Чтение 48–й страницы книги ~Анахрон-1~

удивительного. Все деньги наверняка сходу пропиваются.
Поковыряла розовые и коричневые шарики ложечкой. Попробовала. Сказала:
- Иис...
- Айс криим, - подсказал Сигизмунд по-английски.
- Нии. Иис йах снэвс...
- Это тебе, девка, не сугробы жевать. Это мороженое. Мо-ро-же-ное.
- Иис, - тянула свое девка.
Тут Сигизмунд поймал маслянистые взгляды каких-то кавказцев, устремленные на
Лантхильду. Нордичность девкина их манит. Своих баб у них, что ли, мало?
По счастью, эпизод с кавказцами ни во что не вылился, потому что был оборван
совершенно дикой выходкой Лантхильды.
В кафе вошла семейная пара. Оба - явно околопенсионного возраста. Предки этих
супругов, а может, и они сами в детстве, ездили на оленях по тундре. Это было
видно сразу. Но они долго жили в Питере, между собой говорили по-русски и ничем
в толпе не выделялись. Разве что чертами лица - широкими скулами, узкими
глазами. Да еще неизбывной приверженностью к пышным меховым шапкам.
Они взяли себе кофе и сели за соседний столик. Начали о чем-то разговаривать.
Глядя на эту симпатичную пожилую пару, Сигизмунд втайне раскаивался, что возвел
напраслину на целый народ и вешал Татьяне на уши лапшу, повествуя об озверевших
от падения метеорита и вконец оманчжурившихся тунгусах.
От раздумий Сигизмунда оторвала девка. Под столом она вцепилась в его руку. Он
поднял на нее глаза - она побелела, как сметана. Даже губы стали серые. Плохо
ей, что ли?
- Ты чего? - спросил он.
Девка не отвечала. В ужасе косила глазом на мирных пенсионеров. Потом сползла со
стула и на полусогнутых ногах, тихо-тихо, двинулась к выходу. Брошенный
Сигизмунд вскочил и побежал за ней. Успел услышать еще, как кавказцы что-то
сказали в спину - явно обидное - и заржали.
Сигизмунд поймал Лантхильду в десяти шагах от кафе. Схватил за руку. Рявкнул:
- Что?!.
Она показала в сторону кафе. Он не понял. Она еще раз показала на кафе, потом
растянула глаза к вискам и в довершение пантомимы провела себя ладонью по горлу.
Они стояли на тротуаре. Народ обтекал их, многие оглядывались. Лантхильда
тряслась от страха. Сигизмунд уже знал, что она не притворяется. Она никогда не
притворяется. По крайней мере, все то время, что он ее знал.
Тут дикая мысль посетила Сигизмунда. А что, если все наплетенное им об озверелых
тунгусских фундаменталистах - правда? Может, девка - действительно какая-нибудь
дхарская беженка из тайги? Может, такие же раскосые у нее всю родню вырезали?
Да нет, бред. Кого чукчи могут вырезать? Они моржа-то подчас завалить не могут.
Стоп. О моржах ни слова.
Ладно, дома расспросит. Пора очки забирать.
К оптике надо было идти, слава Богу, не мимо кафе. Поэтому девка легко дала себя
увести. По дороге обидчиво говорила что-то. Насколько понимал Сигизмунд,
распекала его. За беспечность, видать, укоряла.
Получив заказ и расплатившись, Сигизмунд водрузил очки девке на нос. Вид
Лантхильда обрела очень строгий. Глазами за стеклами похлопала. Потом
подпрыгнула, забила в ладоши. Мрачноватые продавщицы невольно заулыбались. Самая
неприветливая вдруг сказала:
- Заходите к нам еще.
* * *
По дороге домой и дома девка глядела на все с глубочайшим изумлением. На
Сигизмунда то и дело поглядывала, будто в первый раз видит. На кобеля
воззрилась. Даже засмеялась от радости.
То снимала очки, то снова цепляла их на нос. Сравнивала, видать. Перед зеркалом
вертелась. Лоб хмурила. Вид имела важный, ученый.
- Ну девка, - сказал Сигизмунд, - ты теперь прямо Софья Ковалевская!
Лантхильда изящности сравнения не оценила. Сигизмунд прозревал, как бьется за
гладким девкиным лбом незатейливая мысль: пыталась осознать, что же такое с ней,
с девкой, произошло?
Сигизмунда осчастливить решилась с неохотой: сняла очки с носа и на него надеть
пыталась. Сигизмунд очки отверг, проворчав:
- Ты бы еще на кобеля их нацепила, макака...
Девка с видимым облегчением вновь вступила в единоличное владение продукцией
Мильденбергероптик.
Сигизмунд оставил Лантхильду осваиваться с новшеством и поехал в "Морену".
Как приехал, сразу завертелся. Светочка сказала, что звонили первые
субарендаторы. Отказываются. Нашли себе получше. Сигизмунд сказал: "не очень-то
и хотелось", но на всякий случай перезвонил - удостоверился и расставил все
точки над "ы", как выражался в таких случаях боец Федор.
Почти тут же отзвонил ГРААЛЮ. Давайте, ребята, дерзайте. Путь свободен.
Потом ездили с Федором за кормами. Привезли в контору. Светочка спросила, можно
ли ей отсыпать для кошки.
- У тебя же не было кошки, Светка?
- Котеночка завели, - поведала Светочка.
Сигизмунд только рукой махнул. Мол, котят таким дерьмом кормить...
Светочка прогрызла ножничками маленькую деликатную дырочку в боку бумажного
мешка. Отгребла себе немножечко в кулечек.
- Да что ты как украла.
- Так ведь и украла, Сигизмунд Борисович.
- Ну так пойди и взвесь, а я с тебя потом в день получки вычту.
Светочка обиделась.
Сигизмунду было некогда утешать Светочку. Он почти сразу же уехал - развозить
продукцию по точкам. В одном месте разругались. Разговоров о ничтожном конфликте
хватило аккурат на всю дорогу до следующей точки, причем говорил в основном
Федор, а Сигизмунд больше соглашался. Возмущался Федор цветисто, разнообразно и
забористо, с примерами из своей армейской жизни, а также из жизни шурина.
Слушать Федора было интересно.
Потом ездили за химикатами. Проезжали по Обводному каналу. Дорога здесь - мягко
говоря... Всякий раз дивуешься, что в канал еще не полетел, решетку своротив.
Печально закончить жизнь вот так, в жидком дерьме, именуемом водами Обводного
канала...
Таковы были незатейливые мысли Сигизмунда. Федор же об ином вдруг задумался.
Попросил остановиться минут на пятнадцать. Мол, в храм ему надо зайти.
Потребность ощутил.
Сигизмунд любопытства ради потащился вместе с Федором. Вошли, сняли шапки,
попривыкли к теплу и полумраку. Федор решительно перекрестился три раза и истово
приложился к храмовой иконе. Сигизмунд прикладываться не стал, мял шапку, ждал
Федора.
Федор явно не знал, чем еще в храме заняться. Постоял, повертел головой по
сторонам. Потом еще раз трижды перекрестился и опять истово приложился к
храмовой иконе. Решительно двинулся к выходу, нахлобучив шапку раньше времени.
Они вышли из храмового помещения на лестничную площадку, пересекли ее и зашли во
второе крыло здания - на кухню. На кухне сейчас никого не было, кроме одной
мрачной тетки в белом, обсыпанном мукой платке. Федор хозяйски оглядел помещение
на предмет возможного возвращения муравьев. Муравьи не возвращались. На всякий
случай Федор осведомился у тетки - как. Тетка подтвердила: неприятеля ни слуху
ни духу.
По всему было видно, что Федора здесь знают. С кухни гнать не торопились.
Наметанным глазом Сигизмунд мгновенно выхватил белеющий в углу "Восход-40" -
кошачий гальюн. Швейковские задатки бойца Федора приятно радовали сердце.
Мьюки имелась тут же - сидела, задумчиво глядя на собственный хвост. Была
раскормлена и пушиста. В ответ на "кис-кис" Сигизмунда одарила его холодным,
презрительным взглядом. Встала, потянулась и пошла куда-то по своим делам.
- Ну что, - бодро сказал боец Федор, - здесь, вроде бы, все в порядке. Идемте,
Сигизмунд Борисович.
Сигизмунд неловко сказал "до свиданья", на что тетка никак не отреагировала, и
они с Федором затопали вниз по лестнице.
- Я гляжу, Федор, ты здесь совсем уже своим заделался, - заметил Сигизмунд.
- Ну... хожу, - сказал Федор. - Взял индивидуальное шефство. Меня отец Никодим
на исповедь таскал. Я вам, Сигизмунд Борисыч, так скажу: с парашютом прыгал
ночью - ничего не боялся, а тут чуть не обоссался с перепугу.
- А чего обоссался-то? - спросил Сигизмунд.
- Сходите сами и узнаете, - ответил Федор нагло. И без всякого перехода
осведомился: - А вы, кстати, хоть крещеный?
- Вроде.
- Вроде у бабки в огороде. Воцерковляться надо, не то пропадете. По себе понял.
И снова они медленно ползли вдоль Обводного. В районе "Красного треугольника",
теперь просто "Треугольника", попали в пробку и заглохли вовсе. Постояли,
позлились. И тут заметили, что судьба остановила их как раз возле большой
железной двери с надписью "Скупаем книги". Всю жизнь живя в России, оба давно
усвоили закон: не та надпись истинна, что золотыми буквами по граниту выбита, а
та надпись истинна, что авторучкой да кривыми буквами на картонке накарябана.
Именно так и выглядела надпись "Скупаем книги", почему и Сигизмунд, и Федор
ощутили вдруг необоримое влечение к железной двери.
Кое-как притерли машину к тротуару, припарковались и решительно направились в
помещение.
Лавочка гостеприимством не блистала. Дверь была мощной, за дверью громоздились и
чудом не падали пыльные стопы увязанных на макулатуру книг: от желтых брошюрок
Апрельских тезисов до глобальных собраний Карла Маркса и решений съездов КПСС.
Пролавировав между стопками, они выбрели в закуток, где имелись два крупных,
ханыжистого вида молодых человека. Они о чем-то дружески беседовали, обильно
уснащая речь матерком.
Сигизмунд с Федором быстро переглянулись. Сигизмунд сразу направился к полкам,
ломившимся под тяжестью книг.
Федор повел плечами и пружинящим шагом направился к молодым людям. Те мгновенно
прекратили разговор и воззрились на Федора. Явно узнали своего, потому что
воззрились без напряга, почти приветливо.
Сигизмунд поначалу краем глаза поглядывал на Федора, а потом и вовсе поглядывать
перестал. Боец делал свое дело споро, из закутка уже доносился приглушенный
хохот (небось, про шурина рассказывал). Потом удивленное восклицание Федора: