того, что покатившие назад татары обнаружат его и уведут с собой. Он
вылез, когда уже русичи пустошили татарский стан, и первый русский воин,
на коего наткнулся вельяминовский поп, был Иван Федоров. Пока Герасим
путано объяснял, кто он и что, прося отвести к воеводам, Иван со страхом
слушал его, мало что соображая, кроме того, что перед ним беглец,
сподвижник Ивана Вельяминова, злейшего врага великого князя. Но и
зарезать, зарубить старика, тем паче духовного, иерея, не посмел. Повел
его, нарочито хмуря брови, по стану. Иерей с трудом поспевал за лошадью,
волоча за собою объемистый мешок, покосясь на который несколько раз, Иван
наконец вопросил нарочито грубо, что там.
иерей, обрадованный уже самою возможностью отдохнуть, а не бежать за конем
Ивана. - Ежели недужный али раненый какой...
мешок. - Етую вот травку истолчешь, тем поить станешь, а ету вот к ране
прикладывать. Не перепутай смотри!
подскакал старшой:
не сказав.
только буркнул через плечо:
соглядатай татарский!
видали Федоровы от вельяминовского рода. И не ведал более, что случилось с
тем пойманным на рати попом...
на последней подставе перед Москвой. Вытирая слезы, вынул он опрелую
тряпицу из-за пазухи и зашвырнул подальше в крапиву, не помысливши и того,
что не погодившееся для одного целебное зелие возможет погодиться
другому...
иерей вельяминовский навычен к хитрому разговору с сильными мира сего.
Несмотря на все его сбивчивые и горячие уговоры, воеводы московские, не
дослушав, передавали пленного попа один другому, и так Герасим, не
добившись лицезреть великого князя Дмитрия, был привезен со своим
злосчастным мешком на Москву.
Вельяминову - иной был бы и толк, и как бы еще инако поворотило судьбу
митрополичьего стола! Но попал он в конце концов к Александру Миничу.
из путаных объяснений отца Герасима, усталого, давно не кормленного,
впавшего уже в отчаяние от своих напрасных попыток кому-либо и что-либо
изъяснить. Фряги, римский престол, Литва - это все было далеко и непонятно
Александру Миничу, одно прояснело: что, может быть, через этого своего
попа и сам Иван Вельяминов задумал воротить на Москву. А этого-то
Александр не хотел! И потому в конце концов отец Герасим со своим доносом
на Митяя оказался у Митяя же, в глухом подвале митрополичьих хором.
смоляного факела, как лезут из орбит кровавые глаза старика, когда
закрученная веревка стягивает ему череп, слушал стоны и хруст
выворачиваемых на дыбе предплечий, сам жег старое вздрагивающее тело
свечой. Отец Герасим стонал, многажды падал в обморок, и тогда его снимали
с пыточного колеса и отливали водою. Уже и угрюмые палачи отворачивали
смурые лица (и им соромно было пытать иерея!), когда наконец, не добившись
никакой поносной хулы на Вельяминовых или надобных ему признаний, Митяй
прекратил пытку. Старика, чуть живого, с выломанными руками, в последний
раз облили водой и бросили в земляную яму, прикрытую тяжелой доской. Много
позже один из тюремных стражей по собственному разумению принес и опустил
в яму краюху хлеба и кувшин с водою: не то еще и умрет!
вдруг струсил. Подумалось: а как помыслят иные, с кем говорил этот поганый
поп?
Константинополя и назад, и Митяй к этому попривык, не чая уже никоторого
худа от добровольных приносов латинян. И тут - судьбы православия! Литва!
Папский престол! Приходило думать, и думать приходило крепко!
вопросил... Теперь гнусного попа и убить было опасно! Одна оставалась
надея: ненависть князя Дмитрия к Ивану Вельяминову. Только она и могла
спасти. А и князь вопросил, с неохотою, но вопросил-таки об иерее
треклятом! И что тут сказать? Первое брякнулось (и помогло, и поверили!),
что-де был с тем попом мешок зелий лютых, а мыслилось - отравить князя
великого!
задумался хоть, как мог пришлый со стороны иерей отравить великого князя?
Но не то дивно, что поверили, а то, что поверили и впредь, на долгие века
поверили написанной в летописях нелепице!
вроде неглупых людей повторяется вновь и вновь: <зелья лютые> и <отравить
князя>. Впрочем, врачам и в прежние веки почасту не везло на Москве! А уж
травникам и тем паче. У одного нынешнего, ныне покойного, целителя из
книги его посмертной (лечебника!) целую главу о ядовитых травах выпустили,
не позволили напечатать, хотя, казалось бы, это-то и должен всякий травник
в первую голову знать! Дабы не ошибиться на свою или чужую беду. Нет!
Верно, и тут <зелья лютые>, и не ровен час кто-то, пользуясь лечебником
тем, какого ни на есть <князя> отравит?
изменились за тысячи лет, что уж о веках говорить!
когда содеять было ничего нельзя и оставалось воззвать к единственному
человеку на Москве, коего мог послушать великий князь, - к игумену Сергию.
И не будь Сергия, сгнил бы отец Герасим в погребе невестимо.
попа. Уже шли осенние затяжные дожди, он был мокр и в грязных лаптях. И
таков, в грязных лаптях и мокрой, пахнущей псиною суконной свите, и зашел
в княжеский терем. Стража не посмела его остановить. Отступила челядь,
боярин, засуетясь, кинулся в ноги Сергию. Никем не остановленный игумен
поднялся в верхние горницы, прошел в домовую княжескую часовню. <Позовите
великого князя!> - сказал, точнее - приказал слугам. И князь Дмитрий
пришел к нему! Пришел багрово-красный, понимая уже, о чем будет речь, и
низя глаза, вспыхивая, выслушал строгие слова укоризн. Ибо не имел права
даже и князь великий имать и пытать облеченного саном пресвитера, тем паче
не отступника, не отметника Господу своему!
что сумел и посмел совершить, - отослал Герасима в далекую северную
ссылку, в Лачозеро, откуда, чаял, ни слухи, ни пересуды о совершенном им
над вельяминовским попом злодеянии не добредут до Москвы.
крупинки близкого снега, облаченный в мужицкий дорожный вотол, поехал
многотерпеливый вельяминовский поп в едва ли не первую на Московской Руси
ссылку в места зело отдаленные, куда, не преминул помянуть летописец,
когда-то еще при первых владимирских князьях сослали Даниила Заточника,
также чем-то не угодившего князю своему.
страху, но не прибавила популярности Михаилу-Митяю, тем паче в монашеских
кругах. Вот тут-то Митяй и заметался, задумав поставиться в епископы
собором русских епископов, как ставился когда-то, еще при киевском князе
Изяславе, Климент Смолятич. Кроме того, и в <Номоканоне> разыскал
въедливый Митяй потребные к сему статьи. По мысли властного временщика,
поставление его в епископы собором русских иерархов должно было утишить
все заглазные речи и обессилить Киприановы хулы, стараниями иноков
общежительных монастырей распространяемые по градам и весям. (Он сам жег
приносимые к нему листы Киприанова послания, но они появлялись снова и во
все большем числе!)
собора, чтобы клещами княжеской воли вытребовать, вытащить, извлечь из
епископов, ставленных еще Алексием, невольное согласие на поставление свое
во епископа. Дальнейший путь к митрополии должны были обеспечить ему
патриарх Макарий, княжеская казна и поддержка фрягов.
дворца, кто на подворье Святого Богоявления, и все являлись приветствовать
Семенова Мария
Никитин Юрий
Каргалов Вадим
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Шилова Юлия