доставляет лишь папироса, выкуренная лёжа -- на своей полоске нар, на своей
вагонке, -- неторопливая папироса со взором, уставленным в потолок, где
проплывают картины невозвратного прошлого и недостижимого будущего.
курильщик, придерживался ошибочной теории, что в комнате должен быть чистый
воздух. В тюрьме усвоив прочно, что свобода начинается с уважения прав
других, Хоробров со вздохом спустил ноги на пол и направился к выходу. При
этом он увидел толстенькую книгу в руках Абрамсона и сразу же определил, что
такой книги в тюремной библиотеке нет, значит, она с воли, а оттуда плохую
не попросят.
взял?" (ответ Абрамсона мог услышать конструктор или Нержин). Он подошёл к
Абрамсону вплотную и сказал тихо:
Кристо".
мастера стригли ножницами под все капризы и медленно, потому что срок
впереди у них был большой.
весёлом настроении вышел курить в коридор.
студенческом городке на Стромынке, этот последний час перед свиданием
волнуется и Надя. На свидании разбегаются мысли, теряешь, что хотел сказать,
надо сейчас записать на бумажке, выучить, уничтожить (бумажку с собой взять
нельзя), и только помнить: восемь пунктов, восемь -- о том, что возможен
отъезд; о том, что срок не кончится на сроке -- ещё будет ссылка; о том,
что...
Доронина и принята многими. Это был белый лоскуток (от простыни, разодранной
на шестнадцать частей, но каптёр этого не знал) с пришитым к нему белым
воротничком. Лоскутка этого хватало только, чтобы в распахе комбинезона
покрыть нижнюю сорочку с чёрным штампом " МГБ-Спецтюрьма •1". И ещё были две
тесёмки, которые перебрасывались на спину и там завязывались. Манишка
помогала создать видимость всеми желаемого благополучия. Незатейливая в
стирке, она верно служила и в будни, и в праздники, не стыдно было перед
вольными сотрудницами института.
пытался придать блеск своим потёртым ботинкам (ботинок тюрьма к свиданию не
меняла, так как они не были видны под столом).
опасные, такова была игра инструкций), Хоробров уже запоем читал.
Конструктор своей обильной штопкой захватил кроме кровати и часть пола,
кроил там и перекладывал, отмечая карандашом, Абрамсон же, чуть отвалив
голову на бок от книги, щурился с подушки и поучал его так:
упаси от формального отношения. Не торопитесь, кладите к стежку стежок и
каждое место проходите крест накрест дважды. Потом распространённой ошибкой
является использование гнилых петель у края рваной дыры. Не дешевитесь, не
гонитесь за лишними ячейками, обрежьте дыру вокруг. Вы фамилию такую --
Беркалов, слышали?
этих, знаете, пушек БС-3, замечательные пушки, у них начальная скорость
сумасшедшая. Так вот Беркалов так же в воскресенье, так же на шарашке сидел
и штопал носки. А включено радио. "Беркалову, генерал-лейтенанту, сталинскую
премию первой степени."
стал на электроплитке оладьи жарить. Вошёл надзиратель, накрыл, плитку
незаконную отнял, на трое суток карцера составил рапорт начальнику тюрьмы. А
начальник тюрьмы сам бежит как мальчик: "Беркалов! [С вещами]! В Кремль!
Калинин вызывает!"... Такие вот русские судьбы...
в графе "национальность" не "русский", а "зэк", и кончавший к 1950 году
восемнадцатый год заключения, приложил остриё своего карандаша ко многим
техническим изобретениям от прямоточного котла до реактивного двигателя, а в
некоторые из них вложил и душу.
должно употребляться с осторожностью, что только зэк наверняка имеет
бессмертную душу, а [вольняшке] бывает за суетою отказано в ней. В дружеской
зэчьей беседе над миской остывшей баланды или над стаканом дымящегося какао
Челнов не скрывал, что это рассуждение он заимствовал у Пьера Безухова.
Когда французский солдат не пустил Пьера через дорогу, известно, что Пьер
расхохотался: -- "Ха-ха! Не пустил меня солдат. Кого -- меня? Мою
бессмертную душу не пустил!"
разрешалось не надевать комбинезона (по этому вопросу обращались лично к
Абакумову). Главное основание такой льготы лежало в том, что Челнов не был
постоянный зэк шарашки Марфино, а зэк переезжий: в прошлом
член-корреспондент Академии Наук и директор математического института, он
состоял в особом распоряжении Берии и перебрасывался всякий раз на ту
шарашку, где вставала самая неотложная математическая проблема. Решив её в
главных чертах и указав методику расчётов, он был перебрасываем дальше.
обычные тщеславные люди: костюм он надел недорогой, и даже пиджак и брюки не
совпадали по цвету; ноги он держал в валенках; на голову, где сохранились
седые очень редкие волосы, натягивал какую-то вязаную шерстяную шапочку, то
ли лыжную, то ли девичью; особенно же отличал его дважды захлёстнутый вкруг
плеч и спины чудаковатый шерстяной плед, тоже отчасти похожий на тёплый
женский платок.
его фигуру не смешной, а величественной. Долгий овал его лица, острый
профиль, властная манера разговаривать с тюремной администрацией и ещё тот
едва голубоватый свет выцветших глаз, который даётся только абстрактным
умам, -- всё это странно делало Челнова похожим не то на Декарта, не то на
Архимеда.
абсолютного шифратора, то есть, прибора, который своим механическим
вращением мог бы обеспечить включение и переключение множества реле, так
запутывающих порядок посылки прямоугольных импульсов изуродованной речи,
чтобы даже сотни людей, поставив аналогичные приборы, не могли бы
расшифровать разговора, идущего по проводам.
подобного шифратора. Этим занимались все конструкторы, кроме Сологдина.
всем, что память его ослаблена длительным голоданием, способности
притуплены, да и от рождения ограничены, и что выполнять он в состоянии
только подсобную работу. Так смело он мог сыграть потому, что на Инте был не
на общих, а на хорошей инженерной должности и не боялся возврата туда.
(Именно поэтому он на шарашке в служебных разговорах с начальством мог
разрешить себе подыскивать заменители иностранных слов, даже таких, как
"инженер" и "металл", заставляя ждать, пока придумает. Это было бы
невозможно, если б он стремился выслужиться или хотя бы получить повышенную
категорию питания.)
где царили напряжение, спешка, нервность, Сологдин таким образом выбился в
тихое боковое русло. Там, без почёта и без укора, он контролировался
начальством слабо, располагал достаточным свободным временем и --
безнадзорно, тайно, по вечерам, -- стал по своему разумению разрабатывать
конструкцию абсолютного шифратора.
ума.
никак не давалось десяти инженерам, специально на то назначенным, но
непрерывно погоняемым и дёргаемым. (А уши его были открыты, он слышал, как
ставится задача, и в чём их неуспех.) Два дня назад Сологдин дал свою работу
на просмотр профессору Челнову -- тоже неофициально. Теперь он поднимался по
лестнице рядом с профессором, почтительно поддерживая его под локоть и
ожидая приговора своей работе.
слова не проронил об оценке, жадно ожидаемой Сологдиным, а беззаботно
рассказывал об утренней прогулке со Львом Рубиным. После того, как Рубина не
пустили "на дрова", он читал Челнову своё стихотворение на библейский сюжет.
В ритме стихотворения всего один-два срыва, есть свежие рифмы, например
"Озирис -- озарись", и вообще стихотворение надо признать недурным. По
содержанию же -- это баллада о том, как Моисей сорок лет вёл евреев через
пустыню в лишениях, жажде, голоде, как народ безумно бредил и бунтовал, но
не был прав, а прав был Моисей, знавший, что в конце концов они придут в
землю обетованную. Рубин особенно подчёркивал слушателю, что [сорока] лет
Шилова Юлия
Корнев Павел
Свержин Владимир
Корнев Павел
Володихин Дмитрий
Афанасьев Роман