улицу. За спиной на гранитных полированных плитах величавого подъезда -
надраенные до нестерпимого сияния бронзовые доски: "Министерство внутренних
дел Российской Федерации".
сослуживцев - они все были мне рады. Мы шутили, и сетовали, и советовались -
но ни одного словечка сверх того, что я и сам знал, я не услышал. Хорошо, я
разузнаю, выведаю, сыщу, пойму все сам. И в этой кошмарной игре в "жмурки",
где уже и так было дополна жмуров, моим единственным помощником оставался
Пит Флэнаган, который издалека кричал мне электронным голосом: "холодно!",
"теплее!", "еще теплее!"...
площадь погнал в задушенный автомобильными пробками центр. Отдуваясь,
добрался до Дмитровки и вошел в проходную рядом с воротами, украшенными
красной вывеской с раскоряченным лохматым орлом и грозными словами -
"Генеральная прокуратура Российской Федерации". Показал удостоверение на
вахте, вышел во внутренний двор и уже направился к главному подъезду, когда
в кармане раздался звонок мобильного телефона.
через плечо:
лопатками. Захлебываясь ветром, он вопил в мое ухо:
заканчивающийся служебным въездом на территорию Центрального парка. У будки
со шлагбаумом остановились - все честь по чести, пошутили с охранником в
традиционной боевой униформе, подарили ему на память полсотенку, и вперед -
с песнями и танцами.
по вертикальной стене". А там, в ограде, под старыми тенистыми деревьями уже
стоит ржавый "ровер" с фургоном-прицепом. И за столиком восседает в
полотняном креслице, нервно попивает пиво Карабас. Я заглушил мотоцикл, взял
за плечи мальчишку:
голову, проговорил почтительно:
навстречу, пенсне свое золотое фасонное сдрючил с носяры - хотел, наверное,
получше рассмотреть нас, убедиться. Потом обнял меня - как асфальтовым
катком расплющил - счастливо захохотал: - Учитель, воспитай ученика, чтоб
было у кого потом учиться!
Ваньке:
тяготение. Он научил меня ездить по стене.
Ванька.
в фургон-прицепчик.
дощатой круглой арены - черно-желтый трековый мотоцикл "индиана". Ванька
крепко схватил меня за рукав:
Ванька не мог говорить - только мотал головой из стороны в сторону. У меня
нет детей, и братьев меньших у меня не было - сам я подкидыш от дорогой
маманьки-Родины. Сильное это, видать, чувство. Если, конечно, сподобен ему.
А-а, что там мне еще рассуждать об этом!
негромко, без нажима: - Там, наверху, не передумаешь?
мной в школе смеются... Иваном Калитой зовут, царевичем всея России
дразнят... Я с тобой ничего не боюсь... Лучше со стены грохнуться...
запаникуешь - не грохнемся.
Ванька.
Карабас вывез на вертикаль, я чуть штаны не обмочил...
глушителем зычно кашлянул, еще раз, еще, потом оглушительно заревел,
забился, загрохотал страшным утробным голосом. Я уселся в седло - широкое,
удобное, желтой кожи "харлеевское" седло, которое я когда-то украл для
Карабаса с милицейского патрульного мотоцикла, примерился поудобнее и
почувствовал, что и сам сильно волнуюсь.
чего-нибудь боится. Побеждает тот, кто сильнее своего страха... Давай
садись!
от ужаса... А потом открывай помаленьку. Руки положи на руль. Не цепляйся,
как утопленник... Дыши глубже... Смотри перед собой... Мгновенно делай что
скажу. Не бойся, сынок! Ты сильнее страха... Твои дураки-телохранители этого
не смогут... А ты можешь... Помни об этом... ты сильнее! Чемпионами жизни
становятся те, кто сильнее своего страха... Поехали, Ванька, вверх! Помни,
ты уже прыгнул выше себя...
прокрутилось колесо, и он плавно поехал по кругу, перещелкивая, как на
ксилофоне, досками арены. "Индиана" описала первый циркуль, вышла бойко на
второй круг, скорость растет, мелькают наборные доски гоночной бочки, мы уже
обгоняем треск мотора и сизый дым выхлопа, и вот тут легкий доворот руля -
aп! - и мы выскочили на бортовой пологий скат арены, мотоцикл круто, почти
падая, нагнулся внутрь бочки, подскок - an! - ц "индиана" мчится по
вертикальной стене!
фантастического ощущения невесомости и бешеного движения, зачеркнувшего силу
земного притяжения.
я снова принял чемпионский старт.
рассекаемого воздуха. - Держи!.. Управление - у тебя! Не бойся - я страхую!
Не бойся ничего!.. Никогда!.. Держи!..
кольцевой дороге волшебные зигзаги ни с чем не сравнимого иррационального
счастья.
этажа:
бумажками и сотовыми телефонами в трясущихся руках бегали по коридору. Из
большой приемной Серебровского доносился слитный шум шепчущего, бормочущего
разноголосья, треск пейджеров, звонки телефонов, механическое мяуканье
биперов. Чиновничью братию раздирало одновременно желание продемонстрировать
свое усердие и страх обнаружить свою никчемность в критической ситуации, их
манила мечта деловито промелькнуть перед грозным оком босса и ужас попасть
ему под горячую руку.
разговор с кем-то и положил трубку, а Серебровский сидел верхом на стуле
посреди комнаты. Он поднял взгляд на меня, кивнул и показал на пустое кресло
напротив.
мудаков! - Потом повернулся к Сафонову: - Ну, что обещает наша
краснознаменная ментура?
патрульным рассылаются фото и описания Ваньки и Кота. Я подключил РУОП, и
дана команда всем муниципалам.
кажется, вы зря это делаете... Серебровский грозно обернулся ко мне.
хотя бы до вечера... - Я старался держаться спокойно.
Серебровский. - Ты понимаешь, что я полностью в руках у Кота? Что сейчас он
волен мне предписывать все, что захочет?