себе подчинить желает. Император цесарский единой дворни имеет столько, что,
вооружи ее, и можно Азов брать. За цесарцев Россия уже не раз кости свои по
Европе раскидывала... Я буду кричать, матушка! Вена для себя Боснии ищет, для
того и солдата русского просит, а мы Австрии служить не нанимались...
тяпнет жезлом по черепу - никакой парик не спасет. Анна Иоанновна долго крес-
тилась на парсуну Тимофея Архипыча (юродивого), а рядом висел портрет графа
Плело (поэта французского). Отмолясь, она воспрянула.
уши дудят, что ты, Андрей Иваныч, на подношения от венского двора живешь, да
не верила я. А ныне сомневаюсь: может, и есть грех за тобой?.. Пущай, - про-
возгласила она, - австрияки сами тесто себе месят, а у нас русская квашня
взопрела...
которому писал наильстивейше:
патронов, того ради беру смелость вашего сиятельства, милостивого государя
моего, просить меня и врученную мне армию в милостивой протекции содержать, а
недостатки мои мудрыми советами вознаграждать".
рованных карет, - это спешил на войну, чтобы запастись мужеством перед же-
нитьбой, принц Антон Ульрих Брауншвейгский. Поехали дальше оба в одной каре-
те, качаясь на диванах пышных, застланных коврами. На дорогах часто встречали
нестройные толпы новиков, которых гнали к Киеву сержанты. И темнел взор фель-
дмаршала при виде молодняка новобранного. По опыту похода прежнего Миних до-
гадывался, что половину этих парней он оставит лежать в степи - замертво, на
поживу ястребам...
месте, где шведский король Карл XII переправлял свою армию перед баталией
Полтавской.
ле Полтавы, и Миних обозлился: "Щенок сопливый, кого он учит? Глупец... мозг-
ляк... поганый венец!" Он прибыл к армии, а в лагере расположась в шатрах с
лакеями и кухнями, фельдмаршала уже поджидала веселая княгиня Анна Даниловна.
он ему, - дела наши таково в эту кампанию складываются, что вам следует ожи-
дать приращения семейства. Исходя из этого,- вам предначертано снова быть ге-
нерал-провиантмейстером, чтобы могли вы детишек своих без нуждения прокор-
мить...
Даниловну?
медведь ручной. Когда на дворе морозы трещали, адмирал мишку к себе в кабине-
ты пускал, и там возились со зверем семейно - сам хозяин, жена его и дети ад-
мирала. Медведь добро людское понимал, ревел страшно, но когтей ни разу не
выпустил...
царских почестей избегая, Федор Иванович был счастливым мужем и отцом. Дома у
него все в порядке, достаток скромный, но все обуты, одеты, каждый цену ко-
пейке знает, дети не балованы, ничего для себя не просят, а довольствуются
тем, что дадут, от праздности все домашние отучены.
кои исполнять они по большому счету обязаны. А лень, главная злодейка барства
нашего, из дому моего изгнана...
что задумчив ты лишне... С чего бы так?
рую разгадать не способен. С того и мучаюсь... Все два года последние, куда
ни приду, везде слышу похвалы себе. Допытываться со стороны я начал, откуда
похвала эта исходит, и нежданно глаза мне сама царица открыла.
сказала, что аттестовал ей меня обер-егермейстер Волынский, разум мой выстав-
лял перед нею всячески.
кая ему-то выгода меня при дворе расхваливать? Где бы ему топтать меня и
злословить, а он... похвалы расточает.
уже спали за стенкой. При отблеске свечей ярко вспыхивали рыжие волосы жены.
А на столе лежал разворот карты новой, над которой трудился сейчас гидрограф.
Не морская карта - показывала она земли кочевий калмыцких (недаром же ез-
дил!).
ца. А только выслушай.... Подале будь, любезный Федор Иваныч, от обер-егер-
мейсгера Волынского. Сам ты не раз говорил мне, сколь человек он худой и
зловредный.
благоволит, я обязан ему решпект свой выказать...
кушеткам персидским, ничего не делал и был скучен. Кубанец, лоснясь лицом от
жира лакейского, доложил:
приехал - адмирал Соймонов Федька! Волынский палку взял и отдубасил ею дво-
рецкого:
ги мы с тобой, и ты знаешь сам, что не люб ты мне повадками своими тирански-
ми. Отчего же, Петрович, ты решился надо мною патронствовать?
слушал. - О каких врагах говоришь ты мне, не разумею. Нет, не враги мы с то-
бой, Федор Иваныч, это ты лишку хватил. Иные враги у нас водятся, и враги те
для нас обоюдные. Мне тебя возвеличивать - в радость! Учен и честен. Близ де-
нег казенных не испакостился ты. Спины не гнешь. И гордый, и простой... Са-
дись давай сюда. Ей-ей, поверь, с тобою я сейчас бесхитростен. Не отвращайся
от меня. Я сам к тебе сбирался ехать. Ты оказался благороднее меня: взял и
приехал. А мне вот... мне гордыня помешала!
меркнущее. И служба на Каспийском море при Петре I, и бои отчаянные, и гульба
несусветная в младости лет, когда дым стоял коромыслом... Прошлое, хотя и
трудное, казалось сейчас простым и ясным, а вот будущее пугало. Никак его
нельзя представить!
руки на коленях. Его делать самим надобно.
знать, так знай: я будущее кую иной раз и через подлость. А как иначе? Там,
наверху, на честности не проживешь. Пусть судят вкривь меня и вкось: Волынс-
кий худ, Волынский горд, Волынский жаден... Ты это все отбрось, Федор Иваныч.
Пустое все... Ведь я душою исстрадался! Верь мне...
скоблить надо... Один раз поскоблишь - мурло барское проступит. Второй раз
потрешь - министр завиднеется. Ну а в третий раз поскребешь - вот и гражданин
показался!
затрапезе, а это знак был добрый - значит, уже своим человеком считала.
недобрые слухи от Кирилова доходят:
на место Кирилова, коли помрет он, в Оренбург назначить? Соймонова ты мне
дельно в Орду подсказал... Может, адмирала-то и пошлем в степи?
лось разлучаться с адмиралом. Федор Иванович нужен ему здесь, в столице, что-
бы сообща делами ворочать. Посоветовал он Анне Иоанновне адмирала далеко не
отсылать. Мало ли что случится! Хвать, а нужный человек уже под боком.
ва туда зашлю, благо немцы мои невзлюбили его. Пусть подальше от столицы тре-
пыхается...
ди враждовали между собой и только теперь сошлись наикрепчайше, чтобы расс-
таться навсегдауже на эшафоте!
морозы в Петербурге.
бы выслал, Рычков руку его в свою взял и заплакал.
меланхолии. Раньше мыслилась ему землица райская: сады в цвету белом, дети
пригожие в чистых рубашках, жеребиный скок по холмам чудился в ржанье воль-
ном, да чтобы бабы вечером шли с поля домой с граблями, сами веселые.