или не одно и то же?

Потом они стали рассказывать друг другу истории о щекотунчиках,
которые по ночам шалят в этой башне. Напугали Бредшо и сами напугались.

- Я здесь на ночь не останусь, - сказал дружинник. Пошли вниз, к
костру. У них там и еда, и палочка с оберегом.

- Пошли, - сказал его товарищ.

На прощание оглядели чужеземца, висящего, как гусь в сетке,
посоветовали:

- Чтобы над тобой ни делалось, виси смирно. Может, Эльсил тебя еще
отпустит, - насчет вина ты, конечно, прав.

Бредшо висел смирно, пока не затихли шаги, - а потом начал
трепыхаться, как лягушка в кувшине с молоком. Дотянулся до голенища и
вытащил оттуда складной нож с вибролезвием. Через двадцать минут он
спрыгнул с разрушенной башенки и нырнул в пещеру неподалеку. Осторожно
высунулся, прицелился - и выстрелил в башенку из минного пистолета.
Древнее строение ухнуло и разлетелось. Бредшо, усталый и продрогший,
заковылял вглубь пещеры, щупая известковые натеки. Чуть не провалился в
озерцо, потрогал рукой: вода была теплой-теплой. Улыбнулся, разделся и
залез в каменную купель по горло, чтобы согреться.

Дружинники разложили подальше от башенки костер, очертили круг,
воткнули палочку с заклятьем от пузырей и стали гадать.

- Жаль, постороннего нет, - сказал Эльсил.

Он все никак не мог решиться: убьешь чужеземца - нарушишь данное ему
обещание, не убьешь - не отомстишь за друга. А уж у людей глаза от смеха
полопаются!

Ухнула земля. Эльсил вскочил: башня вспучилась, небо завертелось
волчком, с деревьев посыпались листья, превратились в огненные мечи и
запорхали в воздухе. Эльсил подхватил лук с заговоренной стрелой.
Свистнула двойная тетива: нечисть сгинула. Только таращились сверху две
луны, круглей щита, и гейзер во дворике отчаянно шипел и ругался.

Пожилой дружинник горько сказал:

- Нет с тобой ни в чем удачи, Белый Эльсил! И славы не добыли, и не
поверит нам никто, что торговца щекотунчики сожрали.

На рассвете, едва успели отъехать от проклятого места, повстречались
с Даттамом. Эльсил закусил губу и вынул меч, потому что терпеть не мог
зеленых монахов. Даттам поклонился и спросил:

- А где чужеземец?

- Чужеземца, - сказал Эльсил, - сожрали щекотунчики.

- Ну разумеется, - сказал Даттам, - это бывает. Ловили его вы, а
сожрали щекотунчики.

- Вы зачем сюда пожаловали? Сказать, что я теперь вне закона?
Повадились нас монахи нашим же законам учить.

- Вы, конечно, вне закона, - сказал Даттам, - за разбой, учиненный в
храме и за смерть чужеземца, от побережья и до Голубых Гор. Есть, однако,
земля и за Голубыми Горами, и в ней другие законы.

- Земля, - возразил Эльсил, - есть, держаний - нет.

- Может такое случиться, - сказал Даттам, - что благодаря Арфарре
держаний и здесь не станет, а за горами они появятся. От имени экзарха
Харсомы предлагаю вам, Эльсил, чин тысячника в войске империи.

Эльсил заколебался. Много людей переманил Даттам для экзарха за эти
годы, вот таких и переманивал, - изгнанников, убийц. Переманил так Белого
Равека и Даша Упыря, Конду Крепкие Зубы и Ланхара, хорошо, говорили,
Ланхар жил, только обабился, - писать по-ихнему выучился, мыться, говорят,
стал каждую неделю.

- Я согласен, - сказал Эльсил.

Сначала заключили договор по-аломски: поставили дерновые ворота и
прошли под ними гуськом, да дали свидетелям по тычку в зубы, чтобы
запомнили происшедшее. Потом - по обычаям империи: Даттам достал походную
чернильницу и написал на бумаге вассальную клятву Эльсила - королю
Харсоме.

Только привесили к бумаге кисть и печать - послышались крики. Даттам
и Эльсил обернулись: двое дружинников волокли чужеземца, как большого
мокрого сома.

- В рыжей пещере спал, - сказали они. - Опустило в серный источник,
да так и заснуло.

Эльсил побледнел. Ему захотелось обратно, под дерновые ворота, как в
утробу матери.

- Мы заключили договор, - сказал Эльсил, - потому что я был вне
закона. А вне закона я был, так как по моему умыслу погиб человек. А так
как погибший жив, то я - не вне закона.

- Договору обратного хода нет, - сказал Даттам.

Эльсил сел на землю и заскрипел зубами. Зачем, зачем обещал он
чужеземцу неприкосновенность? Впрочем, разве может человек исполнять все
обещанное?

- Дарю вам его, - сказал Эльсил. - Если вы его убьете, - я ваш
должник и вассал Харсомы.

Даттам сделал знак. Люди его переняли чужеземца и стали резать
веревки. Даттам сказал:

- Весьма сожалею - я не наемный убийца. Пойдемте, Бредшо.

Смял договор и бросил к ногам Эльсила.

- Подождите, - сказал Эльсил, - я хотел вас испытать.

Так-то Даттам спас чужеземца, а Эльсила заполучил в вассалы империи.
Удачливый человек Даттам: в одной руке два арбуза унес.

Вечером в замке Идуна Белого Топора был пир.

Даттам снял со своей руки и подарил Эльсилу золотое запястье. Ценою
запястье было в трех молодых невольниц, и еще Даттам подарил Эльсилу
золотую пряжку с изумрудным глазом, меч с серебряной насечкой и богатые
одежды, пятицветные, с узором из серебряных ветвей и жемчужных цветов. А
сверх всего он подарил Эльсилу буланого коня, широкобедрого, с курчавой
гривой, короткой спиной и длинным шагом. Эльсил не мог отдарить его
обратно, и не мог отказаться от подарков.

Эльсил позвал гадателя, тот погадал на черепахе и сказал:

- Лучше было б тебе зарубить этого коня, потому что бумагу можно
разорвать, а дарами нельзя пренебречь. Вижу, что тебе придется из-за даров
недруга сражаться с другом.

Эльсил поцеловал коня в глаз и ответил: