объявился новый, лишний - лишний! - Знак; да нет же, не Знак - Человек,
клякса нелепая!.. боль эта и выплеснулась диким ревом зверя, сунувшего
лапу в костер.
прижимая к груди удлиненный сверток, висевший у нее на шее и похожий на
стручок неведомого дерева; женщина стояла и словно не замечала, не
понимала - где она, что она, зачем она?!.
Страничники, Господа Фразы, Хозяева Слова, Люди Знака...
смогла ответить, кроме: "Пришел Бредун, взял меня за руку и повел".
Пришел, взял и повел. И все. Когда ожидание сменяется действием - мы
зачастую все еще ждем и не успеваем сразу понять, что ждать-то, в
сущности, уже нечего. Если бы Ингу спросили... Но ее никто не спрашивал. И
дело обстояло действительно так.
Ингу за руку, мельком глянул, при ней ли нож, и повел ее прочь от хутора.
Наверное, он вел ее короткой дорогой, если можно предположить, что у этого
Бредуна были короткие дороги - и Инга не успела оглянуться...
Вкрадчиво зашелестела сухая осока, плеснула рыба в свинцово-замерзшей
реке, и белесые пряди Переплета обвили чахлые сосны поблизости, переползли
через спящую воду и зазмеилась по дальнему берегу, пересекая чужой мир,
отгораживая добычу, попавшую в туманную паутину.
дымил и вообще напоминал не костер, а угасающее кострище; тлеющие угли,
подернутые серым пеплом и золой, и изредка вспыхивающие языки пламени. У
костра валялся уже знакомый Инге франт - Момушка. Он был по-прежнему
неестественно чист и аккуратен, только сменил пижонский галстук на
крохотную черную бабочку. Дальше горел еще один костер, и еще, и у каждого
костра кто-то сидел, а от одного из них Инге даже помахали рукой, но она
не разобрала - кто именно.
которого звали Марцеллом.
Давай, давай, доброе дело карман не тянет...
ожидал.
просто озлился до чрезвычайности.
подобных выражений и даже вздрогнула с непривычки) и добавил несколько
слов на неизвестном Инге шипящем языке, отчего Момушка тоже словно
подернулся пеплом, вроде его костра, и взялся за свою бабочку, ослабляя
ворот.
нервы у всех на пределе... Ты на меня вниманья не обращай, я отвернусь...
предплечье, разжимаются - и порыв холодного пронизывающего ветра взъерошил
ей волосы на затылке.
Неприкаянных. Ветер надувал тяжелым парусом его бархатную накидку, у бедра
на кожаном ремне висел узкий клинок с золоченным эфесом; а вот лицо
Бредуна оставалось прежним - напряженным и немного виноватым.
руками, словно прощенья просил - и Инга почувствовала, что ее уже здесь
нет, а там - еще нет, только она не знала, где это - "там", и больно ли
это...
нитей Переплета; она беззвучно кричала и сама не понимала, что кричит; с
ней однажды было нечто подобное, еще до Анджея, когда Инга выпила лишний
коктейль на студенческой вечеринке, непривычно горький и крепкий, и...
хохочущую пропасть, а перо опускалось все ниже и ниже; и пальцы, сжимавшие
это Вселенское Перо, дрожали все больше и больше, словно Тому, Кто Пишет,
было очень страшно; и когда Инга все-таки сорвалась...
странице, и та обуглилась под пылающей Ингой-кляксой, а перепуганные Знаки
бросились врассыпную, нарушая свой извечный порядок... Слова смешались,
Фразы перепутались, а опьянение все не проходило, жизнь была мутной и
горькой; и Инга поняла, что стоит на чем-то белом, и ее крепко держат за
руки...
осквернивший белизну Предвечной Страницы своей грязной тенью;
святотатство, кое во веки не свершалось...
лопатками гладкую поверхность. Очень болела голова; Ингу подташнивало, и
столб казался единственной опорой, оторваться от которой означало - упасть
и умереть. Окружающая действительность словно потеряла резкость, а воздух
напоминал анисовую настойку после того, как в нее добавят воды. Слабый
гул... море? Нет, толпа. Безликое гудящее месиво глядело на Ингу сотнями
глаз, и эти взгляды множества людей ползали по ней сотнями нахальных
муравьев. Что они делают с ней? Что они сделают с ней? Не все ли равно?..
обряде, но последнем в жизни своей - Обряде Сожженной Страницы...
ну и пусть. Она умрет, и встретит Энджи, и Талю... и Бакса. Конечно,
обязательно, и Бакса тоже...
застилавшую глаза, Инга с трудом разглядела, как толпа нехотя
расступается... как шарахаются в стороны белые балахоны, суматошно
всплескивая рукавами... как медленно приближаются... совсем рядом...
умерла, да? Брось эти железки, брось, ты порежешься... Таля, не подходи ко
мне, этот столб липкий, я приклеилась... я, наверное, больная, еще
заразишься... Таля, а где папа? Анджей с вами?..
обвисшей на невидимых веревках, а вокруг уже выстраивались, окружая столб
непрочным живым кольцом - белый до синевы Щенок Кунч, угрюмый Черчек с
топором, задвигающий себе за спину сопротивляющегося Тальку, однорукая
Вилисса, насупленный Пупырь и дрожащие не то от страха, не то от
возбуждения парни с Дальних Выселок...
Страничник Свидольф, по локоть закатавший рукава своего балахона и
откинувший капюшон, так что его обширная плешь устрашающе сверкала на
солнце; а у ног Страничника подпрыгивали два крохотных лохматых человечка,
и тот, что был покрупнее, грозно размахивал ржавым кухонным ножом.
всю дорогу нес их в подоле своей просторной одежды, никому не доверяя эту
важную миссию...
шевелящийся сугроб, - ты не там стоишь! Ты слышишь или нет?
стою...
Бакс лишь зло расхохотался.
чрезмерно горячий. - Во имя Переплета!..