Чтение 48–й страницы книги ~Киноповести~

обязательно днем пойдут в открытый бассейн спорткомплекса "Динамо",
подумала я.

...Кисуля и Симка-Гулливер сидели на пустынных трибунах открытого
бассейна со спортивными сумками в руках. Они уже свое отплавали и теперь,
поглядывая на малышей в "лягушатнике", трепались с двумя детскими
тренерами - Симпатичными молодыми ребятами.

Кисуля посмотрела на часы, перекинула сумку через плечо:

- Посиди, Симка, поболтай. Сейчас вернусь.

Я всегда знала, что по восемьдесят восьмой статье - "Нарушение правил
о валютных операциях..." И так далее - могут взять только с поличным.
Хвать тебя за лапку при совершении сделки и, как говорится, "привет
родителям"! От трех до восьми. А вот как это делается - только слышала.
Меня саму бог миловал...

Она спустилась вниз под трибуны и не торопясь вышла из спортивного
комплекса на залитую солнцем стоянку машин. Подошла к своей одинокой
"семерочке", закурила и еще раз посмотрела на часы.

Тут к ее сверкающему "жигуленку" подкатил затрюханный "Москвич-407" и
затормозил. Кисуля оглянулась вокруг - не видит ли кто - и юркнула на
заднее сиденье "Москвича".

Сидевший за рулем этого чуда техники обернулся к ней и... Оказался
Петром Никаноровичем! "Дедом на входе", как называет их наш профсоюз.
Швейцаром из нашей гостиницы! Вот шустрый отставник!..

Кисуля протянула ему толстый конверт. Петр Никанорович заглянул в
конверт, упиханный долларами, и спросил:

- Сколько?

- Как договаривались, - Кисуля нервничала.

- Держи, - швейцар передал ей пачку советских денег.

- Двигатель выключи, дышать нечем.

- Не учи, - Петр Никанорович цепко оглядел стоянку, выход из бассейна
и высокие густые кусты у ограды. Но двигатель не выключил.

Кисуля положила пачку денег на колени и стала их пересчитывать.

- Совсем спятила? - Зашипел швейцар. - Нашла время?..

- В прошлый раз два стольника не доложил, старая сволочь, и сейчас
хочешь напарить? - Огрызнулась Кисуля.

И в эту секунду с двух сторон распахнулись передние дверцы "Москвича"
и голос толи Кудрявцева произнес:

- Сидеть! Не двигаться!

Кто мог подумать, что старик такой прыткий? Видать, вспомнил свою
лихую военную молодость...

В мгновение ока Петр Никанорович выбросил на асфальт конверт с
долларами и рванул машину вперед. Толя - с левой стороны машины, а Михаил
Михайлович - с правой полетели кувырком. Так он их саданул своим
"Москвичем"!

Но тут же из кустов вылетела спрятанная там черная оперативная
"Волга". За рулем сидел Женя. Он направил "Волгу" наперерез "Москвичу" и
подставил себя под страшный удар...

Потом была "скорая помощь" и еще одна милицейская машина, в которой
уже сидел Петр Никанорович в наручниках...

Стояли искореженные "Москвич" и "Волга"...

Бережно несли окровавленного и очень бледного женю...

Билась в истерике и рвалась к носилкам Кисуля:

- Женечка, я не виновата! Я не хотела, женечка!.. Это все он! Он!..
Не виновата я, Женя!..

Толя Кудрявцев вытряхивал свой пиджак, чистил брюки.

- Заткнись, стерва, - негромко сказал он Кисуле. - Только ты и
виновата. Не было бы тебя, не было бы и его, - он показал на сидящего в
машине Петра Никаноровича в наручниках. - И Женя был бы жив и здоров. Утри
сопли и садись в машину. Помоги ей, Миша...

Ничего об этом не зная, я несколько дней спустя позвонила в Ленинград
маме.

- Мамочка! Ты меня хорошо слышишь? Слушай меня внимательно! - Кричала
я в трубку. - Эдик купил мне тур в Советский Союз, в Ленинград. И заказал
билеты на конец месяца. Нет... Раньше все было забито. Сам он, к
сожалению, не приедет. Нет... Он у нас теперь начальник отдела, и пока
фирма его не отпускает из стокгольма!.. Нет, нет! У нас все в порядке!..
Все в порядке! Спроси своего козла, что привезти ему из Швеции... Ну, ты
же у меня гениальный педагог! Песталоцци, ушинский и макаренко - просто
мальчики в сравнении с тобой! Как ты себя чувствуешь? Ну, слава богу!..

Мама сидела на постели и ее оголенная худенькая рука была обернута
манжеткой тонометра.

Врач из "неотложки" терпеливо ждал конца нашего разговора.

На столе стоял кардиограф. Сестра набирала из ампулы кардиамин в
шприц.

Покуривал в открытое кухонное окно Козел...

- На днях звонила Сима!.. Сима, говорю, звонила! У ниночки какие-то
неприятности... Нет, я не знаю. Симочка сказала, что сама тебе позвонит...
Нет, ляля еще не вернулась. Хорошо, деточка, - говорила мне мама. - Не
волнуйся. Привет Эдику. И я тебя целую. Целую, говорю, и очень тебя жду.
До свидания, доченька... До свидания.

Мама положила телефонную трубку и виновато посмотрела на доктора.

- Простите меня, пожалуйста. Это все-таки заграница...

- Алла Сергеевна, нужно сделать еще одну кардиограммку, - сказал
доктор.

- Тебе привет от мамы, - вспомнила я.

- Спасибо, - вежливо поблагодарил Эдик. - Я думаю, что будет лучше,
если не мы будем звонить маме, а она - нам. В россии это значительно
дешевле. А потом мы отдадим ей деньги по курсу.

- Что? - Не поняла я.

- Я говорю, что международные разговоры по телефону из россии намного
дешевле, чем у нас. Пусть лучше мама нам звонит, а мы ей потом
компенсируем эти затраты.

- Господи!!! - Возмутилась я. - Да пошел ты!.. Когда я из тебя
человека сделаю?!..

При возвращении домой, на выборгской таможне вите устроили шмон.

Нашли у него мою посылочку для отца, распатронили ее и прицепились:

- Если это не ваши вещи, то почему вы их в декларацию не записали?
Вот же специальный пункт: "Вещи или ценности, принадлежащие другим лицам..."

- Да я и забыл совсем про них! Какие это "ценности"...

Перед таможенником лежали две пары шерстяных носков, детское
барахлишко и пакет фирмы "И.К.Е.А." с ленинградским адресом моего отца.

- Вы двадцать раз в год границу пересекаете! Неужели трудно соблюдать
таможенные правила? Сегодня везете незаписанные в декларацию чужие носки,
завтра - видеокассеты с антисоветскими фильмами, а послезавтра порнографию
повезете, да?..

- Вы мне только дело не шейте, - усмехнулся Витя.

- А я и не собираюсь ничего вам шить. Забирайте свои вещички и
поезжайте спокойненько. Разбираться будете со своим начальством. Им и
объясните - от кого возите, кому... Всего доброго.

Когда спустя две недели настал день очередного приезда вити в Швецию,
я страшно нервничала и мечтала побыстрее спровадить Эдика на работу, чтобы
успеть привести себя в боевой порядок и помчаться в порт "Викинг-лайн"
встречать витю.

Я крутилась перед зеркалом, как девчонка, переменила десять шмоток и
даже наподдала Фросе под хвост, чтобы не путалась под ногами...

Трижды я бралась сверять совтрансавтовский календарик (с обведенным
фломастером числом витиного приезда) с большим кухонным календарем.
Словом, "дергалась, как свинья на веревке", как сказала бы Кисуля.

Но на этот раз в порт я поехала несколько иным путем. У меня был
запас во времени, и я неторопливо подкатила к единственной в стокгольме
православной церкви. Мне уже давно хотелось зайти сюда, но я все время не
решалась этого сделать. А сегодня потянуло меня к этой церквухе со
страшной силой!

Я вылезла из машины, тщательно оглядела себя в зеркальце и
припудрилась. Словно хотела предстать перед господом богом в приличном
виде.

Двери церкви были открыты, и оттуда тянуло прохладой. В сумрачной
глубине мерцали лампады перед иконами.

Я постояла-постояла в дверях, да так и не смогла заставить себя
перешагнуть через порог. Вздохнула судорожно и вернулась к машине...

Ровно в девять я уже была в порту и стояла на "своей" тумбе, а Фрося
сидела на крыше "вольвочки".

Из открытого зева гигантского парома нескончаемо текли большие и
маленькие автомобили всех стран мира. Но из этого ошеломляющего потока мне
нужна была только одна машина.

И когда, наконец, она появилась и я различила овальную марку "Совьет
Бнион" и номер АВЕ 51-15, то как коза запрыгала на этой дурацкой каменной