Чтение 48–й страницы книги ~Золотое рандеву~

рочки, пытавшейся спрятаться от холодного дождя за надстройкой. Никто из
них меня не заметил, никто и не подозревал о моем присутствии. Впрочем,
так и должно было быть. Именно по этой причине собака никогда не поймает
зайца: жизнь ценится дороже, чем завтрак.

Не поручусь за точность, но во всяком случае не меньше двадцати минут
прошло, прежде чем я снова оказался около радиорубки. Мне показалось ес-
тественным именно здесь вынуть из рукава свой последний козырь.

Висячий замок был заперт. Внутри, следовательно, никого не было. Я
спрятался за ближайшей шлюпкой и принялся ждать. Тот факт, что внутри
никого не было, совсем не означал, что там никто не появится в ближайшем
будущем. Тони Каррерас как-то обмолвился, что их подставные радисты на
"Тикондероге" сообщают курс и положение каждый час. Судя по всему, Кар-
лос, убитый мною радист, как раз ожидал такого сообщения. Через некото-
рое время должна поступить очередная радиограмма, и Каррерас, несомнен-
но, должен прислать другого радиста, чтобы ее принять. Игра близилась к
концу - теперь он уж точно ничего не оставит на волю случая. Но в ту же
игру играл и я, причем надеялся на выигрыш. Мне вовсе не улыбалось быть
застигнутым в радиорубке у работающего передатчика.

Дождь безжалостно барабанил по сгорбленной спине. Сильнее намокнуть я
уже не мог, но замерзнуть мог вполне. Я и замерз, здорово замерз, и че-
рез пятнадцать минут уже стучал зубами без остановки. Дважды мимо меня
проходили часовые. Каррерас действительно не полагался на случай в эту
ночь. Оба раза я был уверен, что они меня обнаружат. Зубы стучали так
интенсивно, что приходилось совать в рот рукав, дабы этот лязг меня не
выдал. Но в обоих случаях часовые не проявили должной бдительности. Лязг
зубов постепенно набирал силу. Неужели этот чертов радист так и не при-
дет? Или я перехитрил сам себя, и все мои хитрые теоретические построе-
ния - полная ерунда? Может, радист вообще не собирался приходить?

До сих пор я сидел на свернутом в бухту фале спасательной шлюпки, но
тут в нерешительности поднялся. Сколько еще мне тут ждать, пока не буду
убежден окончательно, что он не придет? В каком случае опасность больше
- рискнуть войти в радиорубку, несмотря на все еще существующую возмож-
ность быть Там застигнутым, или ждать еще час, а то и два, прежде чем
трогаться? К этому времени почти наверняка будет уже слишком поздно.
Раскинув мозгами, я пришел к выводу, что какой-то шанс на неудачу
все-таки лучше, чем гарантия на нее. Кроме того, теперь, когда я выбрал-
ся из трюма номер четыре, от моих ошибок зависела только моя собственная
жизнь. Пора, теперь самое время. Я тихо сделал шаг, другой, третий и
этим ограничился. Радист пришел. Пришлось так же тихо сделать три шага в
обратном направлении.

Скрежет поворачивающегося в замке ключа, скрип открывающейся, затем
щелчок захлопнувшейся двери, тусклый свет в зашторенных иллюминаторах.
Наш приятель готовится к приему. Он надолго не задержится - это предпо-
ложение было достаточно очевидным. Ровно столько, сколько нужно, чтобы
принять сообщение о курсе и скорости "Тикондероги" - вряд ли по такой
погоде они сумеют этой ночью определиться - и отнести его Каррерасу на
мостик. Я предполагал, что Каррерас по-прежнему находится там. Характер
человека так запросто не меняется. Как и раньше в критических случаях, в
эти решающие часы он не мог быть где-либо, кроме мостика, не мог не
взять на себя личную ответственность за судьбу им самим задуманной опе-
рации. У меня прямо перед глазами встала картина, как он берет листок с
цифрами - свидетелями неизбежности роковой встречи, улыбается удовлетво-
ренно и делает вычисления по карте.

На этом месте мои размышления вдруг прервались. Как будто кто-то по-
вернул во мне рубильник, и все замерло - сердце, дыхание, все органы
чувств. Я ощутил то же, что испытал в течение тех кошмарных пятнадцати
секунд, когда вместе с доктором Кэролайном ожидал взрыва "Твистера". И
все это потому, что до меня вдруг дошло то, что я мог сообразить и пол-
часа назад, если бы не был так занят переживаниями по поводу испытывае-
мых мною неудобств. Каррерас не обладал многими человеческими достоинс-
твами, не стоит и перечислять, но аккуратностью и методичностью он обла-
дал в полной мере. И до сих пор он ни разу еще не делал выводов из полу-
ченных им цифр, не проконсультировавшись предварительно по карте со сво-
им верным штурманом, старшим помощником Джоном Картером.

Мало-помалу ко мне частично вернулась ясность мысли, но особого об-
легчения это не принесло. Иногда Каррерас откладывал проверку на нес-
колько часов, это верно, но сегодня он никак не мог этого сделать по той
простой причине, что в этом случае проверка потеряла бы всякий смысл. До
нашего рандеву с "Тикондерогой" оставалось не больше трех часов, и про-
верка нужна ему была немедленно. Едва ли его могло смутить то обстоя-
тельство, что придется среди ночи будить больного человека. Можно пору-
читься, что через десять, от силы пятнадцать минут после получения сооб-
щения он появится в лазарете. И обнаружит, что его штурман удрал. Обна-
ружит, что дверь заперта изнутри, обнаружит Макдональда с пистолетом в
руке. У Макдональда был всего лишь пистолет с единственной обоймой, Кар-
рерас мог созвать сорок молодцов с автоматами. У сражения в лазарете мог
быть только один исход, вполне определенный, весьма скорый и совершенно
непоправимый. Я до жути ясно представил себе бешено стучащие автоматы,
заливающие лазарет свинцом. Макдональда и Сьюзен, Буллена и Марстона -
усилием воли я выгнал эту мысль из головы. Здесь нас ожидало поражение.

После того, как радист уйдет из рубки, если мне удастся проскользнуть
внутрь, если мне удастся передать радиограмму, сколько в итоге у меня
останется времени, чтобы вернуться в лазарет? Десять минут, никак не
больше, скажем семь или восемь минут на то, чтобы незаметно добраться до
левого борта, где у меня к стойке было привязано три троса, завязать
один у себя на поясе, ухватиться за второй, подать сигнал боцману, спус-
титься в воду и проделать, по возможности не утонув, обратный путь в ла-
зарет. Десять минут? Восемь? Я понимал, что и в два раза больше времени
мне не хватит. Героическое плавание от лазарета к корме едва меня не до-
конало, а обратный путь, против потока набегающей воды, обещал быть
вдвое труднее. Восемь минут? Все шансы были за то, что я вообще туда не
доберусь.

А может заняться радистом? Я мог его убить, когда он будет выходить
из рубки. Безрассудства у меня было достаточно, чтобы решиться на любой
шаг, а отчаянность давала определенные шансы на успех. Даже при наличии
часовых вокруг. Таким образом, Каррерас никогда не получит этого сообще-
ния. Но он будет его ждать. Наверняка. Его очень волнует эта последняя
проверка, он обязательно пошлет кого-нибудь выяснить причину задержки, и
если этот кто-то обнаружит, что радист убит или пропал, возмездие насту-
пит незамедлительно. Охранники, снующие там и сям, огни по всему кораб-
лю, все подозрительные места обшарены. И в том числе, конечно, лазарет.
А Макдональд по-прежнему там. С пистолетом.

Был еще путь. Он давал какую-то надежду на успех, но при том очевид-
ном недостатке, что мне пришлось бы оставить привязанными к стойке все
три уличающие меня троса. Но это, по крайней мере, еще не гарантия неу-
дачи.

Я нагнулся, нащупал рукой бухту и отрезал кусок фала ножом. Один ко-
нец фала завязал булинем у себя на поясе, обмотался длинным, футов на
шестьдесят, куском и заткнул второй конец за пояс. Пошарил в карманах и
нашел ключ от радиорубки, взятый у покойного Карлоса. Я стоял в темноте
под дождем и ждал.

Прошла минута, не больше, и появился радист. Он запер за собой дверь
и направился к трапу, ведущему на мостик. Спустя тридцать секунд я уже
сидел на только что освобожденном им месте и разыскивал позывной "Тикон-
дероги".

Свое присутствие в рубке скрывать не собирался, то есть свет не га-
сил. Это могло только вызвать подозрение у любого из часовых, который к
удивлению своему услышал бы стук передатчика в темноте.

Я дважды отбил позывной "Тикондероги" и со второго раза получил подт-
верждение. Один из подставных радистов Каррераса бдительно нес вахту.
Ничего другого, собственно, я и не ожидал.

Радиограмма получилась короткой, внушительное вступление гарантирова-
ло ей почтительное обращение: "Срочная, внеочередная, особой важности.
Получение немедленно доложить капитану". Я взял на себя смелость подпи-
саться следующим образом: "От министерства транспорта. Вице-адмирал Ри-
чард Ходсон. Начальник отдела морских перевозок". Я погасил свет, открыл
дверь и осторожно выглянул наружу. Любознательных слушателей нет, да и
вообще никого не видно. Вышел, запер замок и выбросил ключ за борт.

Через тридцать секунд я находился уже на шлюпочной палубе около лево-
го борта и внимательнейшим образом оценивал расстояние вдоль борта от
того места, где стоял, до уступа на полубаке. Что-то около тридцати фу-
тов. От того же уступа в тридцати футах вперед по борту был иллюминатор
лазарета. Если все так, я был сейчас как раз над ним, на три палубы вы-
ше. Если же я неправ... Лучше все же, чтобы оказался прав. Проверив узел
на поясе, пропустил второй конец троса через плечо шлюпбалки и свесил
его за борт. Я как раз собирался начать спуск, когда трос мягко шлепнул
о борт где-то внизу и туго натянулся. Кто-то его схватил и теперь тянул
из всех сил.

Я перетрусил, но на дальнейших моих действиях это не сказалось. Мною
руководила не мысль, а инстинкт самосохранения. Поэтому я не стал состя-
заться в перетягивании каната, а сжал шлюпбалку в объятиях с такой
страстью, которой и не подозревал в себе. Тому, кто захотел бы стянуть
меня за борт, пришлось бы выдернуть шлюпбалку из палубы и тащить ее
вместе со мной и шлюпкой впридачу. Но пока трос был так натянут, освобо-
диться я не мог. Не было возможности даже отпустить руку, не то что уж
развязать узел или вынуть нож.

Натяжение ослабло. Я потянулся к узлу и замер, как только трос натя-
нулся снова. И снова ослаб. Рывок, потом с короткими интервалами еще
три. Вместе с облегченным вздохом из меня, похоже было, вышел последний
остаток сил. Четыре рывка. Условный сигнал Макдональду, что я возвраща-