услышали его соленое дыхание. Горизонт ширился и светлел, и вот оно
простерлось перед нами, беспокойное, могучее и бескрайнее.
ним деревня. Мы справились, как проехать к дому, где собирались посе-
литься. Оставался еще порядочный кусок пути. Адрес нам дал Кестер. После
войны он прожил здесь целый год.
калитке и дал сигнал. В окне на мгновение показалось широкое бледное ли-
цо и тут же исчезло.
Через минуту к нам вышла фройляйн Мюллер, владелица виллы, - миловидная
седая дама, похожая на старую деву. На ней было закрытое черное платье с
брошью в виде золотого крестика.
тик, и вышел из машины.
сказал я.
Как поживает господин Кестер?
знаком с Отто. Мой ответ как будто удовлетворил ее. Подошла Пат. Она ус-
пела поднять чулки. Взгляд фройляйн Мюллер смягчился. К Пат она отнес-
лась, видимо, более милостиво, чем ко мне.
найдется, - заявила фройляйн Мюллер, покосившись на меня. - Вам я пре-
доставлю самую лучшую, - обратилась она к Пат.
чувствуя себя лишним, - фройляйн Мюллер обращалась только к Пат.
была довольно просторной, светлой и уютной и имела отдельный выход в
сад, что мне очень понравилось. На одной стороне было подобие ниши.
Здесь стояли две кровати.
другая?
меня нет лучшей.
же добавила:
не сдвинулся с места. Я незаметно взглянул на Пат. Прислонившись к окну,
она смотрела на меня, давясь от смеха.
ляйн Мюллер. Делать было нечего, и я решил не открывать ей правды. Она
бы еще, чего доброго, вскрикнула и упала в обморок. - Просто мы привыкли
спать в двух комнатах, - сказал я. - Я хочу сказать - каждый в своей.
верие. - У моей жены очень легкий сон. Я же, к сожалению, довольно гром-
ко храплю.
словно уже давно догадывалась об этом.
втором этаже. Но брак был для нее, очевидно, священным делом. Она отво-
рила дверь в маленькую смежную комнатку, где, кроме кровати, не было
почти ничего.
ли я кому-нибудь? - Я хотел узнать, будем ли мы одни на нижнем этаже.
внезапно слетела вся важность. - Кроме вас, здесь никто не живет. Все
остальные комнаты пустуют. - Она с минуту постояла с отсутствующим ви-
дом, но затем собралась с мыслями: - Вы желаете питаться здесь или в
столовой?
решился сказать правду - в этой старой чертовке есть что-то церковное. Я
ей как будто тоже не очень понравился. Странно, обычно я пользуюсь успе-
хом у старых дам.
ши в доме, и вдруг такие величественные манеры!
пальные принадлежности.
белая купальная шапочка то появлялась, то исчезала в синем перекате
волн. Над морем кружились и кричали чайки. На горизонте медленно плыл
пароход, волоча за собой длинный султан дыма.
ляться сонливой бездумной лени. Я закрыл глаза и вытянулся во весь рост.
Подо мной шуршал горячий песок. В ушах отдавался шум слабого прибоя. Я
начал что-то вспоминать, какой-то день, когда лежал точно так же...
нас неожиданно отвели на несколько дней в Остенде на отдых. Майер,
Хольтгоф, Брайер, Лютгенс, я и еще кое-кто. Большинство из нас никогда
не были у моря, и эти немногие дни, этот почти непостижимый перерыв меж-
ду смертью и смертью превратились в какое-то дикое, яростное наслаждение
солнцем, песком и морем. Целыми днями мы валялись на пляже, подставляя
голые тела солнцу. Быть голыми, без выкладки, без оружия, без формы, -
это само по себе уже равносильно миру. Мы буйно резвились на пляже, сно-
ва и снова штурмом врывались в море, мы ощущали свои тела, свое дыхание,
свои движения со всей силой, которая связывала нас с жизнью. В эти часы
мы забывались, мы хотели забыть обо всем. Но вечером, в сумерках, когда
серые тени набегали из-за горизонта на бледнеющее море, к рокоту прибоя
медленно примешивался другой звук; он усиливался и наконец, словно глу-
хая гроза, перекрывал морской шум. То был грохот фронтовой канонады. И
тогда внезапно обрывались разговоры, наступало напряженное молчание, лю-
ди поднимали головы и вслушивались, и на радостных лицах мальчишек, на-
игравшихся до полного изнеможения, неожиданно и резко проступал суровый
облик солдата; и еще на какое-то мгновение по лицам солдат пробегало
глубокое и тягостное изумление, тоска, в которой было все, что так и ос-
талось невысказанным: мужество, и горечь, и жажда жизни, воля выполнить
свой долг, отчаяние, надежда и загадочная скорбь тех, кто смолоду обре-
чен на смерть. Через несколько дней началось большое наступление, и уже
третьего июля в роте осталось только тридцать два человека. Майер,
Хольтгоф и Лтюгенс были убиты.
сился. При других воспоминаниях этого не бывало.
лотистая солнечная дорожка. С ее плеч стекал мокрый блеск, она была так
сильно залита солнцем, что выделялась на фоне озаренного неба темным си-
луэтом. Она шла ко мне и с каждым шагом все выше врастала в слепящее си-
яние, пока позднее предвечернее солнце не встало нимбом вокруг ее голо-
вы.
залось мне это видение: просторное синее небо, белые ряды пенистых греб-
ней моря, и на этом фоне - красивая, стройная фигура. И мне почудилось,
что я один на всей земле, а из воды выходит первая женщина. На минуту я
был покорен огромным, спокойным могуществом красоты и чувствовал, что
она сильнее всякого кровавого прошлого, что она должна быть сильнее его,
ибо иначе весь мир рухнет и задохнется в страшном смятении. И еще
сильнее я чувствовал, что я есть, что я просто существую на земле и есть
Пат, что я живу, что я спасся от ужаса войны, что у меня глаза, и руки,
и мысли, и горячее биение крови, и что все это - непостижимое чудо.