Чтение 48–й страницы книги ~Батый~

тей и мешки с хлебом.

Новый, никогда не слыханный, страшный рев приближался из лесу:

- Кху, кху, кху, уррагх!

Лавина всадников наполнила деревню суматохой, ржанием коней, хриплыми
криками и острым запахом неведомого, страшного народа.

Собаки заливались отчаянным лаем и визгом, гоняясь за чужими всадни-
ками, которые носились по деревне, били кривыми саблями наотмашь всех,
кто попадался на пути, п ловили арканами убегавших женщин.

Татары ворвались с обоих концов деревни и гнали всех встречных к се-
редине, на пустырь, к избе старосты.

Глава шестая. В ПРИГОРОДНОМ ПОСАДЕ

Объехав городские стены, Бату-хан вернулся в селение на противополож-
ном берегу реки. В брошенных жителями избах толпились татарские воины.
Они рыскали по улицам, тащили охапки сена, сдирали солому с крыш,- все
годилось на корм их диким, неприхотливым коням. Повсюду над избами ви-
лись дымки: татары заставили захваченных в плен женщин печь им блины и
аржаные лепешки.

Бату-хан проезжал через посад на вороном коне с белыми ногами и белой
отметиной на лбу. Загорелое лицо было неподвижно, суженные глаза смотре-
ли поверх людей,- никто не мог прочесть на его лице ни радости, ни забо-
ты. За ним ехали, по трое в ряд, преданные ему ханы. Они носили почетные
звания тысячников и десятитысячников, но своих отрядов не имели. Их обя-
занности состояли в том, чтобы участвовать в обедах Бату-хана, есть за
четверых, рассказывать прибаутки и необычайные приключения славных витя-
зей. Когда же они оставались наедине с Бату-ханом, каждый из них переда-
вал сплетни про других ханов, про своих же собеседников за обедом. Ба-
ту-хан внимательно выслушивал каждого, жмуря глаза, иногда милостиво ши-
пел: "Дзе-дзе!" Он хотел знать все, что делается вблизи и вдали от него,
в войсках других чингизидов, потому терпел этих ханов, как нужных ему
людей.

В посаде баурши показал Бату-хану просторную избу и предложил избрать
ее для ночлега,

- Кто жил в этой деревянной юрте?

- Урусутский шаман. Зовут его "поп".

Бату-хан сердито отмахнулся.

Вмешался великий советник Субудай-багатур. Подъехав на саврасом коне,
он хриплым голосом сказал:

- Разве подобает джихангиру жить в юрте шамана да еще урусутского? А
это что за дом? - он указал плетью на бревенчатое строение с остроконеч-
ной высокой крышей и золоченым крестом наверху.

- Это дом урусутского бога.

- Джихангиру подобает жить там, где обитают боги,- сказал строго Су-
будай-багатур.

Бату-хан искоса посмотрел на потупившего глаза баурши, на ханов, на-
чавших горячо поддакивать великому советнику, и повернул коня к церкви.

Баурши бросился к церковной двери. На паперти около входа сидели че-
тыре монгольских воина.

- Сюда нельзя! - сказал один из них.

Баурши начал спорить с монголами.

- Кто вас поставил сюда? - спросил подъехавший Субудай,

- Сотник Гуюк-хана, Мунке-Сал,

- Возвращайся к своему сотнику и скажи, чтобы он выбирал для своего
хана более подходящую юрту. Убирайся, живо!

Четыре монгола посмотрели друг на друга, посвистали сквозь зубы и,
подобрав подолы длинных шуб, пошли через глубокий снег к своим коням,
привязанным к церковной ограде. Один повернулся и сказал Субудаю:

- Когда Гуюк-хан начнет нас бить по щекам костяной лопаткой, ты ведь
за нас не заступишься?

- Кто тебе отрезал ухо? - спросил Арапша.- Смотри, второе отрежу!

Монгол, оскалив зубы, присел, вытягивая меч, задвинул его обратно в
ножны и быстро вскочил на коня.

- И ты того же дождешься! - крикнул он и поскакал.

Арапша злобно посмотрел ему вслед:

- Гуюк-хан опять подсылает к джихангиру убийц!

Нукеры привели старика, найденного в соседней сторожке. Он был в со-
бачьем колпаке, холщовых портах, рубахе и лыковых лаптах. Он весь поси-
нел и дрожал от холода, но не выказывал страха. Старик отпер ключом
большой замок на двери. Баурши вошел первый и, сложив руки на животе,
встал около двери. Вату-хан соскочил с коня и, разминая онемевшие ноги,
прошел в церковь. Татары ее не тронули. Сквозь узкие окна, затянутые пу-
зырями, тускло проникал свет. Впереди поблескивал золотом алтарь с рез-
ными деревянными дверьми. Перед некоторыми иконами мигали огоньки лам-
пад, освещая темные, насупившиеся лики святых.

Бату-хан прошел в алтарь, обогнул кругом престол. На столике в углу
нашел пять круглых белых просвирок. Приказал следовавшему за ним баурши
попробовать эти хлебцы,- не ядовиты ли? Баурши откусил, пожевал и ска-
зал:

- Авва! Да сохранит "хан-небо" и тебя и меня от несчастья! Хлеб вкус-
ный!

Бату-хан вернулся на середину церкви, опустился на конскую попону.
Возле него полукругом уселись ханы.

- Разожгите здесь костер,- сказал Бату-хан,- и сварите мне чай.

Баурши заметался и, переговорив с толмачом и пленным стариком, подо-
бострастно доложил хану:

- Здесь огонь разводить нельзя - это прогневает урусутского бога, и
его дом загорится.

Субудай-багатур приказал, чтобы его военные помощники - юртджи - по-
местились в доме урусутского шамана. Бревенчатый дом состоял из сеней и
двух горниц, разделенных стеной. Большая, сложенная из камней и глины
квадратная печь выходила в обе горницы,

В первой половине поместились четыре монгольских юртджи и два му-
сульманских писца-уйгура. Вторую горницу взял себе Субудай. Он увидел
рязанского князя - переметника Глеба, сидевшего вместе с юртджи, и спро-
сил:

- Что такое "гречишные блины"?

- Это трудно объяснить, надо попробовать. Заведи себе бабу, она тебе
будет каждый день печь, а ты будешь радоваться.

- А что такое "баба"?

- Во дворе монгольский воин предлагает купить у него двух баб. Поку-
пай!

- Сколько он хочет?

- Сейчас их приведу.

Глеб вышел во двор и вернулся вместе со старым монголом, который тол-
кал в горницу двух упиравшихся женщин. Одна, высокая, дородная, в синем
сарафане, войдя, поискала глазами и трижды помолилась на тот угол, где
остались киоты от содранных образов. Сложив руки под пышной грудью, она
пристальным взглядом уставилась на Субудай-багатура, который сидел возле
скамейки на полу, на конском потнике. К бабе тесно прижалась девушка с
русой косой и испуганными глазами, в рваном дубленом полушубке, из-под
которого виднелся подол красного сарафана.

- Вот тебе две отборные бабенки,- сказал по-татарски князь Глеб.-
Старшая - опытная повариха, а эта - садовый цветочек, макова головка.

Субудай обвел женщин беглым взглядом и отвернулся.

- Станьте на колени! - сказал князь Глеб.- Это большой хан. Отныне вы
будете его ясырками.

- Большой, да не набольший! - ответила женщина. - На колени зачем
становиться? Пол-от грязный, гляди, как ироды натоптали!

- Поклонись, говорю, твоему хозяину!

- Мой хозяин, поди, лет десять как помер. Ну, Вешнянка; давай, что
ли, поклонимся.

Низко склонившись, они коснулись пальцами пола. Субудай пристальным
взглядом уставился на женщин, и глаз его зажмурился. Он покосился на
князя Глеба, присевшего на дубовой скамье, поднялся и, положив потник на
скамью, взобрался на нее, подобрав под себя ногу.

- Как зовут? - спросил он у Глеба, Тот перевел вопрос.

- Опаленихой величают, а это Вешнянка.

- Дочь?

- Нет, сирота соседская. Я ее пестую.

- Почему тебя так зовут? - продолжал спрашивать Субудай.

- Моего мужа спалили на костре.

- Кто? Мои татары?

- Куда там! Наши воры - разбойники новгородские. С тех пор я стала
Опалениха, а это - Вешнянка, весной родилась и сама как весна красная.

- Трудные урусутские имена,- не запомнишь! - сказал Субудай.- Рабо-
тать для меня будете, или позвать других?

- Всю жизнь на кого-нибудь работала. Такова уж наша бабья доля!

- Пусть они мне испекут и блины, и ржаные лепешки, и каравай.

- Был бы житный квас да мука, тогда все будет.

- Вам старый Саклаб все достанет,- вмешался князь Глеб.- Он, поди, не
забыл говорить по-русски.

Обе женщины живо обернулись к старому слуге Субудая, стоявшему у две-
ри:

- Ты наш, рязанский? Ясырь?

- Сорок лет мучаюсь в плену. Нога с цепью срослась. И с вами то же
будет: как надели петлю, так до смерти не вырваться...- Старик тяжело
вздохнул.Вот вам мука, а вот квас....- И он придвинул к печи мешок и
глиняную бутыль. На ногах звякнула железная цепь.

- Батюшки светы! - воскликнула Опалениха, всплеснув руками.- И ты со-