му прирожденному вероломству он невольно избегал прямых путей. И при
всей своей ловкости он на сей раз упустил отличную возможность просла-
виться. Мы с Роули взяли свой багаж и, туманно объяснив, что направляем-
ся "полюбоваться озерами" - какими и где мы пояснять не стали, - пешком
покинули дом моего любезного друга, и он нам не препятствовал, лишь,
опершись подбородком на руку, провожал нас угрюмым взором, все не зная,
не дал ли он маху.
изобличен, и мне предложено было поступить, как поступил бы всякий на
моем месте, но этот естественный и неизбежный, казалось бы, шаг был бы
для меня роковым. Однако я не потерял головы, выдержал характер и против
всякого ожидания снова вырвался на свободу - и вот шагаю по большой до-
роге. Случай этот послужил мне уроком никогда не отчаиваться и в то же
время помог уяснить, какая в моем положении требуется предусмотри-
тельность и сколь неверное, сложное, чреватое всяческими неожиданностями
предприятие - мой побег! Пример сей - когда жизнь моя висела на волоске
из-за сущего пустяка, из-за pourboire - наглядно показывал, сколько
опасностей подстерегает нас на каждом шагу. Хотя, строго говоря, самую
первую ошибку я совершил еще прежде: ежели бы я не позволил себе сверх
меры разоткровенничаться с малюткой Долли, не было бы и всех этих тре-
волнений в Керкби-Лонсдейлской гостинице. Я накрепко запомнил урок и
обещал себе не давать отныне волю чувствам. Какое мне, собственно, дело
до сломанных фаэтонов и до потерпевших крушение путешественников! У меня
и так хватает забот, и безопаснее всего проявлять чуточку больше вполне
естественного себялюбия и чуточку меньше неразумного добросердечия.
тателю, верно, уже прискучили дорожные сцены, да и у меня нет причины с
удовольствием вспоминать эту часть пути. Мы с Роули больше занимались
тем, что старались запутать наши следы, но, как оказалось, отнюдь в этом
не преуспели, ибо кузен Ален без всякого труда проследил путь малиновой
кареты до Керкби-Лонсдейла, где хозяин гостиницы, должно быть, кусал се-
бе локти, узнав, кого он упустил, а потом - и до ворот почтовой конторы
в Эдинбурге. Судьба не благоволила мне, и зачем стану я рассказывать о
взятых нами предосторожностях, если они никого не обманули, и об утоми-
тельных ухищрениях, которые ни к чему не привели?
рожевой трубы и цоканье копыт по мостовой. Вот я и на поле битвы: в том
уголке земли, где сидел в плену, где совершил свои знаменитые подвиги,
откуда бежал; в городе, где живет моя любимая. Сердцу сделалось тесно в
груди, редко я чувствовал себя таким героем, как в эту минуту. Я сидел
подле кучера, скрестив руки на груди, с каменным лицом, смело смотрел в
глаза встречным и каждое мгновение готов был к тому, что кто-нибудь уз-
нает меня и поднимет тревогу. Сотни жителей Эдинбурга бывали в Крепости,
где до появления Флоры я имел привычку держаться на виду, и мне кажется
просто непостижимым, что меня не узнали. Но выбритый подбородок уже сам
по себе неплохой маскарад, и человек, носивший зеленовато-желтую одежду
арестанта, совсем иначе выглядит, когда на нем тонкая сорочка, отлично
сшитый мышиного цвета плащ, подбитый черным мехом, узкие панталоны мод-
ного покроя и шляпа с неподражаемо изогнутыми полями. В конце концов ку-
да скорее сам я мог узнать кого-либо из наших посетителей, нежели они -
опознать несчастного узника в таком щеголе.
из глаз толпы, которая дожидалась почты. И вот на склоне субботнего дня,
в канун пресловутого шотландского воскресенья, мы идем по новому городу
Эдинбургу, обремененные своим багажом. Мы все несем сами. Я не пожелал
нанимать извозчика и даже от услуг носильщика отказался - ведь он потом
мог послужить связующим звеном между моей квартирой и почтовой станцией,
а тем самым между мною, малиновой каретой и Эйлсбери. Я твердо решил
окончательно оборвать цепь улик и во всем, что касается соблюдения осто-
рожности, начать жизнь сначала, на новый лад. Первым долгом надобно было
поскорее подыскать квартиру. Это было всего важнее, ибо в тот час и в
том квартале, где нам встречались по большей части люди состоятельные -
денди, щеголи, светские барышни - или почтенные адвокаты, доктора и иная
ученая публика, направлявшаяся домой обедать, мы в своем модном платье и
с громоздкой ношей, без сомнения, бросались в глаза.
посчастливилось приметить объявление о сдаче комнат. Цена и удобства мо-
его жилища были мне равно безразличны; при выборе его я придерживался
единственного правила: "в бурю хороша любая гавань", и потому мы с Роу-
ли, не мешкая ни минуты, вошли в подъезд и поднялись по лестнице.
такой, словно ее всю жизнь гнетет тяжкий груз бессчетных потерь и пос-
леднюю утрату она понесла, быть может, лишь накануне нашего приезда, так
что, обратясь к ней, я невольно понизил голос. Она отвечала, что да,
комнаты сдаются, и даже показала нам их - гостиную и спальню en suite
[54], из которых открывался превосходный вид на Ферт-оф-Форт; комнаты
были просторные, уютно обставленные, на стенах картины, на каминной пол-
ке раковины, на столе несколько книг - все, как я увидел после, религи-
озного содержания и все подарены "моей духовной сестре" или "моему бла-
гочестивому другу во Христе, Бетии Макрэнкин". Но дальше этого мы не
пошли; моя "духовная сестра" никак не желала совершить самый, казалось
бы, естественный и приятный поступок на свете - назвать цену, а только
стояла и качала головой, да время от времени как-то постанывала, точно
голубь, вся - олицетворение уныния и настороженности. Такого сварливого
голоса я еще отродясь не слыхал, и у меня звенело в ушах, когда она гро-
моздила перед нами гору затруднений и препятствий.
слуга?
ломать да колотить. Сдается мне, вы с ним хлопот не оберетесь. А богу
молиться он не забывает?
ули и, мигом, словно по привычке, закрыв глаза, не слишком проникновен-
но, зато с необычайной быстротой пробормотал двустишие:
вами никогда и не начнем договариваться, а о том, что кончим, я уж и не
мечтаю. Назовите же ваши условия - и мы либо останемся, либо уйдем.
тырех утра до четырех пополудни! - отвечал я. - Только назовите наконец
вашу цену, если у вас достанет силы ее выговорить!
готовый смеяться и плакать. - Ну-с, пора положить этому конец! Я желаю
снять у вас квартиру - и все тут, и поставлю на своем. Не желаете назна-
чать цену? Отлично, обойдемся без этого! Я вам доверяю! Нет, не умеете
вы разглядеть хорошего квартиранта, зато уж я-то сразу вижу хорошую хо-
зяйку! Роули, распаковывай саквояжи!
выговаривать мне за мое неблагоразумие! Но битва была уже выиграна, то
звучали ее последние залпы, и скорее не враждебные, а приветственные. В
конце концов хозяйка соизволила назвать цену - вполне умеренную, - и мы
с Роули пустились на поиски ужина. Однако же на все эти переговоры ушло
немало времени, солнце уже село, на улицах засветились тусклые фонари, и
на соседней Лит-роуд уже слышалась колотушка сторожа. Когда меня впервые
привезли в Эдинбург, я приметил неподалеку отсюда, за городской регист-
ратурой, закусочную. Туда-то мы и направили свои стопы и в одиночестве
уселись за столик, собираясь насладиться поздним обедом. Но едва мы ус-
пели его заказать, как дверь отворилась и пропустила рослого молодого
человека; он огляделся и несколько нетвердой походкой подошел к нашему
столику.
зал он. - Позволено ли будет страннику, вернее паломнику... одним сло-
вом, паломнику, взыскующему любви... ненадолго бросить якорь в вашей га-
вани? Признаюсь не стыдясь, мне глубоко отвратителен обычай, достойный
зверя, - поглощать пищу в одиночестве.
себя роль хозяина в публичном месте.
манный и пристальный взгляд.
почему бы и мне не обратиться к сему скромному напитку. Я бы не сказал,
что нахожусь сейчас в добром здравии. Усердные занятия воспалили мой