Чтение 48–й страницы книги ~Граф Монте-Кристо~

талось и следа.

Овал лица удлинился, улыбающийся рот принял твердое и решительное вы-
ражение, брови изогнулись; чело пересекла суровая, прямая морщинка, в
глазах притаилась глубокая грусть, и временами они сверкали мрачным ог-
нем ненависти, кожа лица его, так долго лишенная дневного света и сол-
нечных лучей, приняла матовый оттенок, который придает аристократичность
лицам северян, если они обрамлены черными волосами, к тому же приобре-
тенные им знания наложили на его черты отпечаток ума и уверенности, хотя
от природы он был довольно высокого роста, в его фигуре появилась кря-
жистость - следствие постоянного накапливания сил.

Изящество нервного и хрупкого сложения сменилось крепостью округлых и
мускулистых форм. Что же касается его голоса, то мольбы, рыдания и прок-
лятия совершенно изменили его, и он звучал то необычайно нежно, то резко
и даже хрипло.

Кроме того, находясь все время либо в полутьме, либо в полном мраке,
его глаза приобрели странную способность различать предметы ночью, по-
добно глазам гиены или волка.

Эдмон улыбнулся, увидев себя; лучший друг, если только у него еще ос-
тались друзья на свете, не узнал бы его; он сам себя не узнавал.

Хозяину "Юной Амелии" весьма хотелось оставить у себя такого матроса,
как Эдмон, а потому он предложил ему немного денег в счет его доли в бу-
дущих барышах, и Эдмон согласился. Выйдя от цирюльника, произведшего в
нем первое превращение, он прежде всего пошел в магазин и купил себе
полный костюм матроса. Костюм этот, как известно, очень прост и состоит
из белых панталон, полосатой фуфайки и фригийского колпака.

В этом наряде, возвратив Джакопо рубашку и штаны, которыми тот его
ссудил, Эдмон явился к капитану "Юной Амелии" и принужден был повторить
ему свою историю. Капитан не узнавал в этом красивом и щегольски одетом
матросе человека с густой бородой, с волосами, полными водорослей, вы-
мокшего в морской воде, которого он принял голым и умирающим на борт
своей тартаны.

Плененный его приятной наружностью, он повторил Дантесу предложение
поступить к нему на службу; но Дантес, у которого были другие намерения,
согласился наняться к нему не больше чем на три месяца.

Экипаж "Юной Амелии" состоял из людей деятельных, и командовал им ка-
питан, не привыкший терять времени. Не прошло и недели, как просторный
трюм тартаны наполнился цветным муслином, запрещенными к ввозу бумажными
тканями, английским порохом и картузами табаку, к которым акцизное уп-
равление забыло приложить свою печать. Все это требовалось вывезти из
Ливорно и выгрузить на берегах Корсики, откуда некие дельцы брались дос-
тавить груз во Францию.

Итак, тартана отправилась в путь. Эдмон снова рассекал лазурное море,
колыбель его юности, которое так часто снилось ему в его темнице. Он ос-
тавил Горгону справа, Пианозу - слева и держал курс на отечество Паоли и
Наполеона.

На другой день капитан, выйдя на палубу по своему обыкновению рано
утром, застал Дантеса, облокотившегося о борт и глядевшего со странным
выражением на груду гранитных утесов, розовевших в лучах восходящего
солнца: это был остров Монте-Кристо.

"Южная Амелия" оставила его справа в трех четвертях мили и продолжала
свой путь к Корсике.

Идя мимо острова, имя которого так много для него значило, Дантес ду-
мал о том, что ему стоит только кинуться в море, и через полчаса он бу-
дет на обетованной земле. Но что он может сделать, не имея ни инструмен-
тов для откапывания клада, ни оружия для его защиты? И что скажут матро-
сы? Что подумает капитан? Приходилось ждать.

К счастью, Дантес умел ждать; он ждал свободы четырнадцать лет; те-
перь, когда он был на свободе, ему не трудно было подождать богатства
полгода или год.

Разве он не принял бы свободы без богатства, если бы ему предложили
ее?

Да и не химера ли это богатство? Родившись в больной голове бедного
аббата Фариа, не исчезло ли оно вместе с ним?

Правда, письмо кардинала Спада было удивительно точно.

И Дантес мысленно повторял это письмо, которое он помнил от слова до
слова.

Наступил вечер. Эдмон видел, как остров постепенно терялся в сгущаю-
щихся сумерках, и скоро он для всех исчез во мраке; но Эдмон, привыкнув
к темноте своей камеры, вероятно, все еще видел его, поточу что оставал-
ся на палубе позже всех.

Утро застало их в виду Алерии. Весь день они лавировали, а вечером на
берегу засветились огни; расположение этих огней, по-видимому, указыва-
ло, что можно выгружать товары, потому что на гафеле подняли сигнальный
огонь вместо флага и подошли на ружейный выстрел к берегу.

Дантес заметил, что капитан, вероятно по случаю этих торжественных
обстоятельств, поставил на палубе "Юной Амелии" две маленьких кулеврины,
которые без особого шума могли выпустить на тысячу шагов хорошенькую че-
тырехфунтовую пулю.

Но на этот раз такая предосторожность оказалась излишней; все обош-
лось тихо и благопристойно. Четыре шлюпки без шума подошли к "Амелии",
которая, вероятно из учтивости, спустила и свою шлюпку; эти пять шлюпок
работали весьма проворно, и к двум часам утра весь груз с "Юной Амелии"
был перевезен на сушу.

Капитан "Юной Амелии" так любил порядок, что в ту же ночь разделил
прибыль между экипажем: каждый матрос получил по сто тосканских ливров,
то есть около восьмидесяти франков.

Но на этом экспедиция не закончилась: взяли курс па Сардинию. Надо
было снова нагрузить разгруженное судно.

Вторая операция сошла так же удачно, как и первая: "Юной Амелии", ви-
димо, везло.

Новый груз предназначался для герцогства Луккского. Он почти весь
состоял из гаванских сигар, хереса и малаги.

Тут случилось недоразумение с таможней, этим извечным врагом капитана
"Юной Амелии". Один стражник остался на месте, двое матросов было ране-
но. Одним из этих двух матросов был Дантес. Пуля, не задев кости, проби-
ла ему левое плечо.

Дантес был доволен этой стычкой и почти рад полученной ране; этот су-
ровый урок показал ему, как он умеет смотреть в лицо опасности и перено-
сить страдания. Опасность он встретил с улыбкой, а получив рану, сказал,
подобно греческому философу: "Боль, ты не зло".

Притом же он видел смертельно раненного стражника, и оттого ли, что
он разгорячился во время стычки, или оттого, что чувства его притупи-
лись, но это зрелище не смутило его. Дантес уже ступил на тот путь, по
которому намеревался идти, и шел прямо к намеченной цели, - сердце его
превращалось в камень.

Увидев, что Дантес упал замертво, Джакопо бросился к нему, поднял его
и потом заботливо ухаживал за ним.

Итак, если свет не так добр, как думал доктор Панглос, то и не так
зол, как казалось Дантесу, раз этот матрос, который ничего не мог ожи-
дать от товарища, кроме доли прибыли в случае его смерти, так огорчался,
полагая, что он умер.

К счастью, как мы уже сказали, Эдмон был только ранен. С помощью це-
лебных трав, которые сардинские старухи собирали в таинственные, им од-
ним ведомые дни и часы, а потом продавали контрабандистам, рана скоро
зажила. Тогда Эдмон решил испытать Джакопо. Он предложил ему в благодар-
ность за его усердие свою долю прибыли; но Джакопо отверг ее с негодова-
нием.

Уважение и преданность, которыми Джакопо с первого же взгляда проник-
ся к Эдмону, привели к тому, что и Эдмон почувствовал к Джакопо некото-
рую привязанность. Но Джакопо большего и не требовал; он инстинктивно
чувствовал, что Эдмон создан для более высокого положения, чем то, кото-
рое он занимает, хотя Эдмон старался ничем не выдавать своего превос-
ходства. И добрый малый вполне довольствовался тем, что Эдмон снисходил
к нему.

В долгие часы плавания, когда "Амелия" спокойно шла по лазурному морю
и благодаря попутному ветру, надувавшему ее паруса, не нуждалась ни в
ком, кроме рулевого, Эдмон с морскою картою в руках становился наставни-
ком Джакопо, подобно тому как бедный аббат Фариа был его собственным
наставником. Он показывал ему положение берегов, объяснял склонения ком-
паса, учил его читать великую книгу, раскрытую над нашими головами и на-
зываемую небом, в которой бог пишет по лазури алмазными буквами.

И когда Джакопо его спрашивал:

- Стоит ли учить всему этому бедного матроса?

Эдмон отвечал:

- Как знать? Быть может, ты когда-нибудь станешь капитаном корабля;
твой земляк Бонапарт стал же императором!

Мы забыли сказать, что Джакопо был корсиканец.

Прошло уже два с половиной месяца беспрерывного плавания. Эдмон стал
теперь столь же искусным береговым промышленником, сколь был прежде сме-
лым моряком; он завязал знакомство со всеми прибрежными контрабандиста-
ми; изучил все масонские знаки, посредством которых эти полупираты узна-
ют друг друга.

Двадцать раз проходил он мимо своего острова МонтеКристо, но ни разу
не имел случая побывать на нем.

Поэтому вот что он решил сделать.

Как только кончится срок его службы на "Юной Амелии", он наймет не-
большую лодку за свой собственный счет (Дантес мог это сделать, потому
что за время плавания скопил сотню пиастров) и под каким-нибудь предло-
гом отправится на Монте-Кристо.

Там на свободе он начнет поиски.