Чтение 48–й страницы книги ~Никто, кроме тебя~

переодеться лучше станет.

- Проблема в том, что смены под рукой нет.

- Можем домой ко мне заезжать, свой брюки-рубашка вынесу.

- К тебе заезжать не надо, зачем семейство будить? И одежду твою не
надену, признают чья - пожалеешь, что одолжил. Вообще лучше помалкивай о
нашей теперешней встрече. Даже во сне не вспоминай.

Ариф вернулся из аптеки с бинтами. Переместившись на заднее сиденье,
Комбат сноровисто обматывал себе торс, потом ноги от щиколоток. Колени
оставил свободными, чтобы перевязка не сковывала движения.

- Ничего я тебе не напоминаю? Как насчет египетской мумии - их,
по-моему, тоже так пеленали.

- Зачем себя с мертвыми сравниваешь? - укоризненно произнес Ариф.

Он причмокнул губами и потянул себя за мочку уха, чтобы порча от
неосторожного слова не заразила заодно и его.

- С одеждой я вопрос решу. Есть у меня другая задача, посложнее.
Микроавтобус ?Мерседес? вишневого цвета, номер ZLK 342C. Не подскажешь,
как быстрее разведать, чей он? Через гаишников?

- Зачем, к Арифу обращайся. Ариф уже сколько лет по городу колесит.
Цвет такой красный-красный?

- Вишневый, - терпеливо повторил Рублев.

- Красных микроавтобусов всего три ?Мерседеса?, если только за
последний время никто новый себе не пригонял. Один у директора
Центрального рынка, другой у нефтяной компании, где нашего президента
сын начальник. Третий.., третий магазин ?Атлантик?. Помнишь я рассказал
- самый дорогой в городе, одежда простой человек не по карману.

- Ты еще видел, как араб оттуда выходил.

- Из магазина? Да, конечно. Больше не видел, только один раз. И сюда
в ресторан пока не заходит. Импортный машин здесь у нас много, а
микроавтобус мало совсем. ?Мерседес? вишневый только эти три - сто
процентов. Если никто себе новый не пригонял.

***

За полчаса до открытия магазина Рублев стоял на крыше здания, возле
отверстия неширокой крашеной трубы. Вентиляционная система. На каждый из
просторных торговых залов потребовалось бы черт знает сколько
кондиционеров. Здесь ограничились вентиляцией - для более эффективной
тяги такие трубы обязательно выводятся вверх, на крышу.

Недалеко от выходного отверстия стоит стальная решетка. Установлена
между отдельными секциями трубы, вмурована в кирпич. Если б стояла
сверху, ее бы гораздо проще было выломать. А там, двумя метрами ниже, во
что прикажете упереться - в гладкие стенки? Или встать ногами на решетку
и вырывать ее вместе с самим собой?

Комбат соскользнул вниз, разобрал стяжки, соединяющие две секции
вентиляционной трубы. Вылез обратно на крышу и стал осторожно вытягивать
двухметровый кусок, чтобы не быть замеченным снизу. Вытягивал и
одновременно сгибал - благо оцинкованная жесть легко поддавалась.

Теперь открылся неширокий проем в кирпичной кладке и это уже
устраивало Комбата гораздо больше. Здесь ему было во что упереться.
Вооружившись заранее заготовленным небольшим обрезком арматуры, он стал
аккуратно расковыривать кладку возле решетки. Поднял наверх пять
кирпичей, потом еще пять. Бережно достал решетку. Теперь вперед и вниз.

Главное, притормаживать, чтобы не разогнаться, как на аттракционе, и
не вылететь случайно в торговый зал. Канал идет вертикально вниз, потом
загибается. Как он проходит, над какими помещениями - заранее не
угадаешь.

Рублев стал медленно, бесшумно опускаться, упираясь ладонями и босыми
пятками в гладкую внутреннюю поверхность трубы, нащупывая стыки. Услышав
голоса, он притормаживал, ждал. Потом двигался дальше.

Трудный вертикальный участок закончился, вентиляционный канал вышел
на уровень зала и теперь приближался к нему по горизонтали. С черепашьей
скоростью Рублев дополз почти до самого конца.

Здесь тоже вмурована решетка, но она пускай стоит: зал его интересует
меньше всего. Торговля уже началась, слышны отголоски разговоров и
шарканье ног. Теперь можно перевести дух, дать передохнуть подпаленной,
ставшей чувствительной коже. Бинты, конечно, смягчают касание, но все
равно все тело зудит. Саднит каждый участок кожи, даже те, которые не
тронул огонь.

Из глухо доносящихся разговоров он мало что понимал. По тону можно
догадаться - ничего особенно важного. За два часа лежания на животе и
осторожного ползания взад-вперед, он уже различал действующих лиц по
голосам и звуку шагов. Бойкий, скорее всего, менеджер. Немногословный,
чьи шаги монотонно удаляются и возвращаются, похоже, охранник. Молодой
женский голос, отвечающий на телефонные звонки может принадлежать
секретарше или сотруднице низшего звена, дающей справки по телефону
насчет товаров и услуг.

Звяканье чашки о блюдце, запах кофе. Имя Муса. Не такое уж редкое, но
сейчас оно заставило насторожиться. Так звали человека, который
контактировал с таможенниками по поводу контрабанды - то ли оружия, то
ли боеприпасов.

Явился кто-то новый, с ним почтительно здороваются. Говорит медленно,
с большим акцентом. Знакомый, черт возьми голос. Да это араб - один из
тех двоих, чью беседу Комбат слышал за ресторанным столиком. Теплее,
теплее...

Может, стоило и сюда вломиться, как в таможню? Нет, интуиция
подсказывает, что здесь такое не пройдет. Надо потерпеть, не имея
возможности ни кашлянуть, ни покурить.

"Вот снова ?друг? проследовал мимо - ты уже фиксируешь его походку.
Неспроста ты обратил на него внимание. Удивительно, как судьба дает тебе
в руки шанс. Только человек, как правило, оказывается не готовым его
использовать. И приходится потом добиваться - потом, кровью. В горле
першит от дыма, хочется выкашлять последние его остатки. А твой араб с
кем-то разговаривает, перешел на родной язык. На этот раз уже собеседник
запинается время от времени, поправляет сам себя?.

Узкая, шириной с лезвие ножа щель - стык между секциями трубы. Если
прильнуть к ней глазом, кое-что можно разглядеть. Светло-зеленый цвет -
цвет стены? Промелькнул темный и снова восстановился светло-зеленый. Нет
ничего тяжелее ожидания, когда от тебя мало что зависит. Даже голову
неудобно наклонить, чтобы взглянуть в прорезь под другим углом.

Чьи-то темные густые волосы на макушке. Ладонь, странно сморщенная, -
все, ушла в сторону. Ладонь не старого человека, не морщинистая. Чем-то
напоминает виденное на свалке - сплошные оболочки, все внутри иссушено и
выпито солнцем. ?Сморщенный как сухофрукт? - так, кажется говорила
девушка-декларант. Если у этого типа и лицо такое же, значит она
выразилась очень точно.

Проскочило новое имя - Иван. Это еще о ком? Кажется, разведку пора
заканчивать. И переводить разговор на понятный язык.

Глава 7

Под утро летчик видел зарево пожара и дым - из-за переменного ветра
он поднимался в небо отдельными седыми космами. Пожар не вызвал большого
интереса, любая свалка загоралась раз в полгода.

Двумя часами раньше летчик посадил ?винт? на идеальной площадке -
горном лугу, укрытом со всех четырех сторон. Там, в царстве тени, трава
уцелела во всем великолепии. Она была низкорослой, словно подстриженная
газонокосилкой, не полегла от внезапного вихря, а только причесалась,
будто гребешком. При свете луны она выглядела голубой.

Повалился на луг и долго катался вправо-влево. Потом уткнулся в траву
лицом и застыл. Тикал внутренний счетчик, не глядя на часы, лежащий
ничком человек мог сказать, что прошло пять с половиной минут после
посадки.

Он мысленно проклял эту свою не так давно приобретенную способность,
поставил будильник наручных часов на 2:30, чтобы не думать больше о
времени.

Летчик скинул ботинки, сделал несколько шагов босиком и вдруг
подумал, что насилует заповедный луг, как насилуют в темноте случайно
встретившуюся на дороге женщину.

Жадно, второпях. Сам он никогда не брал женщину против ее воли, даже
не представлял, как это делается, но именно такое сравнение пришло ему в
голову.

Он присел на корточки, стал разглаживать траву ладонями, словно
извиняясь за свой натиск. И впервые за многие месяцы ощутил смертельную
усталость в каждой клетке...

Взлетев, сделал несколько кругов над лугом, уже потонувшим в темноте,
словно опустившимся на дно. Безумно хотелось взять с собой в кабину
пахучей травы, чтобы днем увидеть сон о детстве, о коротком и прохладном
северном лете. Но он не посмел сорвать даже стебелек.

Через два часа после взлета добрался до огромного клюва Апшеронского
полуострова. Слева по курсу заискрилась россыпь драгоценных бисеринок -
фонари еще спящей окраины Баку. Справа космы дыма над свалкой напомнили
войну, технику, горящую на жарких полях восьмидесятых годов.

Здесь это всего лишь мусорная свалка, здесь все сдано по доброй воле
и сражаться не с кем. Его оставили в покое, считают чокнутым. Партия
давно сыграна, а он вцепился в свои фишки и бегает кругами, чтобы не
отняли...

***

Они лежали на одной подстилке, в зарослях сорняков. Солнце стояло