взялся, похититель? " Вот от этих слов мне страшно стало. Уж если мать
Леонидия, самая праведная, самая ласковая, если и она поверила, что я с
мужчиной бежать могла, и не нашла для меня других слов, кроме как "погибель
души, греховные страсти"... Если и она в самую горькую для меня минуту, не
слыша моих объяснений, стала проклинать порок и призывать меня, молясь и
плач?, на подвиг во имя Веры -- то нет правды на земле!
жалости к ее покойным родителям, что презирает тетку Пелагею Дмитриевну, что
не может без содрогания думать о монастыре и, главное, что жизнь свою готов
отдать ради Софьи, а это и есть -- правда. Но девушка по-своему поняла его
возглас.
передо мной -- умоляла поехать в этот скит. К чистоте моей взывала, плакала
и все про подвиги Пахомия Великого рассказывала да про какие-то пандекты
Никона Черногорца. "Иноком наречешься, понеже один беседуешь Богу день и
ночь".
киноваткой жила.
торжественным и стылым, глаза распахнулись и словно остек, ленели: -- Меня
ждет последование малой схимы. Знаешь, как это происходит? Свечи горят,
голоса в соборе гулкие, им эхо вторит. Я на коленях стою и протягиваю
ножницы матушке Леонидии, а она их отвергает. Я опять протягиваю ножницы...
Трижды игуменья будет испытывать мою твердость, а на третий раз примет
ножницы и выстрижет мне крестообразно волосы. И потом ряса, пояс, камилавка
и веревица...
разыскать! Я даже про Кронштадт позабыл, а ты мне про веревицу с камилавкой.
Алексей, удерживая, крепко схватил ее за руку.
единственные слова, которые смогут все объяснить и поставить на свои места,
но эти слова не шли на ум, и он торопливо и сбивчиво рассказывал про родную
деревню, про матушку Веру Константиновну, повторял, что люди должны, просто
обязаны помогать друг другу, обвинял Софью в строптивости и упрямстве и чем
больше он говорил, тем мрачнее она становилась.
глядя на землю.
Алексей тоже поднялся и, пытаясь скрыть смущение, откуда оно только
приходит, стал стряхивать плащ. -- Приходи да оденься потеплее.
всмотрелась в Алешине лицо, словно надеясь увидеть в выражении что-то
недоговоренное, а может быть, запоминая черты его перед вечной разлукой,
потом отвернулась и вдруг бегом бросилась гфочь, ныряя под низкорастущие
ветки орешника.
забытую Софьей косынку и промокнул вспотевшее лицо. Косынка слабо пахла
какими-то травами, ветром, свежестью. Он поцеловал этот белый лоскуток,
старательно свернул и спрятал сеОе \\'л грудь. "
усмирила шаги, переводя дыхание.
Все забыла, как его увидела. Что я ему такое говорила? Не помню. Правы
сестры, я и впрямь бесноватая... Да разве я LMOIV прожить жизнь в этих
стенах? "
божницами, свет лампады, тихая молитва.
непокрытую Софьину голову.
желто-коричневые десяти тонов для лика и дланей свяюю Макария Желтоводского.
жемчуг струится, течет, как вода. Едва намеченный на тафте лик преподобного
Макария вдруг нахмурился, потемнел. Что это? "Я плачу. Слезы мочат пелену.
Прости меня, матушка Леонидия. Испытала я свою твердость. Тверда я.
Прости... "
вечерней службы славил уходящий день, Софье почудился далекий зов, и она
побежала на него.
метались вместе с ней среди оживших стволов, кружились в хороводе веток, в
качающихся тенях и тихо скулили. Воздух был липким, гнал испарину.
было того далекого крика? Где ты, Аннушка? "
"Не плачь, милая... Все хорошо. Скорее отсюда, скорее... "
помахивая хвостами. Алексей греб стоя, и казалось, что он погружает весло в
туман.
лодки, и ей чудилось, что это Алешины руки гладят спину. Весло путалось в
кувшинках и с каждым взмахом кропило ей лицо брызгами.
сбылось, туда наш путь. Софья, Софья, нежность моя... Ежевика поспела, и из
ее колючих веток я сплету нам свадебные венки. Ведь это ночь нашего
венчания, Софья.
свадебной песней, и месяц будет наш посаженый отец. Люблю... "
Алексей положил весло вдоль борта и тихо лег ^ядом с Софьей. Она повернула
голову.
назвала его по имени или почудилось давно ожидаемое.
на далеком берегу в самодельном шалаше спал, не видя снов, кучер Игнат и
паслись нестреноженные кони, которым перед дальней дорогой дали наесться
вволю.
главному директору над почтами, кавалеру ордена Святого Андрея Первозванного
и вице-канцлеру России было пятьдесят лет. Манштейн, автор "Записок о
России", характеризует Бестужева как человека умного, трудолюбивого,
имеющего большой навык в государственных делах, патриотичного, но при этом
гордого, мстительного, неблагодарного и в жизни невоздержанного. Другая
современница Бестужева, императрица Екатерина II, также отдает в своих
мемуарах должное уму и твердости его характера, но при этом не забывает
добавить, что вицеканцлер, а потом канцлер, был пронырлив, подозрителен,
деспотичен и мелочен. Подведя итог, можем сказать, что Алексей Бестужев был
прирожденным дипломатом и интриганом европейской выучки.
активную государственную службу Петр I. Отец, Петр Михайлович Бестужев,
долгие годы был резидентом в Курляндии, старший сын Михаиле занимал такую же
должность в Швеции. Младший, Алексей, самый даровитый и честолюбивый, начал
свою карьеру в девятнадцать лет, поступив по воле Петра I на службу
курфюрсту Ганноверскому. Когда курфюрст стал английским королем Георгом I,
Бестужев остался при нем камер-юнкером и даже ездил в качестве посла в
Россию к Петру I.
герцогини Курляндской Анны Иоанновны в должности оберкамер-юнкера, а в 1720
году стал русским резидентом в Дании и оставался на этом посту многие годы.
добиться высоких чинов и почестей, и всеми силами рвался в Россию.
Честолюбивые стремления эти не раз ставили его в затруднительное положение,
и только природная изворотливость и случай помогли этой умной голове
удержаться на плечах.
испытать счастья и отправил бежавшему из России царевичу Алексею письмо, в
котором называл сына Петра "будущим царем и государем" и предлагал себя в
услужение: "Ожидаю только милостивого ответа, чтобы тотчас удалиться от
службы королевский, и лично явлюсь к Вашему Высочеству".
Алексей уничтожил это письмо, а когда в России началось трагическое
следствие, и устно не показал на ретивого камерюнкера. Многие приверженцы
Алексея кончили жизнь на, плахе, а Бестужева беда обошла стороной. И хоть