Чтение 48–й страницы книги ~Страх открывает двери~

лубе. Я снова услышал приглушенный хлопок выстрела из кольта - на расс-
тоянии девяти метров. Я едва слышал его сквозь завывание ветра, но уви-
дел, как от поверхности палубы отлетели искры и прошли в нескольких сан-
тиметрах от моего лица. Потом услышал свист использованных гильз, отле-
тевших от чего-то рикошетом в темноте ночи. Искры вселяли в меня ка-
кую-то надежду, так как это означало, что Лэрри пользуется пулями в ме-
таллической оболочке. Точно такими же пулями пользуются полицейские для
стрельбы в кузова машин и запертые двери. После стрельбы такими пулями
остаются отверстия с совершенно ровными краями, совсем непохожие на от-
верстия с рваными краями от грибообразных мягких пуль. Возможно, что пу-
ля, которой был ранен я, тоже прошла через плечо навылет.

Я поднялся и побежал, не видя, куда бегу. Мне это было безразлично.
Значение имело только одно: не куда бежать, а от чего бежать. И надо бы-
ло убежать как можно дальше. Ослепляющая канонада дождя свистела по па-
лубе, заставляя одновременно плотно закрывать оба глаза. Меня это радо-
вало: если мои глаза закрыты, значит, глаза Лэрри тоже закрыты.

Устремляясь вперед с закрытыми глазами, остановился только тогда,
когда налетел на металлическую лестницу. Я ухватился за нее, чтобы не
упасть, и, не сознавая, что делаю, успел подняться по лестнице метра на
три, прежде чем понял, что поднимаюсь. Я продолжал неуклонно лезть
вверх. Возможно, это был стародавний инстинкт человека: влезть повыше,
чтобы избавиться от опасности, заставившей меня искать спасения на высо-
те. Сознание, что лестница должна окончиться площадкой, на которой я мог
бы дать отпор Лэрри, заставляло меня подниматься все выше. Это был тяже-
лый и изнурительный подъем. Если бы не было этого бешеного ветра, подъем
не был бы для меня слишком тяжелым. Кроме того, я мог пользоваться толь-
ко одной рукой. Левое плечо болело не очень сильно, потому что онемело.
Боль придет позже. Теперь же у меня было такое ощущение, что вся левая
рука парализована, и каждый раз, как правая рука отпускала очередную
ступеньку, чтобы схватиться за следующую, расположенную выше, ветер сду-
вал меня с лестницы, и мои пальцы хватались за следующее кольцо при пол-
ностью вытянутой руке. Затем я должен был, вплотную прижавшись к лестни-
це, подтянуться здоровой рукой вверх, и утомительный процесс начинался
снова. После того, как одолел ступенек сорок, моя здоровая правая рука и
плечо горели, как в огне.

Я набрал в легкие воздуха, закинул руку на следующую ступеньку и пос-
мотрел вниз. Этого мимолетного взгляда было достаточно, чтобы начисто
забыть о боли, усталости и, сгорбившись, как гигантский сумчатый медведь
- коала, подниматься еще быстрее. У подножия лестницы, размахивая фона-
риком во всех направлениях, стоял Лэрри. Несмотря на то, что у него
птичьи мозги, он все же догадается посветить наверх. Только вопрос вре-
мени, когда он осветит меня.

Это была самая длинная лестница, на которую я когда-либо взбирался.
Она казалась бесконечной. Теперь я понял, что лестница - какая-то часть
буровой вышки. Более того, я понял, что эта лестница приведет меня к
"обезьяньей доске" - узенькой доске, стоя на которой, кто-то из работаю-
щих на вышке направлял полутонные секции бура, поднимающегося из земли
на находящиеся сзади стеллажи. Я мог вспомнить об этой "обезьяньей дос-
ке" только то, что на ней не было оградительных канатов или перил, так
как они только помешали бы направлять тяжелые секции бура в нужном нап-
равлении.

Резкая дребезжащая вибрация сопровождалась каким-то лязгающим звуком.
Было такое впечатление, что по железной лестнице бьют кувалдой. Так Лэр-
ри объявил, что обнаружил меня. Пуля ударилась о ступеньку, на которой
стояла моя нога. Какое-то кошмарное мгновение! Мне казалось, что она
пробила мне ногу. Потом я понял, что с ногой все в порядке, и снова пос-
мотрел вниз.

Лэрри лез вслед за мной. Я не видел его, но видел кольт, которым он
размахивал, поднимаясь по лестнице в три раза быстрее меня. Лэрри не от-
личался особой храбростью, но то ли подбодрил себя наркотиками, то ли
его гнал вверх страх, что мне удастся уйти от него и Вилэнду станет из-
вестно, что он пытался убить меня. А возможно то, что в его пистолете
осталась всего одна, максимум две пули. Он наверняка считал, сколько
сделал выстрелов и сколько пуль осталось.

И тут я почувствовал, что над моей головой и вокруг как-то посветле-
ло. Вначале решил, что свет идет от сигнальных огней, горящих на буровой
вышке, но как только мне в голову пришла эта мысль, понял, что ошибаюсь.
Крыша буровой вышки была все еще более чем в тридцати метрах у меня над
головой. Я снова набрал воздух в легкие, прищурил глаза так, что ресницы
почти сомкнулись, чтобы предохранить глаза от дождя, и сквозь ресницы
посмотрел вверх в сумрачную мглу.

Метрах в трех от моей головы была площадка, освещенная справа слабым
светом. Но этого слабого света было достаточно, чтобы в лабиринте балок,
из которых состояла буровая вышка, я увидел справа что-то похожее на
будку. Фонарь Лэрри на мгновение замер, а потом стал светить вертикально
вверх, и я увидел то, от чего мне стало, мягко говоря, не по себе: пло-
щадка у меня над головой была не из цельного листового металла, а предс-
тавляла собой решетку, через которую можно было увидеть каждое движение
человека, если он стоял на ней. Моей надежде дождаться того момента,
когда голова Лэрри появится на уровне площадки, и ударить его ногой по
плечам не суждено было осуществиться.

Я посмотрел вниз. Лэрри был метрах в трех от меня. Дуло его пистолета
и свет фонарика были направлены на меня. Я видел слабый отблеск света на
дуле его пистолета и темную дырку в середине, где пряталась смерть. Лег-
кий нажим на курок, и из этой темной дырки покажется яркий язычок пламе-
ни, который на мгновение озарит мрак ночи. И занавес для Тальбота опус-
тится. Интересно, отвлеченно и отупело думал я, успеют ли мои глаза уви-
деть эту яркую вспышку, прежде чем пуля и забвение, которое она несет с
собой, навсегда закроют мои глаза. И тут я медленно осознал, что

Лэрри не выстрелит. Не выстрелит даже если сошел с ума настолько, что
готов выстрелить, потому что всей душой ненавидит меня. И все же сейчас
он не выстрелит. Мертвый груз моего тела, весящий восемьдесят три килог-
рамма, падая, сбросит его с лестницы, как муху. Падение с этой высоты,
равной высоте десятиэтажного дома, грозит тем, что мы ударимся о сталь-
ную платформу, отскочим от нее и упадем в море с такой быстротой, что ни
одна живая душа не увидит нас.

Я продолжал лезть вверх и добрался до решетки. Если бы это была цель-
ная площадка, думаю, что я не смог бы влезть на нее при таком ветре: моя
единственная здоровая рука царапала бы гладкую металлическую поверхность
до изнеможения, а потом я свалился бы с лестницы. Теперь я просунул руку
через решетку, и мне удалось вцепиться в металл, подтянуться и влезть на
решетку.

Лэрри был совсем рядом. Он жестикулировал своим фонарем, и я понял,
что он хочет этим сказать. Я передвинулся на одну сторону площадки и
прошел мимо будки. В углу ниши на полке была лампа, отбрасывающая слабый
свет. Я стал ждать. Лампа освещала только верхнюю половину тела. Дальше
свет не достигал.

Медленно, осторожно, не отрывая от меня глаз, Лэрри вылез на решетку
и встал на ноги. Я продолжал продвигаться вперед по "обезьяньей доске",
медленно пятясь задом и повернувшись лицом к Лэрри. Справа я смутно ви-
дел длинные стеллажи, на которых хранились трубы для бурения. Слева был
край "обезьяньей доски". Никакого ограждения не было. Впереди отвесная
пропасть глубиной более тридцати метров. Я остановился. "Обезьянья дос-
ка" проходила снаружи буровой вышки по всему ее периметру, и Лэрри пы-
тался вынудить меня перейти на северный край доски: там независимо от
того, есть ветер или нет, достаточно одного сильного удара прикладом
пистолета 45-го калибра, чтобы я, кувыркаясь в воздухе, упал в море с
высоты пятидесяти метров. Лэрри подобрался совсем близко ко мне. Фонарик
свой он выключил. Свет, падающий из ниши, освещал только верхнюю часть
будки, оставляя в тени только около метра снизу. Но этого света Лэрри
было достаточно. Он не хотел пользоваться фонариком еще и потому, что
его колеблющийся свет могут заметить с палубы и заинтересоваться, какой
сумасшедший полез на "обезьянью доску" при таком ураганном ветре, когда
все работы отменены.

Лэрри остановился в метре от меня. Он тяжело дышал и по-волчьи скалил
зубы.

- Иди, иди, Тальбот! - крикнул он.

Я покачал головой:

- Дальше не пойду. - Вообще-то, я не слышал этих его слов и ответил
автоматически. Сейчас я увидел то, от чего в моих жилах застыла кровь,
то, что было несравненно холоднее хлестких ударов дождя. В радиорубке
мне показалось, что Мэри Рутвен только притворилась, потеряв сознание.
Теперь я знал, что был прав. Она не теряла сознания, и как только мы
вышли из радиорубки, встала на ноги. Невозможно было не узнать эту поб-
лескивающую в темноте золотую головку, эти тяжелые косы, которые появи-
лись над верхней ступенькой лестницы на фоне окружающей ее ночи.

"Милая глупышка, - подумал я, - сумасшедшая, маленькая глупышка". Я
не думал о том, какая была нужна отчаянная храбрость, чтобы влезть на
эту лестницу, чтобы совершить этот изнурительный подъем, который может
только присниться в кошмарном сне. Я даже не подумал о том, что отчаян-
ная храбрость этой девушки вселила в меня надежду. Я испытывал только
горечь, возмущение и отчаяние, но самым сильным было ощущение, что мир
навсегда потерян для Мэри Рутвен.

- Иди, иди, - снова крикнул Лэрри.

- Идти, чтобы ты сбросил меня в море? Нет.

- Повернись.

- Чтобы ты ударил меня пистолетом и меня нашли на палубе внизу, и при
этом никто бы не догадался, что это твоих рук дело? - Мэри была уже на
полпути ко мне. - Нет, я не повернусь, Лэрри. Освети фонарем мое левое
плечо.