ласку с достоинством. Морда красивая, белая на конце. Глаза как желтые
угли.
пробует... Ну пробуй, ушастик... Мы теперь никогда не сумеем застать друг
друга врасплох, и с этим тебе уже ничего не поделать. И мне..."
ночам надо тихо играть. Понял?
капризный зевок одновременно. Блеснули клыки.
как старина Голиаф. Ведь правда?
Быть сильнее вовсе не значит быть умнее. Скорее даже наоборот. И в этом
смысле Голиафу мы с тобой не соперники. Голиаф не бродит ночами в
зарослях, как ты или я, не шумит, не лает на луну, хотя собакам это очень
нравится. Спит себе и видит приятные сны. Он умница, он понимает: в этом
доме лунатиков хоть отбавляй, а Сильвия у нас одна, и тревожить ее по
ночам никому не дозволено. Ясно?
задние лапы.
вязами. Когда-то здесь был замечательный корт, но потом по просьбе Сильвии
Нортон оборудовал площадку для тенниса в той части садового парка, где
росли фруктовые деревья, - Сильвии нравились китайские яблони в цвету. Он
сделал все так, как она пожелала, хотя китайские яблони лично у него
вызывали больше недоумение, чем восторг. Деревья-хамелеоны. Утром стоят
белые, вечером - пламенно-алые и невозможно понять, какие же они на самом
деле... Старый корт он засеял травой, и теперь это был почти идеальный
борцовский ковер.
Под луной его светлое брюхо казалось голубоватым... Нортон подал сигнал -
хлопнул себя по бедру. Джэг замер. Посмотрел на соперника желтыми углями
глаз, выгнул спину и, опустив голову, пошел боком, пугая. Прыгнул...
зверь плавно вставал на дыбы, задние лапы вытягивались, а затем с
непостижимой для такого массивного тела легкостью отрывались от земли, и
наступал момент грациозно-мягкого, как в невесомости, полета... Вот так
всегда. Ничего не стоило уклониться от нападения. Игра не на равных...
Единственный выход - усилием воли сдержать, приглушить эту
сверхненормальную скорость реакции нервов и мышц.
Закипела борьба.
успехом. Стремительный каскад прыжков, падений, кувырков, уверток.
Возились радостно, самозабвенно, до хрипоты в дыхании. Пока небесный
рефери не скрылся за вершинами деревьев.
между деревьями, прыгали через шезлонги, надутые воздухом туши мягких
скамеек и полосы цветников. Оборвали гамак В садовом парке им было тесно.
Перемахнули живую изгородь и умчались в сопредельную территории виллы
дубовую рощу. Здесь просторно, мощно побегать вдоволь. Но скоро им
помешали: по бетонному полотну соседней автострады прошуршал элекар.
поворот. Нортон вспомнил, что завтра в Копсфорте начало Большого родео.
Постоял прислушиваясь. Окликнул Джэга и повернул обратно. Веселью конец. В
той стороне рощи, где проходил канал, приезжие разбили временный
спортивный лагерь, и лучше было отсюда уйти. Решительно незачем кому-то
видеть его полуголым. Да еще в сопровождении кугуара... Недавно Джэг
нашалил: загнал на дерево инспектора местного водоснабжения. Инспектор -
солидный, уважающий себя человек - очень рассердился, как только ему
подсказали, что пумы отлично лазают по деревьям, и в отместку неделю
продержал виллу на голодном "водяном пайке". Будто знал, что супруга
хозяина виллы добилась от мужа твердого обещания избегать особо острых
конфликтов с городскими властями. К счастью (для себя самого), блюститель
водного режима экономии переменил отношение к Джэгу и теперь посещая
виллу, непременно требовал показать ему "льва". Называл его "молодым
игривым балбесом", норовил потаскать за ошейник, но при этом так громко и
весело говорил, потел, быстро двигался и так оглушительно хохотал, что
даже мудрый, уравновешенный Голиаф начинал угрожающе скалить зубы.
бок, человек и зверь синхронно перемахнули живую изгородь.
траве, бил хвостом. Явно надеялся, что человек продолжит игру. Ненасытная
жажда движений...
помелом, шабаш окончен. К вольеру!
однако пора. Запирая вольер, Нортон чувствовал неудовольствие Джэга.
Подумал: "Не слишком ли много у нас с ним похожего?.. Надо будет пошарить
на кухне и принести этому малому его любимый бульон с куриными потрохами".
Вернулся к бассейну, без всплеска ушел под воду, поплыл у самого дна.
что-то вроде внутренней разрядки, благотворное влияние которой ощущалось и
в последующий день. Сегодня мышцам изрядно досталось, но не было ни
малейшего, пусть даже призрачного, умиротворения. Давила горькая, злая и в
то же время какая-то мутная, вялая тяжесть. Может быть, так ощущается
безысходность?.. Он наткнулся на утонувший халат, подхватил его, всплыл у
трамплина. Тщательно выжал халат, натянул на голое тело, побрел к дому.
Подходя, запахнул полы и стал машинально застегивать пояс. Наконец поймал
себя на нелепости всех этих действий, остановился.
не смотрел. Глаза безучастно следили за мягкими переливами синего света на
полу открытого в сад летнего холла. Мыслей не было. Мозг пуст, как грот на
берегу моря в часы отлива. Это не удивило его. В последнее время он часто
бывал так рассеян. Вероятно, стал уже привыкать к никчемности своего
бытия. По прихоти удручающих его самого обстоятельств он утратил какую-то
элементарно простую, но жизненно необходимую связь с миром людей и теперь
не знает, чем ее заменить. Да, чем заменить? Бассейном? Ночными прогулками
с Джэгом?..
пересек летний холл, по ворсистым ступенькам внутренней лестницы спустился
на нижний "подземный" этаж, где расположены все хозяйственно-бытовые и
спортивные помещения виллы. Автоматически открылись створки дверей,
вспыхнул свет, в котором Нортон не слишком нуждался. Внеземелье наградило
его способностью видеть во мраке. Это не значит, что он вообще не
чувствовал темноты. Чувствовал. Как темно-серую, но в то же время
стеклянно-прозрачную массу. И чем плотнее был мрак, тем больше суживалось
поле зрения, - он видел как бы в "узком луче". То есть различал все
достаточно четко лишь в том направлении, куда падал взгляд. Правда, он
плохо видел вдоль магнитных линий планеты - с юга на север и с севера на
юг, - но готов был с этим мириться.
быстро прошел коридор, пылающий синевой искусственного лазурита, и
оказался на "банном дворе". Впрочем, это просторное круглое помещение с
фонтаном Сильвия называет "римским залом". Не зал, а сама стерильность -
блеск, белизна. Мраморные скамьи (под антик), ниши с белыми вазами,
горельефы на стенах (тоже под антик), блестящие чаши и высокие узкие
зеркала. "Что ж, - подумал Нортон, срывая с себя мокрый халат, - у
обитателей этой норы когда-то был вкус к обыкновенным радостям жизни".
Халат, с силой брошенный в сторону, сбил с треножника чашу, и она
покатилась звеня.
туда и вздохнул с облегчением. Никого там не было. Просто он сам подошел к
двери слишком близко... Он почему-то боялся увидеть Сильвию. Здесь, в
такой час. И теперь, когда все объяснилось и этот нелепый испуг миновал,
он почувствовал гнев. Тоже нелепый, абсолютно беспричинный. Да, да,
беспричинный, черт побери! Никаких причин не было. Ни малейших. Кроме
одной. Кроме той, что он вернулся на Землю уродом и, забившись в
комфортабельную нору, ежечасно, ежеминутно чувствует свое уродство и
знает, что с этим уже ничего не поделать(.. Ладно, оставим. В конце концов
это похоже на истерию. Пора брать себя в руки. В самый раз.. Он поднял
халат, бросил его на скамью, направился в душевую.
бородавками форсунок, светился так ровно, что вогнутость его стен трудно
было заметить, - казалось, форсунки свободно парят в фосфоресцирующем
тумане. Чуть приподнятая над полом площадка, покрытая искусственной
травой, напоминала кругло вырезанный пласт свежего дерна. Нортон
перескочил на нее прямо с порога, охнул от удара твердых, как копья,
ледяных струй, - мелькнули сорванные колпачки форсунок. Напор воды был
ужасен - Нортон едва сохранил равновесие. Перемудрил вчера с регулятором
водонапора!.. Площадка медленно поворачивалась, Нортон рычал, защищая
руками лицо от бешено бьющей воды, и никак не мог уяснить, нравится ему
это новое развлечение или не нравится. Струи, казалось, вминали ребра и