диво тучная и бескрайне обширная. У Теодобада кувшин есть ромейский,
тот, что с гримой. Очень, мол, голова на гриму ту похожа. И не обратил
ли внимание Агигульф - не было ли кувшина при чужаке? Ибо ведомо, что
кувшины они изготавливают во множестве.
на плечах кувшин с гримой носит. Он, дядя Агигульф, такую вещь, как кув-
шин, всяко бы не просмотрел. Не было при чужаке кувшина.
не ромей был.
ру бродит. Не то важно, кто был этот чужак. То важно, отчего он в камы-
шах таился. И сколько их там таилось. И для чего таились. Боялись ли нас
или же что-то вынюхивали?
никто правдивому рассказу не поверил. А он, дядя Агигульф, еще раз гово-
рит: по всему видать - вынюхивают эти чужаки что-то.
реминались с ноги на ногу.
шено было-таки к Теодобаду посылать с недоброй вестью. И непременно го-
лову и меч в дружине предъявить.
он о воинах, которые трофеи свои легкомысленно другим доверяли и через
то немалый ущерб претерпевали. И вызвался сам в бург ехать, дабы с дра-
гоценной головой не разлучаться. Да и с любимым вождем повидаться хоте-
лось дяде Агигульфу.
его, Валамира, очень уважает и к его советам прислушается.
гульфом утруждать? Можно сразу Снагу брехливого с Ахмой-дурачком отпра-
вить. Уж их-то Теодобад послушает! Уж их-то Теодобад уважает!
добаду. Чтоб дурацких выходок себе не позволял. Вот он бы, Хродомер, сам
поехал, да село без присмотра как оставишь? Пускай Оптила, сын его,
едет. Агигульф пускай мертвую голову Оптиле передаст, а Оптила ее отве-
зет и Теодобаду предъявит. И все, как надо, объяснит.
сразу и решит: не иначе как новое озорство затеяли молодцы. И на голову
чужакову лишь как на озорство глядеть будет. А мы через то можем и своих
голов лишиться. Пусть Оптила едет.
присмотра оставить не может? Сказал бы прямо: из-за своего колодца с
плохой водой от косогора с заветными лопухами отдалиться ему, Хродомеру,
боязно. Всем ведь ведомо, что не любит Теодобад Оптилу. Ибо копание в
навозе предпочел Оптила подвигам ратным.
добад при дружине своей. Дивился, как у отца, столь войнолюбивого, сын
такой уродился. И много времени потратил в бурге Рагнарис, чтобы Теодо-
баду растолковать: в молодости, мол, да - войнолюбив был Хродомер, но
как колодец выкопал, так к подворью и прикипел, точно каша к горшку. Не
отскребешь. И сына такого же выпестовал, той же колодезной водой выпоил.
озорство одно. Но это оттого, что кровь молодая в них играет.
зал вдруг:
Палкой стукнул и громко заговорил, что во всем ему хродомеровы козни
внятны. Не обмануть его Хродомеру. Не опутать Хродомеру его, Рагнариса,
речами хитрыми. Не быть по-хродомерову. На алариховом холме тыну быть, а
не на хродомеровом косогоре.
дом. И пусть эти два славных Агигульфа голову чужака предъявят и меч
предъявят и поведают, как все было. Пусть, мол, дядя Агигульф говорит, а
Агигульф-сосед пусть свидетельствует и подтверждает.
минать неустанно. Мол, еще Аларих, отец Теодобада, людей обещал дать и
помочь тын возвести. Вторым бургом наше село сделать намеревался. Да
только пал геройски и кроваво, обещание свое исполнить не успев.
роду выпятив, вызывающе уставился.
только тын у меня на косогоре ставить надо. Место там сухое и простор-
ное, общий амбар есть где возвести.
рекаться: где, мол, тын лучше ставить? Едва до драки не дошло.
вая Фрумо остались на хозяйстве.
той, как и ее муж, только на свой, на бабий, лад. Женщины у реки об этом
судачили.
уже заметен был. Дядя Агигульф говорит, что неведомо, кто ее обрюхатил.
На тинге, где его, дядю Агигульфа, в подвиге этом обвиняли, так и не
дознались. Так что отцом ахминого ребенка и Вотан мог быть, Странник.
тавалось уже недолго.
в рассказе о том, как ее обрюхатили, поначалу долго и косноязычно про
свое скучное бытье в тот зимний день толковала - что видела, что ела -
но только до того доходила, что смеркаться начало и к реке она пошла. А
после хихикать принималась.
то эдак к ней подходили, но только все без толку.
нать берется. Ибо не умеет Ильдихо подход к Фрумо найти. А она, Брустьо,
хоть к кому подходы сыщет. И пошла, да только у Брустьо тоже ничего не
вышло. Фрумо вдруг кричать начала и из криков ее так выходило, что
Брустьо во всем виновата, и в позоре фрумином, и в животе ее огромном.
Фрумо дорожку мостила, Хродомер у себя на косогоре с сыном своим Оптилой
лютовали, били всех и своим бабам настрого запретили к Агигульфу-соседу
на двор соваться.
Хродомер следы заметает. Видать, чуял правду Велемуд, хоть и никудышный
он мужик.
на Фрумо оставлять. Но в бурге, помимо прочего, у него свои надобы были.
случится - а мы, мол, за твоим домом приглядим.
Гизульфом, улучив момент, к Ахме отправились - поглядеть, как он с хо-
зяйством управляется. Ахма у плетня стоял, в носу пальцем ковырял, гор-
дый был. Объявил нам важно, что он, Ахма, теперь тут полновластный хозя-
ин.
ми руками и заговорила с Ахмой: дескать, богатырь мой курочки хочет, ку-
рочки.
плетня рос, затаились.
ху и давленых яйцах - неловко по курятнику шарил. Мы с Гизульфом от сме-
ха давимся: зачем в курятник лазить, если куры по двору ходят!
сверху камнем, будто снасильничать хотел, за крыло ее схватил. Она давай
другим крылом бить. Гизульф глядел, себя за руку грыз, чтобы со смеху не
завопить. Тут Ахма закричал Фрумо:
нет никого!..
он будто не замечает. В доме походил, уронил что-то, после снова на