из Белоозера на Неро. Сели они вначале в сарском колене, где нынче
крепостца Деболы. Стали расти. От тесноты вышли сюда, землю купив у мерьян
за две золотые гривны.
Владел изрядной землей, стадами, в своем большом хозяйстве управлялся
силами закупов, наймитов и холопов. В холопах у Шляка были купленные им
пленники из торков, из печенегов, были и русские, взятые за неоплаченный
долг. Таких, как Шляк, в Ростове насчитывалось более ста человек,
именовавших себя старым боярством. Ниже их стояли меньшие богатством
землевладельцы. Занимались и ремеслом, однако же каждая семья владела
пашнями и держала скотину. На ростовском торгу бывали четыре раза в год
большие съезды. Приезжали иногородние купцы даже из Новгорода, из более
близкого Мурома, из молодого Ярославля, из Гороховца и
Стародуба-на-Клязьме, с нижней Оки из Коломеня, Борисо-Глебова, Ожска,
Козаря, Рязани, Кононова. Приплывали и приезжали булгары из волжского
Булгара. Булгары продавали восточные товары, шелка, ароматы и женские
притиранья, сушеные плоды, сахар, перец, яркие ткани тонкой выработки,
шкурки мелкозавитой овчинки, серой и черной, называвшейся каракуль. Вместе
с булгарами такие же товары привозили арабы. Иноземцы покупали воск, мед,
неоправленные клинки оружия русской ковки, кожи крупного скота и пушные
меха: соболя, бобра, лесной куницы, норки, выхухоли, горностая, белки, и
грубые - медвежьи, волчьи, рысьи. Приезжие не могли купить за свои товары
все, что хотели, и всегда оставляли много золотых монет разной чеканки,
разного веса. Таково уж золото, ходит и ходит по всему белому свету, пока
не изотрется в руках и в сумках так, что перестает быть монетой, и берут
его только на вес.
по выбору веча. На вече голос давал каждый свободный человек, как и в
Новгороде. Будто бы в древности Новгород и пробовал сохранить за собой
Ростов, как пригород, присылая от себя посадника. Коль такое и было, то
память о том твердо не сохранилась. Ушло от Новгорода и Белоозеро.
Теперешние ростовцы считали своим Белоозерье почти до Онежского озера,
коренного владенья Великого Новгорода. Тянула к Ростову и вся Клязьма, и
волжские верховья с Тверью, Ржевом, Зубцовом и Волоком Ламским. За то
Ростов и звался Великим, подобно Новгороду, родине, но удаленной во
времени так, что о родстве помнят, в делах же родством не считаются.
Нужны ли ростовцам смуты и перемены, нужно ли им примерять себя к князьям,
князей - к себе? Не к чему. Пользы в этом для ростовцев не было. Однажды в
год на общем вече ростовцы подтверждали раскладку дани, платимой на князя.
Раскладку составлял ростовский тысяцкий по богатству домохозяев.
Суздаль. Путь короткий, всего-то сто верст с небольшим. По высокому мосту
на крепких устоях через Которосль проехали в большое село Угожи. Там князя
встретили с теплой дружбой, заставили сойти с коня и повели в красивую
церковь, посвященную святым Кирику и Улите. Старый, но заботливо
подновляемый храм размерами был не менее ростовского соборного.
молодостью, обхождением. Может быть, и тем, что одет был просто, не
выделяясь в десятке своих спутников. Год хорошо урожайный, и жители Угожей
рады были случаю лишний раз попировать. Гостей завели в лучший дом, кому
под крышей места не хватило, для тех столы на улице поставили, благо день
был с сухим, легким морозцем. Здесь, пробуя разных грибов тридцати
способов соленья - к грибам в Переяславле не привыкли, - Владимир узнал
причину угожанской любви ко княжескому дому. В год, когда его прадед и
тезка приехал в Ростов звать русских креститься, угожане первыми
прибежали, ибо среди них было достаточно людей новой веры, не как в
Ростове. Нашлись старые старики, помнившие Владимировых сыновей Бориса и
Глеба. А тех, кто видал Владимирова деда Ярослава, оказалось не один
десяток. Первый раз Ярослав приходил в Ростовскую землю тридцать пять лет
тому назад усмирять язычников. Были дожди с весны, все лето лило, хлеб и
вся огородная овощь вымокли, получились недостатки и голод. Язычники
проповедовали, что тому виной новая вера, что надо все храмы пожечь к
понудить христиан поклоняться старым богам. Князь Ярослав с дружиной
нескольких волхвов побил и язычников испугал. Он по Которосли вниз
спускался до Волги, где город своего имени поставил, нареча его
Ярославлем. А до того там был безымянный поселок из пятка дворов. Жители
держали перевоз через Волгу на луговую сторону. Тогда же на Ярослава
бросилась нечаянно потревоженная им медведица. Князь перебирался через
овраг, ведя коня в поводу, и зверь на него навалился сдуру - при
медвежатах медведицы злобны, особенно старые. Ловок был князь Ярослав,
ножом одолел матерую, было в ней более двенадцати пудов. Город Ярославль
стоит между Волгой и Которослью, а с третьей стороны у него этот овраг, с
той поры прозванный новоселами Медведицей.
Суздальской дороге, как за перелесочком, будто нарочно, как стенка,
оставленным на южной меже угожанских полей, открылись поля мерьской
Кумирни. Небо синело поздним рассветом короткого дня, тоненький слой
снежной крупки пробивала щетина жнивья, по вялым озимям ходил скот.
Мерьские дома заслонялись высокими кладями снопов, свидетелями щедрого
урожая; все, как в Угожах, не будь в середине селенья высокого холма, не
будь на холме мерьского Кумира.
мраморные статуи старых эллинских богов. Их издавна привозили из
Тмуторокани, из Таврии, из греческой империи. Их любили за красоту, так же
как камни-геммы с выпуклыми изображениями человеческих голов, людей,
зверей. В мерьском идоле было нечто от эллинских статуй по соразмерности
частей тела, и Кумир не был уродлив. Однако же дерево не мрамор, и
строитель не отделил рук от тела; спустив их вниз до локтей, он сложил
кисти на животе Кумира. От пят до темени Кумира было сажен пять. Пояс его
был охвачен золоченым железом с кольцами, с которых свисали канаты,
плетенные из ремней, чтобы укрепить Кумира в ветреные дни. Безбородое лицо
напоминало личины, которые еще теперь надевали в греческих театрах. Ниже
пояса Кумир был укутан меховым плащом. Позолота на голове была свежа, как
наложенная вчера.
приветствуя по-русски - "здоров будь", и кланялись по-русски же, и
пришлось Владимиру кивать в обе стороны, держа в руке бобровую шапку с
оторочкой из рысьего меха, подарок боярина Шляка. Миновали холм с Кумиром,
недалека была околица, как путь преградили с сотню мерьян, мужчин и
женщин, стоявших не толпой, но двумя плотными рядами. Навстречу широким
шагом вышел нестарый мерьянин в белой льняной одежде поверх шубы и обеими
руками поднял над головой очень высокую шапку горностаевого меха.
объяснил проводник.
Тот, надев шапку, протянул руку, будто пытаясь остановить князя, и спросил
чистой русской речью:
Владимир.
шапку, низко поклонился со словами:
по правде, по закону жить, мерьяне твои люди. Будет ложь, беззаконие,
убийство - не твои будут мерьяне.
и глубокую мису с ковшиком в ней. Кича, захватив полный ковш, дал князю.
и Кича, зачерпнув, выпил сам и передал ковш соседу, и пили все, один за
другим, и мерьяне, и провожатые Владимира, а в мису добавляли и добавляли
брагу, таская ее из ближнего дома.
нескольку человек из дружины, и ростовцы про него говорили: "Волк голодный
столько пересеков не набродит, сколько наш молоденький наскакал". Владимир
побывал и в Ярославле на Волге, в Рубленом городе, как называли первое
поселенье за валом, венчанным рубленной из бревен стеной с шатровыми
башнями. Не любя тесноты, русские уже перелились за стену, и являлся новый
город, молодой, за земляным валом, по которому и кличка ему была -
Земляной град. Показывали ему и место в овраге, где, не желая того, дед
Ярослав осиротил медвежат. Ныне через овраг бросили мост, соединивший
Рубленый город с Земляным.
Клязьму, по зимним тропам, прямым и удобным. Такими же тропами его провели
в Муром на Оке. В этом пути молодой князь встречался с язычниками -
муромой, племенем, куда более в себе замкнутом, чем ростовская мерь.
Гостеприимство оказывали неохотно, беседовали еще неохотнее, ссылаясь на
незнание русской речи, хоть и знали все нужные слова.
нарубив еловых и пихтовых лап, путники спасали себя и лошадей, уставляя
заслоны между деревьями, накладывая те же лапы на жерди, как крыши, и
сидеть могли бы до лета, будь что на зуб положить и себе, и коням.
Оголодав, тащились пешком и за собой тащили за повод изможденных лошадей,
Земляной Андрей
Березин Федор
Панов Вадим
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Жюль Верн